Клаво, Андре
Андре Клаво |
Андре́ Клаво́ (фр. André Claveau, 17 декабря 1911, Париж — 4 июля 2003, Брассак) — французский певец и киноактёр, популярный в 1940-60-х годах.
Содержание
Биография
Начинал свою карьеру как дизайнер ювелирных украшений, декоратор и художник афиш. В 1936 году выиграл конкурс певцов-любителей. Успех к Клаво пришёл во время Второй мировой войны. После освобождения Парижа в 1944 году он стал работать на радио. Завоевал популярность, особенно у женской аудитории, благодаря мягкому тембру и сентиментальным песням. Он становится одним из самых популярных французских шансонье, а также много снимается в кино. Стал победителем третьего конкурса песни Евровидение в 1958 году, исполнив песню «Dors mon amour».
В конце 1960-х годов отошёл от публичной жизни и до конца своих дней жил отшельником в городке Брассак.
Фильмография
Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
---|---|---|---|---|
1938 | ф | Champions de France | ||
1947 | ф | Le destin s'amuse | Ричард | |
1947 | ф | Gai Paris | ||
1948 | ф | Amours de vacances | ||
1949 | ф | Les Vagabonds du rêve | ||
1949 | ф | La kermesse en chansons | ||
1950 | ф | Под небом Парижа | Sous le ciel de Paris | |
1950 | ф | Fusillé à l'aube | ||
1950 | ф | Vedettes en chansons | ||
1951 | ф | Cœur-sur-Mer | ||
1951 | ф | Нет отпуска для господина мэра | Pas de vacances pour Monsieur le Maire | Филипп Лебон, певец |
1952 | ф | Восьмое искусство и манера | Le Huitième Art et la manière | |
1952 | ф | Les Surprises d'une nuit de noces | ||
1952 | ф | Однажды с вами | Un jour avec vous | |
1953 | ф | Rires de Paris | ||
1953 | ф | Путь счастья | La Route du bonheur | в роли себя |
1955 | ф | Французский канкан | French Cancan | Поль Дельме |
1955 | ф | Les héros sont fatigués | ||
1960 | ф | Prisonniers de la brousse | ||
1974 | ф | Лакомб Люсьен | Lacombe Lucien |
Напишите отзыв о статье "Клаво, Андре"
Примечания
Ссылки
Это заготовка статьи об актёре или актрисе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Клаво, Андре
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.