Галль, Франс

Франс Галль France Gall
Основная информация
Имя при рождении	Изабель Женевьев Мари Анн Галль
Дата рождения	9 октября 1947(1947-10-09) (76 лет)
Место рождения	Париж, Франция
Годы активности	1963—1997
Страна	Франция Франция
Профессии	певица
Жанры	йе-йе поп-музыка
Лейблы	Warner Music Universal Music

Франс Галль (фр. France Gall, наст. имя Изабель Женевьев Мари Анн Галль (фр. Isabelle Geneviève Marie Anne Gall), род. 9 октября 1947, Париж) — французская певица. Начиная с 1963 года выпустила несколько хитов, в 1965 году победила на конкурсе Евровидение, однако к концу 1960-х годов её популярность постепенно прошла и возобновилась лишь после начала сотрудничества с композитором и певцом Мишелем Берже в 1974 году. После этого её карьера набрала новую высоту на следующие двадцать лет.

Биография

Её отец Робер Галль (1918-1990) – певец и поэт-песенник, писавший тексты для Эдит Пиаф и Шарля Азнавура (знаменитая «La Mamma» принадлежит его перу). Мать Сесиль, урождённая Бертье – дочь Поля Бертье (1884-1953), одного из основателей церковной школы пения Les Petits Chanteurs à la croix de bois. У неё также есть старшие братья, близнецы Патрис и Филипп. В доме родителей Изабель постоянно видела многих артистов, среди которых были Юг Офрэ, Мари Лафорэ и Клод Нугаро. Будучи ребёнком, она часто сопровождала отца за кулисами знаменитого мюзик-холла Олимпия. Иногда отец даже позволял ей прогуливать школу, чтобы отвезти её на концерты Пиаф, Беко или Азнавура в Брюсселе. В пять лет Изабель начинает брать уроки игры на фортепиано, к одиннадцати годам осваивает гитару. В тринадцать-четырнадцать лет создаёт группу вместе с братьями, и они начинают играть на семейных торжествах и на пляжах летом. В семейном кругу малышку Изабель все называют «Бабу» (и по сей день многие поклонники называют её так). Отец же прозвал дочь «маленьким капралом» за её твёрдый характер.

Начало карьеры

Во время пасхальных каникул 1963 года Изабель записывает по просьбе отца несколько песен, которые тот затем даёт послушать музыкальному издателю Дени Буржуа. 11 июля того же года для девочки было устроено прослушивание в театре на Елисейских Полях, и вскоре её отец подписывает контракт с фирмой Philips (поскольку юная певица была ещё несовершеннолетней и сама не могла этого сделать), а Дени Буржуа становится её арт-директором. Изабель записывает четыре песни вместе со знаменитым джазменом и композитором Аленом Гораге, работавшим с Борисом Вианом. По настоянию выпускающей компании, Изабель приходится взять сценический псевдоним Франс, поскольку в то время уже была знаменитая певица по имени Изабель – Изабель Обре. «Я всегда была против Франс, я считала, что это слишком грубо. Изабель… оно мне соответствовало, оно мне нравилось. Так что… не знаю, что должно было произойти, чтобы я начала любить своё имя, но теперь я – Франс Галль. Это в точности я», – скажет она много лет спустя.
В день своего шестнадцатилетия, 9 октября 1963 года, Франс получает неожиданный подарок – её песню Ne sois pas si bête впервые передают по радио. Песня сразу же попадает на 44 место хит-парада Salut les copains.
Дени Буржуа приходит в голову замечательная мысль – познакомить Франс с другим своим протеже, Сержем Генсбуром, чья карьера в тот момент застыла на месте. Он предлагает Сержу писать для Франс. Таким образом на второй пластинке Франс, вышедшей в марте 1964 года, заглавной песней стала написанная Генсбуром N'écoute pas les idoles, сразу вошедшая на 9 место хит-парада. Позже Франс скажет об их совместной работе: «Сержа Генсбура мне было приятно видеть, потому что я им восхищалась, и мне нравилось то, что он пишет. И мне очень нравились его застенчивость, его элегантность и его воспитание. Это отношение было очень-очень приятным. […] На меня производило большое впечатление, что этот мужчина работает для меня и интересуется мной».
Франс тем временем бросает лицей, в котором её, впрочем, оставили на второй год (что отчасти поспособствовало её желанию попробовать себя в роли певицы), и полностью посвящает время своей карьере.
21 марта 1964 года журнал Paris Match посвящает ей первую статью. Параллельно певица начинает выступать на сцене. Её первое выступление состоялось 14 апреля 1964 года в Брюсселе, в первом отделении концерта Саши Дистеля.
Будучи окружённой профессиональной командой композиторов и поэтов, Франс будет крайне трудно отстаивать выбор своих песен, но, тем не менее, именно благодаря им у неё будет репертуар, написанный специально для неё, в то время, как другие звёзды йе-йе перепевали англоязычные хиты.
«Если исполнительница не пишет слова и музыку, и к тому же ещё перепевает чужие песни, не создаёт песню – она не представляет особого интереса», - скажет Франс позже .
В 1964 году в свет выходят синглы с песнями Jazz à gogo, Mes premières vraies vacances, хит лета от Сержа Генсбура - Laisse tomber les filles, Christiansen. Музыкальный стиль Франс будет отныне колебаться между джазом, детскими и двусмысленными песнями.
В конце 1964 года Франс подчиняется просьбам своих менеджеров и записывает сингл для детей, среди которых – песня, написанная её отцом и композитором Ж.Лиферманом - Sacré Charlemagne, которую она записывает против своей воли. «Мне было плохо от Sacré Charlemagne, я помню, мне она совсем не нравилась. Мне она не нравилась, и тем не менее, я позволила ей выйти. До такой степени я не владела ситуацией».
Сингл с песней Sacré Charlemagne имел оглушительный успех среди школьников не только во Франции, но и в Японии, США, Африке и многих других странах, и был продан тиражом более 2 миллионов экземпляров. Песня даже стала гимном молодёжного движения в Алжире.

Евровидение

В начале 1965 года Франс была выбрана, чтобы представлять Люксембург на конкурсе песни Евровидение. Из 10 предложенных ей песен она выбрала Poupée de cire, poupée de son Генсбура. 20 марта она вместе с Сержем Генсбуром и Аленом Гораге приезжает в Неаполь, где в тот год проходил конкурс. Песня была освистана на репетициях, и во время конкурса Франс будет нетвёрдым голосом исполнять её перед 150 миллионами телезрителей со всего мира (включая СССР), как она сама говорит, «вопреки и против всех». И победа досталась ей, несмотря на то, что все прочили первое место её английской конкурентке.
Успех песни был огромен, и Франс записала её на немецком, итальянском и даже японском языках.
(Кстати, в 1968 году Муслим Магомаев записал песню Poupée de cire, poupée de son на русском языке (Восковая кукла).)
Летом Франс уезжает в многомесячное турне, параллельно продолжая записывать новые хиты, среди которых - Attends ou va-t'en, Nous ne sommes pas des anges, L'Amérique. В ноябре выходит сингл с вышедшей из-под пера Генсбура песней Baby Pop, ставшей первой её песней с довольно жёстким текстом, чья резкость была, впрочем, не столь очевидна, поскольку шла из уст восемнадцатилетней девушки.
В 1965 году в США была показана одна из телепередач Жана-Кристофа Аверти с участием Франс. Её замечает Уолт Дисней и предлагает ей роль в музыкальном фильме Алиса в стране чудес, который он собирался снимать. Это был единственный кинопроект, на который певица согласилась, хотя всегда просила своё окружение «помешать ей сниматься в кино». Однако смерть Диснея в декабре 1966 года помешала реализации этого проекта.

