Колчигин, Богдан Константинович

Богдан Константинович Колчигин
генерал-лейтенант Б. К. Колчигин
Дата рождения	13 ноября (26 ноября) 1895(1895-11-26)
Место рождения	Киев, Киевская губерния, Российская империя
Дата смерти	25 октября 1976(1976-10-25) (80 лет)
Место смерти	Изюм (город), Харьковская область, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1914—1917 1918—1945
Звание
Командовал	Гражданская война в России: 13-й стрелковая дивизия, 41-я стрелковая дивизия 1-я Московская рабочая дивизия 2-я Донская стрелковая дивизия Великая Отечественная война: 279-я стрелковая дивизия, 34-й стрелковый корпус 52-я гвардейская стрелковая дивизия 96-й стрелковый корпус 7-й гвардейский стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии	Российской империи: Георгиевское оружие СССР:

Богдан Константинович Колчигин (26 ноября 1895 года — 25 октября 1976 года) — российский и советский военачальник, генерал-лейтенант (1943), доцент, кандидат военных наук.

Биография

Из дворянского рода потомственных офицеров. Родился Богдан Константинович Колчигин 26 ноября 1895 года в Киеве. Дед — подполковник, участник русско-турецкой войны, отец — полковник Константин Иванович Колчигин — участвовал в Русско-японской и Первой мировой войне, мать —- Анна Богдановна (Готфридовна) Ишрейт — дочь обрусевшего немца. В детстве Б. К. Колчигин жил у дяди и бабушки, фактически воспитывался квартиросъёмщиком — подполковником Ф. П. Чернявским, который обучил юного Богдана строевой выправке, рукопашному бою, привил любовь к военной истории.

Первая мировая война

Учился Б. К. Колчигин в 1-м Московском кадетском корпусе, 25 мая 1914 года выпущен вольноопределяющимся первого разряда в лейб-гвардии Литовский полк (Варшава). С началом Первой мировой войны, в июле 1914 года полк вошёл в состав 23-го армейского корпуса 2-й армии генерала А. В. Самсонова. Б. К. Колчигин в составе полка участвовал в битве при Танненберге Восточно-прусской операции. В конце августа 1914 года его направили в Александровское военное училище, где он прошёл ускоренный курс обучения, выпущен в 1915 году поручиком, служил в Петрограде. По многочисленным просьбам Б. К. Колчигина вернули на фронт, назначили командиром роты, позднее батальона в лейб-гвардии Литовском полку. В июне — августе 1916 года Б. К. Колчигин участвует в Брусиловском прорыве.

15 ноября 1917 года вышел приказ нового главковерха Н. В. Крыленко о демобилизации царской армии. Лейб-гвардии Литовский полк 2-го гвардейского корпуса в то время дислоцировался в Жмеринке Подольской губернии. Командир полка, зачитав указ о демобилизации, предложил солдатам добираться домой поодиночке. Капитан Б. К. Колчигин, вопреки мнению большинства офицеров, предложил солдатам сохранить полк и пробиваться в Россию. Солдатам это предложение понравилось, а Б. К. Колчигин был избран новым командиром полка. Под его руководством полк успешно совершил переход от Жмеринки до Воронежа.

Гражданская война

С созданием РККА полк влился в её состав как Литовский советский полк (позднее 100-й стрелковый полк). Полк считался одной из лучших красноармейских частей, за бои во время Гражданской войны был награждён Почетным Революционным Красным Знаменем. Командуя полком, Б. К. Колчигин 4-6 августа 1918 г. принял участие в обороне ст. Поворино, во время которой разбил превосходящие силы белогвардейцев и захватил ст. Касирку, что предрешило успех Воронежско-Поворинской операции. За этот бой Б. К. Колчигин был награждён Орденом Красного Знамени. В августе 1918 г. Б. К. Колчигин назначен командиром 1-й бригады 3-й Воронежской пехотной дивизии (с 20 октября 1919 г. — 13-я стрелковая дивизия), с 19 октября 1918 г. по 7 февраля 1919 г. — командир этой дивизии (8-я армия, Южный фронт). С 3 по 27 апреля 1919 г. (до расфромирования) — командир 41-й стрелковой дивизии (8-я армия, Южный фронт). C 8 мая по 19 июня 1919 г. — командир 1-й Московской рабочей дивизии (8-я армия, Южный фронт). С ноября 1919 г. по май 1920 г. — командир Отдельной образцовой ударной бригады 8-й армии, одновременно, с марта 1920 г. — командующий войсками Донской области. На этих должностях участвовал в боях с Донской армией Краснова и Добровольческой армией Деникина.

