Марковская республика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Марковская республика
Республика

31 октября 1905 — 18 июня 1906




Столица д. Марково
Марковской волости
Волоколамского уезда Московской губернии
Язык(и) русский язык
Форма правления советская республика
Президент
 - 1905-1906 Пётр Алексеевич Буршин
К:Появились в 1905 годуК:Исчезли в 1906 году

Марковская республика — крестьянское самоуправление, установленное во время Первой русской революции на территории Марковской волости Волоколамского уезда Московской губернии. Просуществовало с 31 октября 1905 до 18 июня 1906 года.





Предыстория

Марковская волость, находившаяся на расстоянии 150 км от Москвы, включала в свой состав пять больших селений: Марково, Корневское, Дулепово, Фроловское, Стрешневы Горы и другие с населением более 6 тысяч человек[1]. Природно-климатические условия для земледелия были неблагоприятными: из-за бедности почвы крестьяне были вынуждены покупать хлеб и занимать у помещиков зерно для собственного прокорма. Такое положение дел вынуждало многих крестьян выезжать на сезонные заработки в Москву или Петербург, а также заниматься промыслами: ткацким, шорным и т. п.

После реформы 1861 года ситуация не претерпела значительных изменений. Земля была поделена таким образом, что крестьянскому населению достались весьма небольшие наделы, причём часто перемежающиеся помещичьими, что вынуждало крестьян арендовать последние по высоким ценам.

Однако, благодаря деятельности местных агрономов и учителей, к 1900-м годам волость стала считаться развитой. Так, например, уровень грамотности в волости превышал средний по России, а в сельском хозяйстве практиковались более развитые его методы. Начиная с апреля 1901 года, когда на ткацкой фабрике увенчалась успехом двухмесячная забастовка 300 ткачей за повышение платы и улучшение бытовых условий, в Марковской волости начинается брожение среди крестьян[2].

Создание республики

Летом 1905 года, после состоявшегося в Москве съезда Крестьянского союза, старшиной волости был избран Иван Иванович Рыжов — бывший там, наряду с местным учителем В. Н. Никольским, волостным делегатом. Пользуясь своим положением Рыжов помогал распространять информацию о происходивших в стране событиях, революционную литературу и начал организовывать крестьянскую дружину[3].

Охватывавшие Россию рабочие и крестьянские восстания и волнения вызвали солидарный отклик у населения волости. 31 октября 1905 года был созван сельский сход для принятия решения по важнейшим вопросам внутренней жизни как волости, так и страны в целом. Помимо крестьян Марковской волости на сход пришли жители нескольких соседних деревень Московской и Тверской губерний.

На сходе агрономом А. А. Зубрилиным был зачитан крестьянский «Приговор» — перечень требований из 12 пунктов, подготовленный Крестьянским союзом. Документ содержал требования об уничтожении сословного неравенства, о свободе слова, печати и собраний, о бесплатном обучении всех детей и неприкосновенности личности. Так же было указано требование созыва народной Думы, которой должны стать подотчётны министры и государственные чиновники[2].

После бурных дебатов было принято решение более не подчиняться царской власти: провозгласить республику, прекратить выплату налогов и отправку рекрутов в армию. Президентом республики был избран крестьянин Пётр Алексеевич Буршин, кроме него в правительство вошли волостной старшина И. И. Рыжов, учитель В. Н. Никольский и крестьяне З. И. Соколов и Г. З. Соколов, Трубецкой. Спустя месяц существования Марковской республики к «Приговору» были добавлены требования о свержении самодержавия и созыве Учредительного собрания[3].

Марковская республика

Помещичьи земли были экспроприированы и поделены между крестьянами, с выделением места под общественные нужды. Была организована вырубка деревьев для ремонта общественных амбаров и мостов. В республике открылся фельдшерский пункт[4].

9 ноября 1905 года соседние Марковской республике волоколамские ткачи начали забастовку с требованием повысить плату и сокращения рабочего дня. Когда же бастующие лишились всех средств к существованию, марковские крестьяне в знак солидарности снарядили для них обоз с продовольствием (20 возов картошки и два с рожью, коноплей и с квашеной капустой). Были установлены связи и с другими фабричными комитетами в округе.

В конце июля 1906 года, Марково посетил профессор истории чикагского университета Джорж Браксель[5].

Падение республики

После поражения вооруженного восстания в Москве порядок был восстановлен и в Марковской волости. Была арестована часть местной интеллигенции. Так, в конце декабря был арестован А. А. Зубрилин, писатель С. Т. Семёнов — выслан из страны[2], И. И. Рыжов — отправлен в ссылку в Тобольскую губернию.

18 июня 1906 года на территорию волости вошли казаки, и республика прекратила своё существование. Репрессиям подверглось более 300 крестьян, однако это не остановило пассивное сопротивление: распоряжения новых властей не выполнялись, назначенные чиновники игнорировались, а на помещичьих владениях часто происходили пожары[6].

Смотри также

Старобуянская республика

Напишите отзыв о статье "Марковская республика"

Примечания

  1. [lotoshino.org/raion/past/Default3.aspx Официальный сайт Лотошинского муниципального района Московской области]
  2. 1 2 3 [volokolamsk.narod.ru/history/part04.htm История Волоколамска в XX веке]
  3. 1 2 [lotoshino.org/raion/past/Default3.aspx Марковская республика]
  4. Павлов И. Н. Марковская республика. Из истории крестьянского движения 1905 года в Московской губернии. — М., 1926.
  5. [festival.1september.ru/articles/510627/pril1.doc Марковская крестьянская республика].
  6. Шанин Т. [publ.lib.ru/ARCHIVES/SH/SHANIN_Teodor/_Shanin_T..html Революция как момент истины: 1905—1907 гг. — 1917—1922 гг.] — М.: «Весь мир», 1997.

Литература

  • Павлов И. Н. Марковская республика. Из истории крестьянского движения 1905 года в Московской губернии. М., 1926.
  • Смирнов И. И. «Марковская республика». Из истории крестьянского движения 1905 года в Московской губернии. М., 1975.
  • Шанин Т. [publ.lib.ru/ARCHIVES/SH/SHANIN_Teodor/_Shanin_T..html Революция как момент истины: 1905—1907 гг. — 1917—1922 гг.] — М.: «Весь мир», 1997.
  • [www.piminfo.ru/catfile/bbook_Pdf_small_101.pdf Первая революция в России. Взгляд через столетие]. — М.: Памятники исторической мысли, 2005. — 602 с.

Ссылки

</div></div>

Отрывок, характеризующий Марковская республика

Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.