Леденцы

В марте 1966 года Франс записывает свой очередной сингл, заглавной песней с которого становится «Les sucettes» Сержа Генсбура. Впервые услышав песню, Франс нашла её очаровательной — в ней говорилось о девочке Анни, очень любящей анисовые леденцы. Однако когда пластинка уже вышла в свет и песня стала хитом, вокруг Франс разгорелся настоящий скандал — в невинном на первый взгляд тексте содержался вполне недетский подтекст. Когда Франс поняла это, для неё это стало шоком. В течение многих месяцев она оправлялась от такого предательства со стороны её окружения и Сержа Генсбура в частности. «Я не люблю провоцировать скандалы. Я люблю, когда меня любят», — скажет она в 1968 году по этому поводу. А много лет спустя вновь вернётся к этой теме: «Я бы никогда не стала петь эту песню, если бы мне объяснили её смысл».
Отныне у неё долгое время не будет хитов, а её творческий союз с Генсбуром, хоть и не распадётся ещё какое-то время, уже больше не будет успешным (Франс не прекратила работать с Сержем и не сказала ему о своей обиде, но «зло уже было сделано»).

Теперь во всех песнях Франс, даже написанных не Генсбуром, будут видеть корыстные намерения. Например, за песню «Bonsoir John John», посвящённую сыну Джона Кеннеди, певицу будут обвинять чуть ли не в некрофилии.

Даже её детские песни, записанные в 1967 году, будут критиковать, подозревая в низменных подтекстах (например, «Les Leçons particulières»). Не улучшали дело и мизансцены передач с её участием: Жан-Кристоф Аверти в своей программе «Les raisins verts» проиллюстрировал детскую песню о потерянной и вновь найденной собачке («J’ai retrouvé mon chien»), дав Франс в руки поводок с мужчинами, ходившими на четвереньках.

Постепенный закат карьеры

В начале 1967 года выходит дуэт Франс с Морисом Биро, La petite – песня о девочке, в которую влюбляется друг её отца. Естественно, что подобная тема не приносит пластинке успеха, хотя на ней присутствовала также весьма поэтичная Néfertiti Генсбура.
Следующая её пластинка будет записана при участии английского композитора и аранжировщика Дэвида Уитэйкера. Новые авторы – Франк Тома и Жан-Мишель Рива вместе с певцом и композитором Джо Дассеном, напишут для Франс песню Bébé requin, которая затмит все остальные песни с пластинки, включая и генсбуровскую Teenie Weenie Boppie, в которой тот выступил против употребления ЛСД. Этот провал уязвит Сержа и ознаменует собой окончание их сотрудничества.
В личной жизни Франс также происходят изменения: летом 1967 года она бросает, после трёхлетнего бурного романа, певца Клода Франсуа, из-за сложного характера последнего. Задетый её уходом Клод напишет свою знаменитую Comme d’habitude, которая будет затем перепета на английском языке (My way) Фрэнком Синатрой, Элвисом Пресли и многими другими. Впрочем, Франс отрицает, что эта песня о ней: «Клод говорил мне, что эта песня посвящена мне… быть может, чтобы меня взволновать. Но я не вижу связи между текстом и нашим расставанием. Потому что я не была тем чудовищем, что описано в песне».

Международная карьера

После победы на Евровидении в 1965 году Франс начала записывать песни на других языках. В 1965-1966 гг она записывает песню Poupée de cire, poupée de son на немецком, итальянском и японском языках. Также для Японии была записана песня Le prince charmant, по популярности же в этой стране Франс соперничала с самими The Beatles.
На итальянском языке Франс с 1965 по 1972 год записала в общей сложности 12 песен, 2 из которых, впрочем, так и не были выпущены в Италии. Её хитом в Италии стала песня Джильолы Чинкветти La pioggia (во французском варианте L’orage), с которой Франс в 1969 году выступала на знаменитом фестивале Сан-Ремо.
Для Испании Франс записала в 1969 году три песни, La lluvia (она же La pioggia и L’orage), Hombre chiquitin (Homme tout petit) и Los años locos (Les années folles).
Но самая успешная карьера за пределами родной страны сложилась у Франс в Германии, где она регулярно выпускала синглы с 1966 по 1972 год. Там на певицу работала отдельная команда авторов – композитор и аранжировщик Вернер Мюллер, а также актёр Хорст Буххольц (Великолепная семёрка) и композитор Джорджио Мородер (автор музыки к фильмам Полуночный экспресс, Лучший стрелок). Вот далеко не полный список её хитов в Германии: A Banda (одна из немногочисленных кавер-версий в её карьере), Der Computer Nr 3, Love, l'amour und liebe, Hippie, hippie, Ich liebe dich - so wie du bist, Mein Herz kann man nicht kaufen, а также Haifischbaby (немецкая версия песни Bébé requin), Die schönste Musik, die es gibt (кавер-версия песни Music to Watch Girls By), Was will ein Boy?, Komm mit mir nach Bahia.

Перемены

В январе 1968 года выходит новая пластинка Франс с песней Тома-Рива-Дассена Toi que je veux и великолепно аранжированной Chanson indienne Уитэйкера, тем не менее, сингл не встречает должного успеха.
На следующей её пластинке присутствуют песни разных стилей – джазовая Le temps du tempo, лёгкая Dady da da (эта песня, написанная М.Коломбье, ранее служила позывными для телепередачи Dim, Dam, Dom и была адаптирована для Франс П.Деланоэ), фолковая La vieille fille и стилизованная под классическую музыку Allô! Monsieur là-haut. Однако эта пластинка осталась незамеченной в урагане майских событий того года.
Следующие песни Франс, такие, как чувственная джазовая Y'a du soleil à vendre или милые песенки вроде 24/36 и Souffler les bougies также не повышают интереса к её творчеству.
В конце 1968 года как раз истекает срок действия контакта певицы с фирмой Philips и она, воспользовавшись наступившим совершеннолетием, решает пойти своим собственным путём и расстаётся со своим импресарио Дени Буржуа.

