Баттьяни, Лайош

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лайош Баттьяни

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет работы Миклоша Барабаша</td></tr>

Премьер-министр Королевства Венгрия
 
Смерть: Пешт

Граф Лайош Баттьяни де Неметуйвар (венг. Németújvári gróf Batthyány Lajos, 10 февраля 1807, Прессбург — 6 октября 1849, Пешт) — венгерский политик, глава правительства Венгрии во время Венгерского восстания 1848—1849 годов.



Биография

Происходил из магнатского рода Баттьяни. Поступил на военную службу, однако уже в 1827 году уволился, чтобы защитить диссертацию по праву в Загребском университете и лично заняться управлением своих поместий. Через несколько лет избран в Верхнюю палату Венгерского парламента и начал участвовать в деятельности национально ориентированных кругов, стремившихся к отделению Венгрии от Габсбургской монархии.

7 апреля 1848 года император Фердинанд I назначил его первым премьер-министром парламентского правительства Венгрии.

Баттьяни оказался способным лидером, однако был вынужден выбирать между лояльностью монарху и сторонниками независимости Венгрии. Баттьяни встал на сторону сторонников независимости и стал одним из лидеров революции. Ранен в сражении, взят в плен. При помощи переданного супругой кинжала пытался совершить самоубийство (нанеся себе несколько ран в шею), но выжил и на следующий день был расстрелян по обвинению в государственной измене[1]. Похоронен на будапештском кладбище Керепеши.

Был одним из трёх венгерских патриотов, которым Ференц Лист посвятил своё известное произведение для пианино «Траурный марш» (Funérailles) с подзаголовком «Октябрь 1849».

В его честь названа площадь в Буде напротив здания парламента на берегу Дуная и прилегающая станция метро. В 2002 году в Венгрии открыт Юридический колледж им. Лайоша Баттьяни.

В советской литературе о Венгерском восстании 1848—1849 годов роль Баттьяни, занимавшего либерально-реформаторские позиции, принижалась по сравнению с более радикальными деятелями Кошутом и Петёфи.

Напишите отзыв о статье "Баттьяни, Лайош"

Примечания

Ссылки

  • Лайош Баттяни — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.batthyany.org Сайт рода Баттяни]
  • [istmat.info/node/28171 Авербух Р. А. Революция и национально-освободительная война в Венгрии в 1848-49 гг. (М.: Наука. 1965)]
  • [istmat.info/node/28494 Дьердь Шпира. Четыре судьбы: к истории политической деятельности Сечени, Баттяни, Петефи и Кошута]/ перевод с венг. (М.: Прогресс. 1986)

Отрывок, характеризующий Баттьяни, Лайош

Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.