Церковь Святого Николая (Таллин)
| Христианский храм | |
Церковь святого Николая
Niguliste kirik | |
| |
| Страна | Эстония |
| Город | Таллин, улица Нигулисте, д. 3 |
| Конфессия | Лютеранство |
| Епархия | ? |
| Тип здания | Церковь |
| Архитектурный стиль | готика |
| Основатель | немецкие купцы |
| Первое упоминание | XIII век |
| Дата постройки | ? |
| Дата упразднения | ? |
| Реликвии и святыни | картина «Пляска смерти» |
| Статус | не действующий |
| Состояние | музей |
Церковь Святого Николая или Церковь Нигулисте (эст. Niguliste kirik) — бывшая лютеранская церковь, в здании которой ныне располагается музей-концертный зал. Здание церкви расположено в Старом городе Таллина. Этот храм, названный в честь покровителя всех мореходов — святого Николая, был основан немецкими купцами в XIII веке. Музей Нигулисте является одним из четырёх филиалов Эстонского художественного музея.
Содержание
История
Часть немецких переселенцев с острова Готланд в 1230 году обосновалась юго-западнее Ратушной площади, этот участок через Пикк-Ялг был связан с Тоомпеа. Просторная площадка на восточной стороне нынешней улицы Ратаскаэву была выбрана для строительства, и к концу XIII века здание было воздвигнуто на нынешнем месте как трёхнефная зальная церковь с четырьмя травеями. Её тогдашний облик значительно отличался от современного. Например, отсутствовала большая западная башня, сооружение которой требовало крупных затрат и началось только во второй половине XIV в.
Первоначально церковь использовалась также как хранилище товаров, в ней иногда заключались торговые сделки, как вообще было тогда принято в крупных центрах торговли. Укреплённые торговые церкви в районе Балтийского моря имели давние традиции. Странствующие купцы строили их уже с XII века как центры сезонно используемых торговых пунктов.
Церковь Святого Николая — единственная из церквей Нижнего города, в которой в смутные дни Реформации католической церкви смогли предотвратить разграбление протестантами внутреннего убранства храма. Ночью 14 сентября 1524 года, агрессивная толпа горожан, разгромив церкви Св. Олава, Пюхавайму и святой Екатерины в Доминиканском монастыре, подошла к церкви Св. Николая, однако местное предание утверждает, что замки дверей были запаяны свинцом. Потом страсти улеглись, и храм стал лютеранским; богатое убранство было сохранено.
9 марта 1944 года, во время воздушной бомбардировки Таллина советской авиацией, здание было сильно повреждено. Многие произведения средневекового искусства были уничтожены, но наиболее ценные удалось сохранить.
В послевоенное время в храме велись реставрационные работы, был восстановлен утраченный в годы войны шпиль. В ночь на 13 октября 1982 года в здании случился сильный пожар, в результате чего восстановленный на башне шпиль рухнул[1][2]. После ремонта здания и реставрации интерьера в бывшей церкви Нигулисте в январе 1984 года был открыт филиал Таллинского художественного музея и концертный зал. Там были собраны ценнейшие экспонаты искусства Средневековья: алтари, скульптуры, картины, гербы-эпитафии, исповедальни, украшавшие некогда церкви и монастыри Эстонии.
Особого внимания заслуживает всемирно известная картина любекского живописца Берндта Нотке — «Пляска смерти», часть которой находится в часовне Св. Антония. На картине показана цепочка из людей разных сословий, начиная папой римским и заканчивая младенцем, а также танцующие рядом с ними фигурки Смерти, завлекающие людей в танец. Сначала художник написал две одинаковые картины, одна из них погибла в Любеке во времена Второй мировой войны, в Таллине смогли сохранить лишь фрагмент этого произведения. В церкви сохранился алтарь старонидерландской работы, изготовление которого приписывается знаменитому таллинскому художнику Зиттову.
Церковь Св. Николая так же известна своей хорошей акустикой, в её здании регулярно проводятся органные концерты.
В музее также проводятся выставки, посвященные различным видам и периодам искусства. Музей Нигулисте поможет вам окунуться в атмосферу древнего Таллинна, ощутить дух далекого и загадочного времени[3].
Церковный некрополь
У церкви сохранился ряд надгробных плит и некоторые захоронения. С северной стороны находятся капелла де Круа[4] и мавзолей Гольштейн-Бека. Под липой к югу от церкви похоронен её пастор Христиан Кёльх. Авторство находящейся у церкви надгробной плиты городского врача Йоханнеса Баливи приписывается Михелю Зиттову (1520).
Церковь в кинематографе
- Водружение шпиля церкви наблюдают зрители фильма «Украли Старого Тоомаса» (1970).
- С церкви производились съемки ряда эпизодов фильма «Приключения жёлтого чемоданчика» — в начале фильма бегущие по улице дети запускают змея.
См. также
- Эстонский художественный музей
- Список самых высоких сооружений Эстонии
- Список самых высоких зданий Таллина
Напишите отзыв о статье "Церковь Святого Николая (Таллин)"
Примечания
- ↑ [tallinn.cold-time.com/2012/10/10/%D0%BD%D0%BE%D1%87%D1%8C-%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%B4%D0%B0-%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%B0-%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%B5-%D0%B2-%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B5/#more-1825 НОЧЬ, КОГДА ГОРЕЛА НИГУЛИСТЕ В ТАЛЛИНЕ]
- ↑ [tallinn.cold-time.com/wp-content/uploads/2014/11/0511.jpg Сгорел купол церкви Нигулисте.]
- ↑ [avtobusvtallin.ru/chto-posmotret-v-talline/muzej-niguliste/ Онлайн путеводитель по Эстонии].
- ↑ [tallinn.cold-time.com/2008/02/10/%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%BB%D0%B8%D0%BD-%D0%B7%D0%B4%D0%B5%D1%81%D1%8C-%D0%B1%D0%BE%D0%B6%D0%B8%D0%B9-%D0%B4%D0%BE%D0%BC-%D0%B8-%D0%B2%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B0-%D0%B2-%D0%BD%D0%B5%D0%B1%D0%BE/ ТАЛЛИН: ЗДЕСЬ БОЖИЙ ДОМ И ВРАТА В НЕБО]
Литература
- «Geschichte der baltischen Stadte», Z. Ligers. Bern, 1948
- «Tallinna ajalugu 1860-ndate aastateni», Koostanud Raimo Pullat. «Eesti Raamat» Tallinn, 1976
- Е. Ранну Прошлое старого Таллина. — Таллин: Периодика, 1987.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Церковь Святого Николая (Таллин)
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