Поиски авторов

В 1969 году Франс подписывает контракт с недавно образовавшейся компанией La Compagnie. Её музыкальным продюсером и арт-директором становится Норбер Саада. С ним Франс начинает свой «переход через пустыню», который продлится вплоть до её встречи с Мишелем Берже. В её записях лучшее зачастую соседствует с худшим, певица не может найти единый стиль.
В 1996 году она расскажет о том времени в интервью журналу Platine : «Как же мне было плохо! Достаточно мучительно в двадцать лет не иметь денег, когда в шестнадцать у тебя их было много».
Хорошие песни остаются незамеченными, как, например, Les gens bien élevés, La manille et la révolution (1969 год), Zozoï, Les éléphants (1970 год). К тому же, La Compagnie вскоре разоряется.
В 1971 году она станет первой французской артисткой, подписавшей контакт с американским лейблом Atlantic. Но даже с такими авторами, как Жак Ланзманн и его C'est cela l'amour (на блюзовую музыку П.-Ж. Боровски) и Этьен Рода-Жиль с его Chasse-neige не спасают положение.
В том же 1971 году Франс вместе со своим братом Патрисом принимает участие в фоторомане в восьми эпизодах для журнала Télé poche. Позже она так прокомментирует это журналистам Platine: «Для меня этот фотороман был деградацией. Следующим этапом стали бы, наверное, съёмки в порнофильме. (Смеётся)»
В 1972 году Франс вновь встречается Генсбуром, думая, что он один может что-то сделать. Он пишет ей две песни: Frankenstein и Les petits ballons (на музыку Ж.-К.Ванье), которые она записывает уже для лейбла EMI-Pathé, но и это не помогает. В то время её арт-директором был Жан-Мишель Рива, но, несмотря на зрелость его текстов, песни 5 minutes d'amour (1972), Par plaisir и Plus haut que moi (1973) также терпят неудачу.
В начале 1974 года Франс снялась в единственном в её карьере короткометражном (25 мин.) телефильме под названием Notre correspondant à Madras режиссёра Жана-Пьера Спьеро, который будет показан в марте по новому третьему каналу. Франс сыграла в нём роль сладострастной секретарши Саши Питоеффа.
Вся карьера Франс с 1963 по 1973 год не оставила у певицы приятных воспоминаний, о чём она впоследствии будет часто говорить в интервью. Навязываемый ей взрослыми репертуар и образ наивной нимфетки, бесконечные турне, во время которых ей приходилось долгое время быть вдали от дома и семьи, невозможность жить, как другие молодые люди её возраста…
«Вся моя юность – совсем нехорошее воспоминание. До того момента, когда я встретила Мишеля, я чувствовала себя не в своей тарелке. Я не находила равновесия в профессии, которой занималась, потому что мне не нравилось то, как я занимаюсь этой профессией, как меня заставляли заниматься этой профессией, потому что когда ты совсем молодой, ты позволяешь направлять себя… Ты смотришь и слушаешь, и это всё, что ты делаешь. Я знала, что мне не нравится, и чего я не хочу, но не знала, чего хочу, так что было трудно».

Встреча с Мишелем Берже

Весной 1973 года Франс слышит по радио в машине песню молодого певца и композитора Мишеля Берже Attends-moi. Она настолько поражена песней, что даже останавливает машину, чтобы дослушать её спокойно. Она вспоминает, что раньше она уже несколько раз встречала Мишеля. Вскоре она вновь встречается с ним на одной радиопередаче и просит его высказать мнение о песнях, которые её продюсеры предлагают ей записать для новой пластинки. Песни Мишеля, конечно, не впечатлили, однако он в то время даже и не думал писать для Франс. Она же твёрдо решила, что, если Мишель не будет писать для неё, она прекратит петь: «Это будет он или никто».

