Музыка Эстонии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Музыка Эстонии — музыка и танцы народов, населяющих Эстонию, в основном, эстонцев и сету. Тесно связана с карело-финской и балтийской музыкальными традициями.

Значительную часть своей истории эстонская музыка была в подавляющем большинстве случаев любительской и бесписьменной, изучать её начали лишь в XVIII веке. Древний народный песенный жанр — лирическая руническая песня — сохранился на острове Кихну и у сету, в остальной Эстонии был вытеснен более современной рифмованной песней.

Народные музыкальные инструменты представлены преимущественно деревянными духовыми, струнными смычковыми и струнными щипковыми. Традиции игры на скрипке, гармони и каннеле непрерывно продолжались по крайней мере с XVIII века, некоторые старинные инструменты типа смычковой лиры и волынки были реконструированы и стали использоваться снова[1].

С конца XIX века в Эстонии проводится множество музыкальных фестивалей, хоровое пение во время акций протеста против нахождения Эстонии в составе СССР дало название «Поющей революции»[2]. Население независимой Эстонии продолжает активно интересоваться народной музыкой.





Народная музыка

Древнейшие упоминания эстонской музыки встречаются у Саксона Грамматика и относятся к XII веку, также она упомянута в Хронике Ливонии XIII века и у Бальтазара Руссова, жившего в XVI веке[3]. Первая запись эстонской мелодии сделана Фридрихом Мениусом[lv] в 1632 году[4].

В XVIII веке филологи и авторы начинают обращаться к эстонской музыке, начинается изучение народной музыкальной традиции. Первыми такими исследователями были публицист Август Хупель и литератор Христиан Иеронимус Юстус Шлегель[et][4]. В конце XIX века Карл Август Германн[cz], Оскар Каллас[en], Якоб Хурт, Удо Колк[et] и другие начали заниматься целенаправленным сбором эстонской музыки[4][5].

Крупнейшие коллекции содержатся в Архиве эстонского фольклора (департамент Эстонского литературного музея, около 25 000 текстовых и 55 000 звуковых записей), Эстонском музее театра и музыки[en] и Институте эстонского языка, последний также является главным центром изучения эстонской музыки[4].

Важнейшие исследования эстонской музыки с конца Второй мировой войны выполнены Хербертом Тампере и Ингрид Рюйтел[uk][4].

Народные песни

Основные жанры народной песни: старинная руническая песня, имеющая несколько аналогов в балто-финской культуре, и более новые рифмованные песни, возникшие под влиянием европейской народной песни XVIII века. Помимо этого сохранились древнейшие песни, появившиеся ещё раньше, чем рунические. Среди таких песен — рабочие и охотничьи, похоронные (дошли до нас только у народа сету), сказочные, колыбельные и детские[6].

Вокальную народную музыку в Эстонии исполняли обычно женщины, в связи с чем тематика песен часто включает такие традиционно женские для эстонской культуры занятия как прядение[7].

Характерная черта северноэстонских песен — растягивание последней ноты в музыкальной фразе[8].

Рунические песни

Песенная традиция рунических песен связана с одноимёнными песнями у финнов, карел, води и ижоры. В отличие от карело-финской традиции, в Эстонии нет героических песен, только лирические[8]. У древнейших рунических песен нет припева, интервальная система — диатоническая, а диапазон используемых звуков очень узкий (не более кварты)[7][8]. Такие песни сохранились на северо-востоке страны. В дальнейшем между появился короткий припев, а затем увеличился и диапазон[8].

Исполняются обычно женщинами, в унисон без аккомпанемента, хотя из-за импровизации может возникнуть гетерофония[9]. В южной Эстонии существовала традиция петь на одной ноте, с отступлениями во время каденции. Часто запевала исполняет куплет, который затем повторяет хор[8]. В рунических песнях активно используются аллитерация и параллелизм, стихотворный размер — четырёхстопный хорей, в котором противопоставлены слоги с долгими и краткими гласными[7][8].

За сохранение рунической песни ЮНЕСКО внесло острова Кихну и Манилайд[en] в список нематериального культурного наследия человечества[10]. Также этот жанр сохранился у сету[8].

Рунические песни у сету[fr] отличаются от эстонских. Они исполняются многоголосно: мелодию солистки одна часть хора повторяет в той же тональности, а другая — ниже, кроме того, певица с высоким голосом поёт постоянно повышающуюся вспомогательную партию (эст. killõ), которая прерывается солисткой на следующем куплете[7][8]. Техники пения сету имеют общие черты с мордовскими[8].