С 1 мая 1920 г. до 23 мая 1921 г. — командир вновь сформированной 2-й Донской стрелковой дивизии (с июня 1922 г. — 9-я Донская стрелковая дивизия). Командуя дивизией, в составе различных армий и фронтов, Б. К. Колчигин участвовал: в июле 1920 г. — в ликивидации Врангелевского десанта полковника Назарова, в августе 1920 г. — в ликвидации Улагаевского десанта, затем в Северно-Таврийской операции, в октябре 1920 г. — в освобождении Мариуполя и Мелитополя, в ноябре—декабре 1920 г. — в боях с армией Махно (лично арестовал С. Н. Каретникова), в 1921 году — в ликвидации банд Маслака, Каменюка и Попова. За бои на Кубани в августе 1920 г. Б. К. Колчигин был награждён вторым орденом Красного Знамени (1923). Л. А. Зильбер, в 1920 году начальник санитарной службы 2-й Донской стрелковой дивизии, вспоминал разговор с Б. К. Кольчигиным:

— Знаете, доктор, — говорил Колчигин, — я не политик, и я ничего в политике не понимаю, но я русский человек, и, конечно, мне очень дороги интересы моей страны. Большевики — они же собиратели земли русской, продолжатели великого дела Ивана Калиты. Ну что было бы с нашей страной без большевиков? Англичане оттяпали бы Кавказ, японцы — Приморье. Вряд ли сохранились бы в неприкосновенности западные границы. Обкорнали бы нашу матушку Русь. А большевики-то всю нашу землю собирают. Вот поэтому я и с большевиками. А с политикой как-нибудь дальше разберемся.

Он говорил очень искренне и убежденно, и я нисколько не сомневался, что именно эти мотивы побуждали его так энергично сражаться в рядах Красной Армии. Эти же мотивы позже прозвучали в известном воззвании генерала Брусилова.
— Мы очень много говорим об интернационализме, — продолжал Колчигин, — и, конечно, наша революция имеет международное значение. Но посмотрите, как одета наша армия и под каким знаменем она сражается.
Я очень удивился этому замечанию.

— Ну как же — ведь эти шлемы, в которые мы одеваем наших красноармейцев и эти широкие красные петлицы на шинелях — это же одежда великокняжеской рати, а красное знамя — это ведь то самое знамя, под которым русский народ сражался при Калке. Это то знамя, под которым русский народ сверг татарское иго. Так что большевики совсем не забывают, что они являются политической партией русского народа.

— Л.А. Зильбер. Записки военного врача

Между войнами

После окончания Гражданской войны Б. К. Колчигин остался на военной службе, в сентябре 1921 года был назначен временно исполняющим должность (ВрИД) командующего войсками Витебского района, с января 1922 года — командир 5-й Витебской стрелковой дивизии, затем командовал 11-й Петроградской стрелковой дивизией. В 1924 году окончил Военные академические курсы высшего начсостава РККА. В июне 1927 года Б. К. Колчигин становится инспектором учебно-строительного управления Главного управления РККА по стрелково-тактическому делу, в 1928 году окончил Курсы усовершенствования командного состава (КУВНАС) при Военной академии им. Фрунзе, с июля 1929 года — помощник инспектора пехоты РККА, с июля 1931 года — военрук Московского государственного института журналистики, с ноября 1932 года — начальник первого отдела Управления механизации и моторизации РККА, затем инспектор того же управления. В январе 1935 года Б. К. Колчигин назначается начальником кафедры общей тактики Инженерно-технической академии связи им Подбельского. В феврале 1936 года Б. К. Колчигин — для особых поручений при командующем ОКДВА, маршале В. К. Блюхере, одновременно, в мае 1937 года — ВрИД начальника 2-го отделения штаба ОКДВА. С августа 1937 года преподавал в Военной Академии им. Фрунзе на общей кафедре тактики: старший преподаватель, ВрИД доцента, помощник начальника, начальник кафедры. В июне 1941 года Б. К. Колчигин переведен в Высшую Военную школу ПВО РККА начальником кафедры общей тактики.

Великая Отечественная Война

В начале Великой Отечественной войны генерал-майор Б. К. Колчигин на той же должности, в сентябре 1942 года был назначен заместителем командующего 4-й резервной армии, с марта 1943 года — заместитель командующего 3-й гвардейской армии.