Новый взлёт карьеры

Впрочем, в 1974 году он всё же предлагает ей исполнить небольшую партию в своей песне Mon fils rira de rock’n’roll. И только после того, как продюсер Галль предложил ему это, он задумывается о том, чтобы написать для неё песню. Так появилась La déclaration d’amour, которую Мишель изначально написал для себя под влиянием зарождающейся влюблённости во Франс, с которой они общаются всё теснее, хотя оба на тот момент были ещё несвободны (Франс уже пять лет жила с певцом Жюльеном Клером).
Песня выходит в мае 1974 года и сразу же взлетает на вершины хит-парадов. Карьера Франс постепенно начинает набирать новую высоту…
Летом Франс и Мишель улетают в США, чтобы поработать над мюзиклом Angelina Dumas, который, впрочем, так никогда и не будет издан, за исключением нескольких песен. Именно там, по словам самой Франс, и начался их роман. Вскоре после возвращения из Америки молодые люди начинают жить вместе.
Осенью они на неделю улетают в Лондон, где Мишель работает над своим новым альбомом, но находит время и для Франс: вскоре выходит её новый сингл Mais aime-la.
В декабре 1975 года, наконец, выходит первый альбом Франс, написанный для неё Мишелем, под скромным названием France Gall. Кроме La déclaration d’amour хитами с него становятся Comment lui dire, Ce soir je ne dors pas, Samba mambo. «Это был мой первый альбом! – говорит Франс. – Невероятная вещь для меня! Но, как мне кажется, я совсем не волновалась. И к тому же, меня полностью успокаивал тот факт, что кто-то взял дело в свои руки. С Мишелем я смогла петь ритмичные песни».
Этот первый альбом стал способом окончательно стереть образ Франс Галль 60-х годов. Пластинка будет продана не очень большим тиражом в 50 000 экземпляров. «Мы были довольны. Этот альбом сразу нашёл своего слушателя».
В 1976 году знаменитые телевизионные продюсеры Марити и Жильбер Карпантье дают в распоряжение Мишеля одну из своих знаменитых передач Numéro 1. Берже подошёл к делу со всей ответственностью и то, что должно было стать обычной эстрадной передачей, становится целой музыкальной сказкой под названием Emilie ou la petite sirène (Эмили или русалочка) с 13 совершенно новыми песнями. Роль Эмили, главной героини, в ней исполняет, конечно же, Франс. Также в сказке приняли участие Эдди Митчелл, Кристоф, Николь Круазий, Франсуаза Арди, Мари-Франс Пизье и сам Мишель. Главным хитом с неё станет дуэт Мишеля и Франс Ça balance pas mal à Paris.
Сказка была показана 22 мая 1976 года, что определило дату свадьбы Мишеля и Франс – месяцем позже, 22 июня.
С юности Франс мечтала о собственной семье и детях: «Я хотела добиться успеха как певица, но не хотела пройти мимо всего остального». Их свадьба была скромной, без фотографов, и происходила в мэрии 16 округа Парижа. Главным их правилом отныне будет то, что их крайне редко будут видеть вместе. «О своих чувствах не говорят», - неизменно повторял Мишель. Франс со своей стороны заявляла: «Мне нравится жить, но я не люблю быть на виду. Это не очевидно в нашей профессии, где ты выставляешь себя напоказ!»
В творчестве Франс, наконец, устанавливается полная гармония между её личностью и исполняемыми ей песнями. «Когда я впервые села за рояль рядом с Мишелем, и он попросил меня спеть, у меня, наконец, создалось впечатление, что я на своём месте. С Мишелем я начала чувствовать себя хорошо на 100%».
Весной 1977 года выходит второй альбом Франс, Dancing disco. Это – альбом-концепт, рассказывающей историю девушки Магги, работающей в баре. Главными хитами с диска стали Musique, Si, maman, si и Le meilleur de soi-même. За этот альбом Франс получила первый в своей карьере «золотой» диск в Нью-Йорке в офисе компании Atlantic, лично из рук её президента Сэма Гуди.
Мишель, однако, не ограничивается написанием песен для Франс. Он убеждает её выйти на сцену. «Когда я впервые вышла на сцену, мне было 16 лет, - вспоминает певица. – И сцена для меня была кошмаром. Как только я смогла, я прекратила выступать и сказала себе: «Больше такого никогда не будет!»
Мишелю всё же удаётся убедить её, что всё будет хорошо и что ей понравится. Местом проведения концертов они выбирают театр на Елисейских Полях. Специально к этим шоу Мишель пишет для Франс новый сингл – Viens, je t’emmène. Мишелю приходит идея окружить Франс во время этих концертов одними женщинами: это будет премьера в истории французского мюзик-холла.
За два дня до генеральной репетиции Франс узнаёт, что беременна. Именно поэтому за концертами не последовало турне. «Я также была немножко рассеянной, потому что параллельно этим концертам я проживала то, чего желала больше всего на свете».
Мишель, тем временем, работает над давно задуманной им рок-оперой Starmania. Он ищет поэта, который мог бы написать достаточно жёсткое, соответствующее сюжету, либретто. Франс была в то время большой поклонницей канадской певицы Диан Дюфрен и часто слушала её пластинки, так Мишель открыл для себя Люка Пламондона, писавшего для Дюфрен тексты. Ему удаётся убедить Люка поработать с ним. Компания снимает на три месяца дом в Антибе и работа закипает. Именно там были написаны будущие хиты – Le monde est stone и Les uns contre les autres. Мишель и Люк, однако, принимают решение, что ни Франс, ни Диан не будут принимать участие в рок-опере. Хотя Франс хотелось попробовать себя в этом жанре, ей пришлось смириться. Тем не менее, поскольку авторам так и не удалось найти подходящую исполнительницу роли телеведущей Кристаль, они всё же позвали на неё Франс.
14 ноября 1978 года появляется на свет первый ребёнок Франс и Мишеля, дочь Полин Изабель.
Премьера рок-оперы состоялась в апреле 1979 года и имела оглушительный успех течение всего месяца, пока шли представления.
Весной 1980 года в свет выходит новый альбом Франс, Paris, France с одним из самых громких хитов Франс – песней Il jouait du piano debout, полностью затмивший все остальные песни с пластинки. Забавный факт: эта песня столкнётся на вершинах летних хит-парадов с песней La groupie du pianiste… с нового альбома Мишеля! Альбому был присвоен статус платинового с его 400 000 проданных экземпляров.
Этот альбом принёс ей интересное сотрудничество – во время своего летнего пребывания во Франции британский певец Элтон Джон слышит по радио песню, остается от неё в восторге и просит Мишеля Берже написать им с Франс совместный альбом. Вскоре была записан и выпущен сингл Donner pour donner. Песня становится хитом, но от идеи записи альбома приходится отказаться, так как Франс обнаруживает, что снова беременна. На сей раз супруги ждут сына.
Рафаэль Мишель появился на свет 2 апреля 1981 года.
В декабре того же года выходит четвёртый студийный альбом певицы, Tout pour la musique, включающий в себя такие хиты, как давшая название альбому песня о музыкантах Tout pour la musique и Résiste, которые Мишель написал в самый последний момент, когда ему после прослушивания готового материала показалось, что в альбоме чего-то не хватает. Тексты её песен становятся жёстче, например, в песне Diego речь идёт о политических заключённых, а в песне-молитве La prière des petits humains Франс поёт: «Боже всевышний, спасите нас от хаоса, спасите нас от нас самих». Теперь она уже точно может сказать, что её тексты похожи на неё!

Триумфы и плохие новости

В январе-феврале 1982 года Франс даёт серию концертов во Дворце спорта в Париже перед 4 000 зрителей в течение 6 недель. Её окружает команда из 12 музыкантов, 3 бэк-вокалисток и 3 танцоров. Именно там Франс по-настоящему открывает для себя сцену: она энергична, она поёт песни, отражающие её внутренний мир, она стала «женщиной, которая борется с трудностями, чтобы добиться успеха, женщиной, чувствующей себя своей тарелке, хозяйкой своей судьбы. [...] Там я действительно проявила себя. Я стала певицей, выступающей на сцене».
Альбом с записью концерта станет дважды платиновым.
Но судьба приготовила Франс первый серьёзный удар: через три месяца после её триумфа во Дворце спорта они с Мишелем узнают, что их дочь Полин неизлечимо больна муковисцидозом. «Мы окончательно потеряли свою беззаботность в тот день», - скажет она позже .
Теперь у каждого из супругов был свой год для записи альбома.

Débranche и Зенит

Таким образом, следующий альбом Франс, Débranche!, записанный частично в Америке, частично во Франции, выходит весной 1984 года. Мишель перешёл от акустического звучания к электронике. Альбом получился энергичным и, само собой разумеется, взлетел на вершины хит-парадов. На заглавную песню Débranche был снят видеоклип.
Осенью того же года Франс на четыре недели занимает парижский стадион Зенит, став первой женщиной, выступившей там. Перед 6 000 поклонников певица исполняет, кроме своих старых хитов, почти все песни с новой пластинки, среди которых ставшие хитами Débranche, Hong Kong star, Cézanne peint и J’ai besoin de vous – этой песней, посвящённой её поклонникам, которой Франс открывает шоу.