Рифмованные песни

Рифмованные песни пришли в Эстонию из Европы в XVIII веке под влиянием народной музыки соседних стран, а также немецкой музыки, породив смешанный руническо-рифмованный жанр; во второй половине XIX века рифмованные песни полностью вытеснили рунические, за единичными исключениями[9][7]. В этой новой традиции мужчины играли намного более активные роли, появились отдельные характерно мужские жанры[9]. Рифмованные песни в основном лирические и описательные по содержанию, в них более развита мелодия, шире динамический диапазон, ритм сильнее варьирует; около половины произведений этого жанра написано в миноре[7].

Народные танцы

Самые ранние сведения о танцах относятся к XVII веку, это упоминания ритуальных плясок обнажённых бездетных женщин, пытавшихся получить фертильность, танцуя вокруг католических часовен[11]. Среди других ритуальных танцев — тайно исполнявшийся обнажёнными мужчинами острова Муху танец вокруг бочки с пивом на Йоль и перед чьей-либо свадьбой; он сохранился до XX века. Имеются и другие ритуальные свадебные танцы. Многие танцы были приурочены к конкретным праздникам, к примеру, известен западноэстонский зимний танец, связанный с культом бога лесов и плодородия Метсика[et]. Другой танец сопровождал перемещение куклы Метсика в соседнюю деревню или лес в Семидесятницу или с началом мясопуста. Известны анимистические танцы, в которых исполнитель изображает быка, медведя, козу, сороку и так далее[11].

С конца XVIII века по Эстонии распространились танцы типа полонеза, спустя сто лет в восточной части страны в моду вошли разновидности кадрили, в то время как на севере и западе появился собственный жанр массовых танцев в трёхдольном метре лабаявалсс (эст. labajalavalss). Деревенские танцы, такие как «Англичанка» (эст. Ingliska), «Рыбак» (эст. Kalamies) и «Направо и налево» (эст. Oige ja vasemba), появились во второй половине XIX века на северо-западе страны[11].

В конце XIX века в Эстонию проникли полька и вальс, в 1930-х годах — фокстрот, танго и другие современные танцы[11].

Авторская музыка

До XVIII века

Эстония вошла в немецкую культурную сферу в XIII веке после завоевания Тевтонским орденом, немецкий стал языком образованного слоя и оставался им вплоть до конца XIX века. По-эстонски говорили только крестьяне и городские низы. Население было обращено в христианство, по всей Эстонии были построены монастыри и церкви, ставшие центрами авторской музыки ввиду отсутствия монаршьего двора[12].

Сведения об авторской музыке до Реформации (1520-е) отрывочны. До нас дошли описания деревенских органов 1329 года, однако записей музыкальных произведений того времени не сохранилось. Первая запись церковной музыки (псалмовых тонов) сделана в 1632 году в «Служебнике и домашнем руководстве для Эстонского герцогства в Лифляндии», выпущенном под руководством священника Генриха Шталя[12].

Организации городских музыкантов существовали с конца XV — начала XVI века (Таллин, Тарту). В XVII веке в церквях и гимназиях работали канторы и органисты: в частности, Иоганн Медер в 1674—1683 году был кантором в Ревельской гимназии, а ученик Дитриха Букстехуде Людвиг Бусбецкий[en] работал в Нарве органистом. В 1632 году в Тарту был основан Тартуский университет, сыгравший важную роль в подъёме престижа города[12].

XVIII—XIX века

В первой четверти XVIII века на территории Эстонии проходили сражения Северной войны, в результате которой Эстляндия была присоединена к Российской империи. Тартуский университет был эвакуирован в Пярну, а в 1710 году закрыт почти на столетие, вновь начав работу в 1802 году. Несмотря на то, что университет продолжал быть научным центром, а в его штате был музыкальный руководитель для управления хором и исполнения музыки на праздничных мероприятиях, до XX века музыка как дисциплина там не преподавалась. Известный теоретик музыки Артур фон Эттинген работал в университете преподавателем физики[12].

К середине XVIII века Эстония оправилась от войн, появилась мода брать уроки пения и игры на клавикорде. В 1809 году в Таллине основан Немецкий театр[et], где работала постоянная оперетточная труппа, популярность получили музыкальные концерты, одно за другим основывались музыкальные общества[12]. Уже в 1818 году в Тарту работал оркестр из 14—15 музыкантов[13].