С 10 марта по 3 мая 1943 года Б. К. Колчигин — командир 279-й стрелковой дивизии, с мая 1943 года — командир 34-го стрелкового корпуса, участвовал в освобождении Харькова в ходе Белгородско-Харьковской операции Курской битвы, затем в Донбасской операции.

С 25 ноября по 25 декабря 1943 года командовал 52-й гвардейской стрелковой дивизией, с января 1944 года — командир 96-го стрелкового корпуса.

В феврале 1944 года Б. К. Колчигин был назначен командиром 7-го гвардейского стрелкового корпуса 10-й гвардейской армии, участвовал в Старорусско-Новоржевской операции (Ленинградско-Новгородская стратегическая операция). 27 февраля 1944 года после успешного наступления была освобождена Пустошка, Б. К. Колчигин разместил свой наблюдательный пункт на месте бывшего немецкого и подорвался на заложенной немцами мине. В госпитале ему ампутировали правую ступню.

После войны

Сразу после победы, в июне 1945 года Б. К. Колчигин ушёл в отставку по болезни.

Жил в Изюме Харьковской области, писал мемуары о Первой мировой и Гражданской войне, делился воспоминаниями с учёными-историками. По принципиальным соображениям так и не вступил в коммунистическую партию.

Умер Богдан Константинович Колчигин в Изюме в 1976 году.

Сочинения

Б. К. Колчигин ещё с 30-х годов начал писать книги и статьи по оперативному искусству и военной истории. В их числе:

• Ближний бой на уничтожение сторожевого охранения противника: Служба и боевая подготовка // Пограничник. — 1940. № 14.
• Боевые стрельбы частями. — Библиотека командира. Государственное военное издательство. 1931. (в соавторстве с Е. Разиным)
• Брусиловский прорыв // История СССР. — 1971. № 3.
• Воспоминания офицера гвардии (лейб-гвардии Литовский полк) капитана Б. К. Колчигина.
• Мысли об использовании армии прикрытия в начальном периоде Великой Отечественной войны // ВИЖ. — 1961. № 4, стр. 35 — 37.
• Оборона Порт-Артура в русско-японскую войну 1904—1905 гг. — М.: Воениздат НКО СССР, 1939. (в соавторстве с Е. Разиным)

Звания

Российская империя

• поручик — 1915
• штабс-капитан — 07.1917
• капитан

СССР

• комбриг — 26.11.1935
• комдив — 16.01.1937
• генерал-майор — 04.06.1940
• генерал-лейтенант — 05.03.1944

Знаки отличия

Российской империи

• Орден Святого Георгия 4-й степени — ПАФ от 04.03.1917 (Кавалеры ордена Святого Георгия IV класса К)
• другие ордена и медали

Советского Союза

• Орден Ленина
• три Орден Красного Знамени — 1919 (Приказ РВСР № 273), 1923 (Приказ РВСР № 147),…
• Орден Суворова 2-й степени — 27.08.1943
• Орден Кутузова 2-й степени
• Медаль XX лет РККА
• другие медали
• Почётный гражданин города Пустошка — после войны
• Почётный гражданин Тимашёвска — 29 декабря 1970 года.

Литература

• Волков С. В. Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. — М.: Центрполиграф, 2002.
• Гражданская война и военная интервенция в СССР. — М.: Советская Энциклопедия, 1983.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — 672 с. — ISBN 5-901679-08-3.
• Шафаренко П. М. На разных фронтах. — М.: Воениздат, 1978.

Ссылки

• [www.bibliotekar.ru/Prometey-5/20.htm Зильбер Л. А. Записки военного врача (неопубликованные мемуары)]
• [sp-issues.narod.ru/7/kolchigin.htm Биография Б. К. Колчигина и две его статьи на сайте Союз писателей]
• [www.timregion.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=8838:-85-----&catid=84:2010-08-10-13-03-33&Itemid=113 Ершов В. Б. На службе Отечеству — статья на сайте Тимашёвского района]
• [fotki.yandex.ru/users/wberdnikov/view/227422?page=2 Биография на сайте В. Бердникова]
• [www.generals.dk/general/Kolchigin/Bogdan_Konstantinovich/Soviet_Union.html Сайт Генералы.]
• [zhistory.org.ua/armprk41.htm Сайт история, Генерал-лейтенант в отставке Б. Колчигин, «Мысли об использовании армии прикрытия в начальном периоде Великой Отечественной войны», «Военно-исторический журнал» № 4, 1961 год, стр. 35 — 37.]

Отрывок, характеризующий Колчигин, Богдан Константинович

– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…