Африка, Babacar, Tour de France и передышка

Начиная с середины 1980-х годов, Франс и Мишель активно участвуют в различных благотворительных программах, помогающих жителям Африки, среди которых Action écoles, одним из организаторов которой был певец Даниэль Балавуан, близкий друг супругов. Особенно часто Франс ездит в Сенегал, на остров Н’Гор, который открыла для себя ещё в 1969 году.
Именно поэтому следующий альбом Франс, получивший название Babacar, пропитан африканской тематикой. Он был записан в Италии в 1986 году и вышел в апреле 1987 года. Заглавная песня альбома имеет реальную подоплёку: в одной сенегальской деревне к Франс подошла женщина с младенцем и предложила певице взять малыша (которого звали Бабакар) к себе, потому что ей не на что было растить его. Франс была потрясена, и, вернувшись в Париж, рассказала эту историю Мишелю. Они приняли решение не разлучать ребёнка с матерью и помогли им материально. А в альбоме появилась песня, вдохновлённая этой историей. Кроме неё, хитами с пластинки стали Ella, elle l’a (песня, посвящённая Элле Фицджеральд), Papillon de nuit, La chanson d’Azima и потрясающая, полная боли Evidemment (песня памяти погибшего в авиакатастрофе в январе 1986 года Даниэля Балавуана). Этот альбом вновь, как в 60-е годы, принёс Франс международную популярность. Он и по сей день остаётся самым успешным в её карьере.
«Мы перешли к чему-то другому. Это более серьёзная пластинка», - говорит певица. Этот альбом Франс называет своим любимым.
В ноябре 1987 года Франс вновь выступает в Зените. Это шоу стало неким апофеозом: на сцене были собраны музыканты из Африки, Америки и Франции, это было роскошное, но при этом достаточно просто оформленное зрелище. «Мы действительно сделали красивое шоу. После него я захотела прекратить петь, потому что не знала, могу ли я сделать что-то лучше».
После концертов в Зените и последовавшего за ними многомесячного турне по Франции, Швейцарии и Бельгии, Франс неожиданно для Мишеля решает уйти со сцены. Мишель был очень расстроен, он как раз планировал снять музыкальный фильм, где сыграла бы Франс, но она отказывается, потому что не любит играть и притворяться. «На самом деле, мои приоритеты полностью поменялись, - расскажет она. – Потому что в 80 годах мы жили в сумасшедшем, ужасном ритме. Я чувствовала, что мне нужно отдышаться!»
Она не будет петь три года, за эти три года она много путешествует вместе с Мишелем и активно ищет, чем может заняться, по этому поводу у неё много идей (среди них - открыть свою газету или картинную галерею), но муж советует ей заняться чем-то, связанным с музыкой. В конце концов, Франс всё же решает вернуться на сцену, но только вдвоём с Мишелем.

Double jeu и несбывшиеся планы

В июне 1992 года выходит их первый совместный альбом, получивший название Double jeu, совершенно не похожий на то, что они оба делали раньше в музыке. К тому же, если раньше Франс не участвовала в музыкальном оформлении своих альбомов, полностью доверяя Мишелю, то на сей раз она захотела привнести и своё видение: «Это очень своеобразный альбом. Мишель всегда говорил, что этот альбом – некий компромисс. Он предоставил мне столько места, сколько мне было нужно».
Они запланировали серию концертов, которые должны были начаться в парижском зале La Cigale и закончиться в Берси. 22 июня, в день шестнадцатой годовщины своей свадьбы, они дали «пробный» концерт в клубе New Morning, куда были приглашены только родственники и близкие друзья. «Мы готовились вместе провести музыкальный год и заранее получали от этого удовольствие!»
Увы, этим планам не суждено было сбыться: 2 августа, во время их недолгого отдыха в своём доме в Раматюэле, Мишель скоропостижно умирает от сердечного приступа. Ему было всего 44 года. Мишель часто повторял: «Смерть – это странно: подростки думают о ней, а взрослые забывают». В его альбомах всегда были подобные нотки (особенно они чувствуются в последнем сольном творении Ça ne tient pas debout 1990 года). Мишель похоронен на кладбище Монмартр.
Чтобы забыться, Франс с головой окунается в творчество. Через три месяца после смерти мужа она находит в себе мужество поехать в Южную Африку вместе с другом детства, фотографом и режиссёром Жаном-Мари Перье, снимать клип на песню Superficiel et léger. После съёмок Жан-Мари Перье скажет о Франс: «Франс великолепная, редкая женщина, поворачивающаяся лицом к жизни, не отрицая свою боль. Она умеет всё стойко переносить, находить запасы юмора посреди чёрных дыр, смеяться над собой. Она была одновременно близка к нам и замкнута в себе, с успехом заботясь о том, чтобы никогда не выставлять свою грусть напоказ».

Утонувшая в музыке

В конце 1992 года Франс предлагают выступить в Берси в следующем году. После недолгих раздумий певица согласилась: ей не хотелось забрасывать их альбом. «Причиной моих колебаний было лишь то, что я никогда ничего не делала одна. Мне всегда были нужны способности других людей, я всегда позволяла вести себя. Но я знала, что соглашусь. Я очень быстро решилась». Концерты были назначены на июнь 1993 года, но их вновь пришлось переносить, на сей раз на осень, из-за внезапно обнаруженной болезни Франс. У певицы обнаружили рак груди, и в апреле ей была сделана операция, к счастью, успешно.
В сентябре Франс выходит на сцену Берси, в окружении четырёх музыкантов и бэк-вокалистки. По её признанию, это было самым сложным, что ей приходилось делать в артистическом плане. «Потому что у меня больше никого не было! Мне нужно было всё решать самой. Я нарисовала декорации, взяла музыкантов Мишеля и целую группу бэк-вокалистов и танцоров из ассоциации Droits de cités, патронессой которой я являюсь, и выступила в Берси, а потом поехала на месяц в турне. Эти молодые люди из пригородов с их хип-хоп культурой очень мне помогли и многому научили».
«Лучшее, что случалось со мной, - скажет она публике, - это быть сегодня вечером здесь, на этой сцене, в Берси… сейчас…»
После Берси Франс сразу же захотела сделать новое шоу, на сей раз в небольшом зале Плейель. Концерты должны были начаться всего лишь через девять месяцев после Берси. В последний момент Франс покидают музыканты, работавшие с ней над концертами в Берси, и ей приходится срочно набирать новую группу. «Редко какой спектакль готовился с таким воодушевлением», -призналась она позже.
Восемь дней Франс будет выступать в Плейеле, без прессы, без всякой рекламы, а затем на месяц отправится в турне. «Это было для моего собственного удовольствия. Мне просто хотелось исполнять эту музыку».