Истоки музыкального образования находятся в деревенских школах, основанных шведскими властями. Учитель-органист — кёстер — учил детей не только писать и читать, но и петь гимны. В 1684 году близ Тарту была основана семинария для подготовки кёстеров[12]. После окончания шведского владычества наибольших успехов в деле обучения эстонцев музыке достигли миссионеры-пиетисты, а с 1820-х — Моравские братья[12][14]. Официальная церковь в ответ на их активность стала строить деревенские школы с начала XIX века; важную часть их программы занимало пение. В итоге этого противостояния в Эстонии появилось мощное хоровое движение, имевшее значительное влияние на историю страны[12]. Первыми эстонскими композиторами считаются Александер Кунилейд[en] (автор музыки к произведению «Моё отечество — моя любовь») и Александер Томсон[de][14].

Усилиями писателя Йохана Яннсена в 1869 году был организован Эстонский праздник песни, который проводится с тех пор каждые пять лет с перерывами только на военные годы. На первом празднике песни участники исполнили песню «Отчизна моя, моё счастье и радость», позже ставшую гимном страны[14]. На четвёртом празднике песни, проведённом в 1891 году, впервые управлять праздником был назначен не балтийский немец, а эстонец, Йохан Кёлер[14]

Первая половина XX века

В XX веке экономическое положение населения значительно улучшилось, население городов росло, что положительно влияло и на эстонскую музыку. С конца XIX века появлялись разнообразные организации для профессиональных музыкантов, в том числе общества песни Ванемуйне[et] и Эстония, в каждом из которых помимо хора был оркестр и театральная труппа[12][15]. Общество «Эстония» превратилось в одноимённый театр оперы и балета, а «Ванемуйне» — в первый эстонский драматический театр[15].

Первые профессиональные эстонские музыканты (среди них Йоханнес Каппел[de], Миина Хярма[en] и Константин Тюрнпу[de]) получали образование в Санкт-Петербургской консерватории, но никто из пионеров эстонской музыки не смог работать на родине из-за плохих экономических условий[13]. Важнейшие фигуры первого поколения — Рудольф Тобиас, Март Саар, Пеетер Сюда[en], Хейно Эллер, Кириллус Креэк, Людиг Михкель, Юхан Аавик; также следует отметить основателей национальной композиторской школы Артура Каппа и Артура Лембу[15][13]. Почти все вышеперечисленные совмещали свою профессию с преподаванием[15].

В 1918 году Эстония объявила о независимости, в период которой музыкальная культура стремительно развивалась. В следующем году основаны Высшая музыкальная школа Тарту[et] и Эстонская академия музыки и театра, в 1930-х появился Эстонский национальный симфонический оркестр. В 1920 году Хейно Эллер начал преподавать в Высшей музыкальной школе Тарту, его ученики составили следующее поколение композиторов Эстонии, наибольшей известности среди них добился Эдуард Тубин[15].

Советский период

Эстонские немцы были вывезены в Германию по Германо-советскому торговому соглашению 1939 года[16], после чего немецкое влияние на культуру страны окончательно прекратилось. Эстония была присоединена к Советскому Союзу в 1940—1941, а затем и после немецкой оккупации — с 1944 года, многие знаменитые музыканты бежали из страны, после чего в композиторской школе начался период стагнации. Тем не менее, в 1940-х появились два крупных хора: Национальный мужской хор[et] и Хор эстонского телевидения и радио[et].

Основную роль в профессиональной музыкальной жизни советской Эстонии играла Государственная филармония ЭССР. Филармония организовывала концерты и гастроли эстонских музыкантов, а также принимала гастроли артистов из других союзных республик и из-за рубежа. К концу 1980-х ежегодно проводилось около 2500 концертов общей посещаемостью до 900 000 человек в год[17].

Известными музыкальными коллективами советского периода были Государственный симфонический оркестр ЭССР (главный дирижер Пеэтер Лилье), смешанный хор Эстонского телевидения и радио, эстрадный оркестр Эстонского телевидения и радио; в составе филармонии действовали Государственный академический мужской хор ЭССР[et], камерный хор под руководством Тыну Кальюсте[en], ансамбль старинной музыки «Hortus Musicus» под руководством Андреса Мустонена и духовой оркестр «Таллин»[17].

