Кладбище Копли

Страна ЭстонияЭстония Координаты 59°27′13″ с. ш. 24°41′06″ в. д.59.453517° с. ш. 24.685036° в. д. / 59.453517; 24.685036

Кладбище Копли (нем. Friedhof von Ziegelskoppel или нем.  Kirchhof von Ziegelskoppel; эст. Kopli kalmistu) было крупнейшим в Эстонии лютеранским кладбищем балтийских немцев, расположенным на окраине района Копли в Таллине. В настоящее время территория бывшего кладбища является парком.

Основание в 1771—1774 и использование

Между 1771 и 1772 годами Екатерина II, императрица Российской империи, издала указ, которым постановила, что с этого момента никто из умерших (независимо от их социального положения и происхождения) не может быть похоронен в склепе церкви или на кладбище при городской церкви. Все захоронения должны происходить за пределами городской черты, такие кладбища планировалось организовать по всей территории Российской империи.

Эти меры были направлены на преодоление перегрузки городских склепов и церковных кладбищ и были вызваны несколькими вспышками заразных болезней, связанных с недостатком практики захоронения в городских районах, особенно черной смерти, которая привела к чумному бунту в Москве 1771 году.

В связи с этим в 1774 году в Копли было организовано кладбище на окраине Таллина. Кладбище было разделено на 2 части: западная часть использовалась для захоронения прихожан церкви Святого Николая, а восточная часть предназначалась для прихожан церкви Святого Олафа.

Кладбище выполняло свои функции на протяжении 170 лет почти для всех балтийских немцев, умерших в городе между 1774 и 1944 годами. В 1939 году на кладбище были тысячи хорошо сохранившихся могил многих известных жителей Таллина.

Последние захоронения в 1939—1944

Погребения на кладбище резко сократились после принудительного переселения Гитлером десятков тысяч балтийских немцев из Эстонии и Латвии в конце 1939 года в районы западной Польши в соответствии с пактом Молотова — Риббентропа, .

Погребения на кладбище продолжались, но в гораздо меньших масштабах, до 1944 года главным образом среди тех балтийских немцев, которые отказались покинуть регион.

Уничтожение после 1945

Вскоре после Второй мировой войны окраина Каламая (вследствие своего стратегического расположения в качестве базы для советских войск на Финском заливе) была превращена в запретную зону и закрыта для общественности.

Около 1950—1951 годов кладбище было полностью уничтожено советскими властями. Могильные камни были использованы для строительства стен вдоль портов и побережий в других частях города.

Советскими войсками также были уничтожены кладбища XVII и XVIII веков на окраинах Каламая и Мыйгу, которые принадлежали сообществам коренных эстонцев и балтийских немцев.

В то же время осталось нетронутым Русское православное кладбище на юге Старого города Таллина, также основанное в XVIII веке.

Текущий статус

На текущий момент территория бывшего кладбища является общественным парком без каких бы то ни было видимых следов своего прошлого статуса. Единственные сохранившиеся свидетельства о тех, кто был похоронен там, состоят из записей в метрических книгах захоронений и некоторых старых карт этой местности в архиве Таллина.

Галерея

• Kopli park 015.JPG
• Kopli park 020.JPG
• Kopli park 005.JPG
• Kopli park 019.JPG
• Kopli park 012.JPG
• Kopli park 018.JPG
• Kopli park 013.JPG
• Kopli park 016.JPG

Известные погребения (до 1950)

Среди тысяч захороненных на кладбище Копли были в том числе следующие:

• Эдуард Борнхёэ (1862—1923), эстонский писатель (перезахоронен на Лесном кладбище)
• Некоторые члены семьи Бурхардт (en), владельцев и управителей ратушной аптеки в Таллине
• Логин Петрович Гейден (1773—1850), русский адмирал датского происхождения
• Франс Клюге, издатель
• Артур Корьюс (1870—1936), эстонский военный офицер, отец оперной певицы Милицы Корьюс
• Карл фон Кюгельген (1772—1832), русский художник
• Рудольф Карл Георг Лехберт (1858—1928), фармацевт и ботаник
• Чарльз Лерукс (1856—1889), американский воздухоплаватель и парашютист
• Гертруда Элизабет Мара (1749—1833), немецкая оперная певица
• Карл Юлиус Альберт Паукер (1798—1856), историк балтийских немцев
• Нетти Пинна (1883—1937), эстонская актриса, жена актёра Пауля Пинна (перезахоронена на Лесном кладбище)
• Карл Фридрих Вильгельм Русвурм (1812—1883), историк балтийских немцев, этнограф и фольклорист
• Софи Тик (1775—1833), немецкая писательница и поэтесса
• Константин Турнпу (1865—1927), композитор, дирижер и органист (перезахоронен на Лесном кладбище)

См. также

• Кладбище Мыйгу
• Кладбище Каламая
• Кладбище Раади
• Балтийские немцы

В литературе

Кладбище несколько раз упоминается в сборнике коротких рассказов Der Tod von Reval (Смерть из Таллина) писателя Вернера Бергенгрюна балтийско-немецкого происхождения.

Примечания

•  (нем.) Adolf Richters Baltische Verkehrs- und Adre?bucher, Band 3-Estland, Riga 1913
•  (нем.) Schmidt, Christoph. Bergengruens Tod von Reval aus historischer Sicht. Journal of Baltic Studies, 29:4 (1998), 315—325
•  (эст.) Tallinna Kalmistud, Karl Laane, Tallinn, 2002. ISBN 9985-64-168-x

Ссылки

• [www.tarkvarastuudio.ee/tallinn_linnaarhiiv/149-4-7.htm Снимок детальной исторической карты 1904 года, изображающей только западную часть кладбища с номерами захоронений]
• [www.tarkvarastuudio.ee/tallinn_linnaarhiiv/149-5-9.htm Снимок исторической карты 1881 года, изображающей кладбище и весь полуостров Копли]
• [www.epl.ee/?artikkel=267323 Статья новостей об истории кладбища на эстонском языке (2004 год)]
• [arhiiv2.postimees.ee:8080/htbin/1art-a?/00/08/31/uudised.shtmXkymnes Статья новостей об истории кладбища на эстонском языке (2000 год)]
• [www.kopli.ee/index.php?Itemid=27&id=14&lang=ee&option=com_content&task=view Заметки о кладбище как о парке на эстонском языке]

Отрывок, характеризующий Кладбище Копли

Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]