Америка, альбом France, новые концерты и уход со сцены

В конце 1994 года Франс решает на несколько месяцев уехать с детьми в Соединённые Штаты, в Лос-Анджелес, потому что ей хотелось исполнить желание Мишеля, всегда повторявшего, что их дети должны знать английский.
Сама она в это время решает записать новый альбом с американскими музыкантами, переделав по-своему некоторые песни Мишеля и свои старые хиты. По её словам это было одной из самых сложных задач в её жизни. Альбом записывался в легендарной студии Record Plant с несколькими американскими продюсерами в течение почти целого года. И всё это при том, что Франс почти не говорила по-английски! «Это была постоянная борьба, я отдавала себе отчёт, что всё идёт не в том направлении, которого я желала. Но в конечном счёте я получила уникальный звук. Этот альбом не похож ни на какой другой».
Альбом, получивший простое название France вышел в марте 1996 года и впоследствии стал платиновым. Певице аккомпанировали музыканты Принса, Майлса Дейвиса и Фрэнка Заппы. Одному журналисту, воскликнувшему с восторгом: «Вы ни в чём себе не отказываете!», она ответила: «Это Мишелю я ни в чём не отказываю!»
Заглавной песней альбома становится Plus haut, написанная Мишелем для Франс в 1980 году и после смерти Мишеля получившая иной смысл, так как в ней поётся: «Тот, кого я люблю, живёт выше…» Сама певица удивлялась, насколько пророческой была эта вещь: «В студии по мне бегали мурашки, настолько невероятным я находила то, что эта песня, написанная за пятнадцать лет до этого, настолько соответствует нынешней реальности».
По просьбе Франс Жан-Люк Годар снял на эту песню клип, за который компания Warner заплатила немалые деньги, и который был, однако, показан лишь один раз в связи с нарушением авторских прав на использованные в нём отрывки фильмов и произведений искусства.
Несмотря ни на что, альбом всё же получил весьма неоднозначную реакцию среди поклонников певицы и до сих пор ещё вызывает бурные дискуссии.
После альбома, как всегда, будут концерты, на сей раз в зале Олимпия, в котором она никогда раньше не выступала, поскольку он, по её собственному признанию, всегда вызывал у неё страх. Так что эти концерты стали для певицы своеобразным вызовом, тем более, что аккомпанировать ей должны были музыканты Принса, Стиви Уандера и Стинга! «Это очень особенное шоу, которое тоже не похоже ни на что из того, что было раньше». Концерты прошли в ноябре, за ними вновь последовало турне.
А в начале 1997 года Франс с теми же музыкантами начинает готовиться к акустическому концерту для телеканала M6, на который будут допущены лишь сотрудники канала и небольшое число верных поклонников. Концерт состоялся 22 марта, и Франс сказала о нём: «Это лучшее, что я сделала для телевидения». В списке песен, исполнявшихся во время концерта, кроме песен Мишеля также была песня Генсбура Attends ou va-t’en и La mamma (её текст был написан отцом Франс), спетая дуэтом с Шарлем Азнавуром. «Мне хочется вложить туда в каком-то смысле всю свою творческую жизнь, - пояснит она. - Я встречалась с необыкновенными людьми, работала с самыми известными авторами, и мне захотелось сделать небольшой обзор всего этого» . Также певица объявит, что это будет её последний концерт и последнее, что она сделает в своей музыкальной карьере на тот момент.
15 декабря 1997 года Франс постигает новое горе: в возрасте 19 лет умирает Полин. После этого она надолго уединяется на острове Н’Гор в Сенегале в своём доме, построенном в 1990 году.

Возвращение, но не на сцену

В августе 2000 года во время парижских концертов певца Джонни Холлидея (давнего друга Франс и Мишеля) публику ожидает сюрприз: на сцену выходит Франс и исполняет с Джонни песню Quelque chose de Tennessee, написанную для него Мишелем. Поклонники певицы надеются на возвращение певицы на сцену, но, к сожалению, этого не происходит.
В сентябре того же года Франс начинает работать над автобиографическим фильмом, получившим скромное название Франс Галль о Франс Галль, премьера которого состоялась 9 октября 2001 года на телеканале France 3. Фильм собрал у телеэкранов 9 миллионов зрителей. Франс так скажет об этом фильме в одном из многочисленных интервью того года: «Я никогда не напишу автобиографию. Моя книга – этот автопортрет, который я хотела сделать как можно более искренним».
2002 год был посвящён Мишелю Берже: при поддержке Франс компанией Warner была выпущена вторая его антология (первая датируется 1994 годом). Также Франс совместно с Жаном Бруссом (другом детства Мишеля) издаёт книгу-фотоальбом о Мишеле – Si le bonheur existe. И, наконец, в декабре был показан подготовленный ею фильм о Мишеле – Мишель Берже глазами Франс Галль.
В 2004 году преданных поклонников ожидает приятный сюрприз – компания Warner готовит к выпуску собрание песен Франс с 1974 по 1997 годы под названием Evidemment на 14 дисках, один из которых – DVD с концертом в Берси 1993 года. Кроме того, в него входят две не издававшиеся ранее песни – Une femme tu sais и La seule chose qui compte (на последнюю был даже снят клип), а также ранее не выходивший в продажу концерт в Плейеле 1994 года. Выходу антологии сопутствовала большая промокампания на телевидении и в прессе.
В 2006 году Франс становится патронессой организации Coeur de Femmes, помогающей бездомным женщинам. «Женщина, живущая на улице – это абсолютный нонсенс», - сказала она по этому поводу.
Осенью 2007 году поклонников ожидает новый сюрприз от Франс. По случаю пятнадцатой годовщины смерти Мишеля Берже телеканал France 2 готовит передачу, посвящённую его музыке под названием Tous… pour la musique с Франс в качестве ведущей. Среди приглашённых артистов было как поколение Мишеля и Франс (Джонни Холлидей, Франсуаза Арди, Ален Шамфор и др.), так и молодые звёзды французской эстрады (Амель Бент, Кристоф Виллем, Diam's и др.). По такому случаю Франс дала несколько интервью в прессе.
Весной 2009 года Франс повторит опыт 2007 года и в качестве ведущей появится в передаче, посвящённой тридцатилетию рок-оперы Starmania – Starmania, une histoire pas comme les autres, вновь для телеканала France 2. В передаче приняли участие певцы, в разные годах участвовавшие в постановках рок-оперы (Диан Дюфрен, Моран, Питер Кингсбери) и молодые исполнители (Дженифер, Амандин Буржуа, Жюльен Доре и др.). Франс дала многочисленные интервью в прессе и на телевидении.
В 2010 году в одном из выпусков программы Vu du ciel, посвящённом Сенегалу, Франс дала небольшое интервью о Сенегале и открытой ей школе для детей рыбаков на острове Н’Гор.
В июле 2012 года в журнале Gala вышло интервью с Франс, в котором она сообщила, что занята написанием музыкального спектакля, состоящего из песен, написанных Мишелем Берже. Тогда Франс упомянула, что проект увидит свет в 2014 году. В июне 2013 года Франс дала интервью газете Le Parisien, негативно высказавшись об альбоме певицы Дженифер, перепевшей её песни, и о передаче Samedi soir on chante France Gall. Наконец, в декабре 2014 года был открыт сайт будущего мюзикла, получшившего название Résiste (а не Appelez-moi Maggie, как писала ранее французская пресса ). Премьера шоу состоится 4 ноября 2015 года в парижском Дворце Спорта. Франс сыграет роль рассказчицы Мун, её роль, заранее снятая на видео, будет транслироваться на экране, петь она не будет.