В конце 1950-х годов из советских учебных заведений выпустилось новое поколение композиторов, что привело к обновлению композиторской школы. Эйно Тамберг и Яан Ряэтс включали в свои произведения элементы неоклассицизма; Арво Пярт и Кулдар Синк[et] — техники музыкального авангарда, такие как сериализм; Вельо Тормис, как и Саар, и Креэк, много работали с народной музыкой[15]. В советский период эстонской истории одобрение цензурных органов получали только далёкие от аутентичных «социалистические по содержанию и национальные по форме» произведения, хотя власти не мешали проведению многочисленных фестивалей хорового пения[2][13].

Мировой знаменитостью, обладателем длинного списка наград и почётных званий, в том числе звания рыцаря Ордена Почётного легиона, а также самым исполняемым композитором в мире[18][19] стал живущий с 1980 года в эмиграции эстонский композитор Арво Пярт. Его религиозные и классические произведения созданы в уникальном минималистическом стиле. Другим пионером электронной музыки был композитор Лепо Сумеру.

Заметной фигурой в эстонской музыке второй половины XX века был Георг Отс, популярный камерный и эстрадный певец, ректор Таллинской консерватории, председатель Театрального общества Эстонии, Народный артист СССР (1960). Всесоюзную известность ему принесла ария Мистера Икса в одноимённом музыкальном фильме в 1958 году.

В Эстонии существовала сильная фортепьянная школа. Среди пианистов выделялся Бруно Лукк, профессор и директор Таллинской консерватории, Народный артист Эстонской ССР, выступавший в дуэте с Анной Клас, Заслуженной артисткой ЭССР. В 1947 году Лукк и Клас были награждены Государственной премией Эстонской ССР. Пианист Калле Рандалу[en], ученик профессора Лукка, в 1982 году занял 4-е место на VII Международном конкурсе имени П. И. Чайковского, а Ивари Илья[en] в том же году занял 8-е место на Международном конкурсе пианистов имени Шопена[17].

Активно развивалась и популярная музыка. В 1970-е известным эстонским коллективом была рок-группа «Руя» (солист Урмас Алендер). На эстраде были популярны вокально-инструментальные ансамбли «Контакт» (солистка Марью Ляник), «Немо» (солистка Анне Вески), «Махавок» (солистка Каре Каукс) и другие. Эстонские исполнители добивались успеха и за пределами республики: в 1984 году Анне Вески заняла два первых места на фестивале в Сопоте, в 1985 Марью Ляник стала лауреаткой конкурса «Интерталант-85» в Праге[17].

После восстановления независимости

Основную работу по сохранению и развитию национальной музыки в современной Эстонии делают многочисленные любительские коллективы[2]. Среди профессиональных объединений, созданных после обретения независимости, выделяются муниципальный оркестр[et] Пярну и Ансамбль древней музыки Вильянди[et][15].

С конца XX века в Эстонии появилось множество новых фестивалей народной музыки, в основном стремящихся к аутентичности: с 1977 года проводится фестиваль культуры сету (эст. Setu Leelopäevad), с 1986 — фестиваль культуры уезда Ляэне-Вирумаа (Viru säru), с 1987 — международный фестиваль фольклора «Балтика» (эст. Folkloorifestival Baltica) и местный «Вильяндимаа вирред» (эст. Viljandimaa virred). Другая разновидность массовых музыкальных мероприятий — встречи и семинары[2]. Хоровое пение как форма ненасильственного протеста во время борьбы за восстановление независимости (1987—1992) дало название эстонской «Поющей революции».

Дирижёр Тыну Кальюсте[en] в 2014 году стал обладателем премии «Грэмми» за работу над альбомом Арво Пярта «Adam’s Lament» в номинации за лучшее хоровое исполнение[20]. Другие эстонские дирижёры мирового уровня — Пааво Ярви (также лауреат «Грэмми») и Ану Тали. Среди музыкантов следующего поколения следует отметить и Эркки-Свена Тюйра[15], получившего также международное признание как композитор, наряду с Вельо Тормисом и Хеленой Тульве[en].

В музыкальной сфере в Эстонии действуют около 1500 предприятий и организаций, всего в этой области занято около 5800 человек. Суммарный доход профессиональной музыкальной индустрии составляет 135 миллионов евро в год. Концерты различных стилей музыки в Эстонии ежегодно посещают около 2 миллионов человек[21].

Инструменты

Варган пармупилл (эст. parmupill) — один из древнейших инструментов, распространённых на территории Эстонии[1].