Дискография

1963-1973

Синглы 1963-1968 гг (Philips)

Год	Трек-лист сингла
1963	Ne sois pas si bête Ça va, je t'aime J'entends cette musique Pense à moi
1964	N'écoute pas les idoles Ne dis pas aux copains Les rubans et la fleur Si j'étais garçon
1964	Jazz à gogo La cloche Mes premières vraies vacances Soyons sages
1964	Laisse tomber les filles Le premier chagrin d'amour Christiansen On t'avait prévenue
1964	Sacré Charlemagne Au clair de la lune Nounours Bonne nuit
1965	Poupée de cire, poupée de son Un prince charmant Dis à ton capitaine Le coeur qui jazze
1965	Attends ou va-t'en Et des baisers Mon bateau de nuit Deux oiseaux
1965	L’Amerique On se ressemble toi et moi Nous ne sommes pas des anges Le temps de la rentrée
1965	Baby pop Faut-il que je t'aime Cet air-là C'est pas facile d'être une fille
1966	Les sucettes Quand on est ensemble Ça me fait rire Je me marie en blanc
1966	Bonsoir John John La rose des vents La guerre des chansons Boom boom
1967	L'écho Celui que j'aime
1967	Oh ! Quelle famille J'ai retrouvé mon chien
1967	Il neige Tu n'as pas le droit
1967	La petite Polichinelle Néfertiti Les yeux bleus
1967	Teenie weenie boppie Chanson pour que tu m'aimes un peu Bébé requin Made in France
1968	Chanson indienne La fille d'un garçon Toi que je veux Gare à toi... Gargantua
1968	Dady da da Le temps du tempo Allô! Monsieur là-haut La vieille fille
1968	24/36 Souffler les bougies Rue de l'abricot Don't make war, Captain, make love
1968	Mon p'tit soldat Y'a du soleil à vendre

Синглы 1969-1970 гг (La Compagnie)

Год	Трек-лист сингла
1969	Homme tout petit L'orage Les gens bien élevés L'hiver est mort
1969	Les années folles Soleil au coeur La manille et la révolution Les quatre éléments
1969	Baci, baci, baci La torpédo bleue
1970	Zozoï Merry, merry o!
1970	Les éléphants Shakespeare et pire encore

Синглы 1971 года (Atlantic)

Год	Трек-лист сингла
1971	C'est cela l'amour L'été
1971	Caméléon, caméléon Chasse-neige

Синглы 1972-1973 гг (Pathé/EMI)

Год	Трек-лист сингла
1972	Frankenstein Les petits ballons
1972	5 minutes d'amour La quatrième chose
1973	Par plaisir Plus haut que moi

Германия (1965-1972)

Год	Трек-лист сингла
1965	Das war eine schöne Party Meine erste große Liebe
1966	Wir sind keine Engel Ich träume jede Nacht
1967	Die schönste Musik, die es gibt Samstag und Sonntag
1967	Was will ein Boy ? Love, l'amour und Liebe
1968	Haifischbaby Hippie hippie
1968	A banda Mein Herz ist weg
1968	Der Computer Nr. 3 Alle Reden von der Liebe
1968	Merci, Herr Marquis ... So einen jungen Mann
1969	Die Playboys bei den Eskimos I like Mozart
1969	Ein bißchen Goethe, ein bißchen Bonaparte Des Rätsels Lösung
1969	Ich liebe dich - so wie du bist Links vom Rhein und rechts vom Rhein
1970	Kilimandscharo Wassermann und Fisch
1970	Dann schon eher der Pianoplayer Ich kann dir nicht böse sein
1970	Mein Herz kann man nicht kaufen Ich singe meinen Song
1971	Zwei Verliebte zieh'n durch Europa Ich war ein Kind
1971	Unga Katunga Ali Baba und die 40 Raüber
1972	Für dreißig Centimes Lieber Leo
1972	Ein bißchen mogeln in der Liebe Komm mit mir nach Bahia
1972	Ich bin zuckersuß Kommst du zu mir ?
1972	Ich habe einen Freund in München Miguel

Италия (1965-1970)

Год	Трек-лист сингла
1965	Io si, tu no Se agli amici dirai
1969	La pioggia Matrimonio d'amore
1969	Il mio amore è una ruota Il topolino blu
1969	Come Fantomas Chi ride di più
1970	Op! Op! Oplà!
1970	Zozoi (итальянская версия) Bugie da elefanti

Испания (1969 год)

Год	Песни
1969	La lluvia Hombre chiquitin Los años locos

Япония (1965-1966)

Год	Песни
1965	Yume miro chanson ningyou (Poupée de cire, poupée de son)
1966	Yume ni mita ojisama (Un prince charmant)

1974-2004

Студийные альбомы

Год	Название альбома
1975	France Gall
1977	Dancing disco
1980	Paris, France
1981	Tout pour la musique
1984	Débranche!
1987	Babacar
1992	Double jeu (совместно с Мишелем Берже)
1996	France

Концертные альбомы

Год	Название альбома
1978	Live Théâtre des Champs-Élysées
1982	Palais des Sports
1985	France Gall au Zénith
1988	Le tour de France 88
1993	Simple je - Débranchée à Bercy
1994	Simple je – Rebranchée à Bercy
1994	Simple Je - L'intégrale Bercy 93 (Débranchée à Bercy + Rebranchée à Bercy)
1997	Concert public Olympia / Concert acoustique M6
2005	Pleyel (запись 1994 года)

Синглы Warner (1974-2004)

Год	Трек-лист сингла
1974	La déclaration d'amour Si l'on pouvait vraiment parler
1974	Mais aime-la A votre avis
1976	Comment lui dire Samba mambo
1976	Ce soir je ne dors pas Big fat mama
1976	Ça balance pas mal à Paris Le monologue d'Emilie
1977	Musique Dancing disco
1977	Si, maman si Ce garçon qui danse
1977	Le meilleur de soi-même Une nuit à Paris
1978	Viens je t'emmène La tendresse des mots
1979	Besoin d'amour Monopolis
1980	Il jouait du piano debout La chanteuse qui a tout donné
1980	Bébé comme la vie Plus d'été
1980	Donner pour donner Les aveux (с Элтоном Джоном)
1981	Tout pour la musique Résiste
1981	Résiste Tout pour la musique
1982	Amor también La fille de Shannon
1984	Débranche J'ai besoin de vous
1984	Hong Kong star Tu comprendras quand tu seras plus jeune
1984	Hong Kong star (remix) Débranche (version longue)
1985	Calypso Si superficielle
1985	Cézanne peint Savoir vivre
1987	Babacar C'est bon que tu sois là
1987	Ella, elle l'a Dancing Brave
1988	Évidemment La chanson d'Azima
1988	Papillon de nuit J'irai où tu iras
1989	La chanson d'Azima C'est bon que tu sois là (live)
1992	Laissez passez les rêves (с Мишелем Берже) Jamais partir (с Мишелем Берже)
1992	Superficiel et léger (с Мишелем Берже) Bats-toi (с Мишелем Берже)
1993	Les élans du cœur (с Мишелем Берже) Les couloirs des Halles (с Мишелем Берже)
1993	Mademoiselle Chang (live) La négresse blonde (с Мишелем Берже)
1993	Si, maman si (live) Mademoiselle Chang (live)
1993	Il jouait du piano debout (live) Débranche (live)
1994	La chanson de la négresse blonde (live) Jamais partir (live)
1994	Le paradis blanc (live) Bats-toi (live)
1994	Les princes des villes (remixes)
1996	Plus haut À quoi il sert
1996	Privée d'amour Résiste
1996	Message personnel Laissez passer les rêves
1997	Résiste (remix) Privée d'amour (Bruck Dawit remix)
1997	Attends ou va-t'en (live) Diégo, libre dans sa tête (live)
1997	Viens je t'emmène (live) C'est bon que tu sois là (live)
2004	La seule chose qui compte

Компиляции

Компиляции Philips (песни 1963-1968 гг)

Только выходившие / переиздававшиеся на CD

Год	Название
1989	France Gall
1990	France Gall
1992	Poupée de son (1 CD)
1992	Laisse tomber les filles (Volume 1)
1992	Poupée de cire, poupée de son (Volume 2)
1992	Les sucettes (Volume 3)
1992	Bébé requin (Volume 4)
1992	Poupée de son (4 CD)
1995	France Gall (Volume 1)
1995	France Gall (Volume 2)
1995	French 60's EP Collection (Volume 1)
1996	French 60's EP Collection (Volume 2)
1997	1968 (переиздание пластинки 1967 года)
1998	Baby Pop (переиздание пластинки 1966 года)
1999	Master Série
2000	Les sucettes (переиздание пластинки 1967 года)
2001	Poupée de son
2001	France Gall CD Story
2001	Intégrale Philips 1963-1968
2002	Best of France Gall
2003	Lounge Legends
2004	Tendres années 60
2005	France Gall
2006	France Gall Gold

Компиляции песен на немецком языке

Только выходившие на CD

Год	Название
1989	Ihre Grössten Hits
1993	Ihre Großen Erfolge
1996	Zwei Apfelsinen im Haar (A Banda)
1998	En Allemand - Das Beste in Deutsch
2000	Love, l'amour und Liebe

Компиляции Warner (песни 1974-1997 гг)

только выходившие / переиздававшиеся на CD

Год	Название
1988	Les plus belles chansons de France Gall
1988	Passionnément
1990	Les années musique (1 CD, 2 CD)
1994	Les plus belles chansons de France Gall
1998	Les plus belles chansons de France Gall
2002	Sélection talents (Volume 1)
2002	Sélection talents (Volume 2)
2004	Évidemment (2 CD, 3 CD, 2 CD+DVD)
2004	Évidemment (13 CD + DVD)
2005	Quand on est ensemble (CD 1 - France Gall, CD 2 – Michel Berger)
2006	France Gall 1975-1981
2006	France Gall 1984-1996
2008	Viens je t'emmène (3 CD)

Альбомы с её участием

• 1964 - Альбом Сержа Генсбура Gainsbourg Percussions, песня Pauvre Lola (в этой песне Франс только смеётся, и это даже нигде не указано)
• 1967 - Первая пластинка певицы Мирей Дарк, дуэт Ne cherche pas à plaire
• 1974 – Альбом Мишеля Берже Chansons pour une fan, куплет в песне Mon fils rira du rock’n’roll
• 1978 - Starmania (студийная версия), рок-опера Мишеля Берже и Люка Пламондона
• 1979 - Starmania (концертная версия), рок-опера Мишеля Берже и Люка Пламондона
• 1985 – Организация Les chanteurs sans frontières (Певцы без границ) записывает песню Chanson pour l'Éthiopie в помощь голодающим Эфиопии. Деньги от продаж пластинки будут переданы организации Врачи без границ.
• 1993 - Les Enfoirés chantent Starmania: песни Un garçon pas comme les autres (сольно) и Le monde est stone (вместе со всеми участниками концерта).
• 1994 - Les Enfoirés au Grand Rex: песня Ella, elle l’a дуэтом с Франсисом Кабрелем.
• 1994 – Альбом Рено Ансона Des plaies et des bosses, бэк-вокал в песнях Bof génération и Quatre saisons.

Видеография

VHS / DVD

• 1978 - Super 8 - Live au Théâtre des Champs-Élysées
• 1986 – VHS - France Gall au Zénith, переиздание - 1989
• 1988 - VHS - Le Tour de France 88
• 1988 – VHS - Portrait en tournée
• 1994 – VHS - Bercy 93, — В 2004 году концерт издан на DVD в составе антологии Evidemment, в 2006 – отдельным диском.
• 1997 – VHS - Concert public Olympia, VHS
• 2004 - DVD - Évidemment (5 клипов), диск включён в одну из версией компиляции Evidemment.
• 2006 – DVD - Émilie ou la petite sirène ‘76, переиздания – май и ноябрь 2007 года

Клипы

Scopitone, 1960-е

• 1964 - La cloche
• 1964 - Laisse tomber les filles
• 1964 - Sacré Charlemagne
• 1966 - Baby Pop

Клипы

• 1984 - Débranche ! (режиссёр - Джип Новак)
• 1987 - Babacar (режиссёр - Мишель Берже)
• 1987 - Ella, elle l’a (режиссёр – Бернар Шмитт)
• 1988 - Évidemment (режиссёр – Мишель Берже)
• 1988 - Papillon de nuit (режиссёр – Мишель Берже)
• 1989 - La chanson d’Azima (режиссёр – Мишель Берже)
• 1992 - Laissez passer les rêves (режиссёр – Филипп Готье)
• 1992 - Superficiel et Léger (режиссёр – Жан-Мари Перье)
• 1993 - Les élans du cœur (режиссёр – Жан-Мари Перье)
• 1996 - Plus haut (режиссёр – Жан-Люк Годар)
• 1996 - Privée d’amour (режиссёр – Летисья Массон)
• 1996 - Message personnel (режиссёр – Бернар Шмитт)
• 1997 - Résiste (режиссёр – Филипп Готье)
• 2004 - La seule chose qui compte (режиссёр – Оливье Даан)

Библиография

Биографии

• Юг Руайе и Филипп Сеги: France Gall, Michel Berger, deux destins pour une légende, Editions du Rocher, 1994 год (ISBN 2268018733)
• Грегуар Колар и Ален Морель: France Gall, le destin d’une star courage, Flammarion, 2007 год (ISBN 208120729X)
• Ален Водраска: France Gall, muse et musicienne, Editions Didier Carpentier, 2010 год (ISBN 9782841676910)

Написанные ей самой

• Франс Галль и Жан Брусс: Michel Berger, si le bonheur existe, Éditions Le Cherche midi, 2002 год (ISBN 2749100127)

Полученные награды

• 1965 – Гран-при конкурса песни Евровидение за песню Poupée de cire, poupée de son.
• 1987 – Victoires de la musique в номинации «Певица года».
• 1988 - Victoires de la musique в номинации «артист, чьи песни лучше всего продаются за границей» (за 500 000 экземпляров сингла Ella, elle l'a).
• 1988 – Артистка года (эта награда была присуждена в Германии).
• 1994 - Кавалер ордена Почётного легиона.
• 1994 - Награда Femmes en Or в номинации «Концерты».

Внешние ссылки

• [francegall.ru Русскоязычный сайт]
• [www.francegall.net Французский фан-сайт FranceGall.net]
• [francegall.biz Самая подробная дискография]
• [negresseblonde.free.fr Французский фан-сайт Negresse Blonde]

Отрывок, характеризующий Галль, Франс

Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».