Другой старинный инструмент, самый популярный из народных — пяти- и семиструнный каннель, родственный кантеле и другим балто-финским струнным инструментам[22]. Начиная с XIX века количество струн у каннеля постепенно увеличивалось, пока не достигло современных 20—30 и более, вплоть до 50[23]. Основные способы извлечения звука из этого инструмента — аккордовое бряцание правой рукой при зажатых левой рукой не участвующих струнах и одновременная игра двумя руками на мелодических и басовых струнах[1].

Смычковая лира, «струнный каннель» с двумя, тремя или четырьмя струнами, называется хийуканнел (эст. hiiukannel; хийумааский каннель) или роотсиканнел (эст. rootsikannel), он был заимствован из Швеции, вероятно, в XIX веке; по-шведски он называется строкхарпа[sv][1][22]. Хийуканнел имеет плоский прямоугольный корпус (иногда он частично выгнут наружу), в верхней части инструмента находится отверстие, над которым натянуты струны из конского волоса, кишок или металла[24]. Хийуканнел держат большим пальцем правой руки, прижав нижней частью к ноге; левая рука водит смычок[24]. На одной или двух струнах исполняют мелодию, остальные используются как бурдонные[22]. Из Швеции же в то же время был заимствован моллпилл (эст. mollpill), смычковый псалтерий с одной струной[1].

Скрипка (эст. viiul) попала в Эстонию в XVIII веке и широко распространилась по стране за столетие, вытеснив хийуканнел[22]. На скрипке аккомпанировали старинным и новым танцам, исполнитель мог подыгрывать себе при пении, что требовало держать инструмент ниже подбородка[1].

К концу XIX века все струнные инструменты, аккомпанирующие танцам, заменила гармонь лыытспилл[et] (эст. lõõtspill) — громкая, играющая сразу и основную партию и аккорды[1].

Духовые инструменты Эстонии представлены используемыми в скотоводстве рожками, флейтами, свистками, а также волынкой «торупилл» (эст. torupill)[1]. Большинство инструментов скотоводов — язычковые деревянные духовые с одинарной тростью. Изначально они употреблялись как сигнальные, но со временем на них начали исполнять мелодии. Используется множество разновидностей рожков: карьяпазун (эст. karjapasun) без пальцевых отверстий, сокузарв (эст. sokusarv) с 3—4 отверстиями (изредка больше) и другие; свистков из ивовой и другой древесины; флейт и свирелей: роопилл (эст. roopill) с шестью отверстиями и вилепилл (эст. vilepill)[1][22]. Вилепилл вырезают из сосновой ветки, на севере к нему приделывают колокольчик из коры, а у сету — олений рог[1].

Эстонская волынка — торупилл (эст. torupill) — появилась в XIV столетии[1]. Она состоит из мешка, обычно изготавливаемого из желудка или мочевого пузыря морского котика или другого крупного животного; к мешку присоединена трубка для нагнетания воздуха, голосовая трубка (часто роопилл) и одна, две или (реже) три бурдонные трубки[1]. Все трубки имеют одинарную трость[22]. Вторая трубка настраивается в квинту к первой. Волынка особенно популярна на севере и западе страны, она сопровождала свадьбы и другие торжества, а также использовалась во время полевых работ[1][22]. Произведения для торупилл обычно имеют три части, в их основе лежит мажорный пентахорд или гексахорд. Исполнитель обычно обильно пользовался фигурацией[1].

Музыкант, играющий на хийуканнеле
Волынщица

Роль государства

После восстановления Эстонией независимости в 1990 году развитием и популяризацией музыкального творчества занимается Министерство культуры[en]. Ему подчинены следующие учреждения[25]:

Кроме того, подведомственным учреждением Министерства культуры является «Ээсти Концерт», крупнейший организатор концертов и управляющая компания следующих концертных залов[25]:

Профессиональное музыкальное образование в Эстонии предоставляют следующие учебные заведения[25]:

Музыкальное образование входит в программу обучения эстонских средних школ[26].

Напишите отзыв о статье "Музыка Эстонии"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Lippus&Rüütel, Instruments.
  2. ↑ 1 2 3 4 Lippus&Rüütel, Contemporary trends.
  3. ↑ Lippus&Rüütel.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 Lippus&Rüütel, History and research.
  5. ↑ Garland, 2000, History of scolarship.
  6. ↑ Lippus&Rüütel, Folksong.
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 Garland, 2000, Vocal folk music.
  8. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Lippus&Rüütel, 'Runo songs'.
  9. ↑ 1 2 3 Lippus&Rüütel, Rhymed songs.
  10. ↑ [www.unesco.org/culture/ich/en/RL/kihnu-cultural-space-00042 Kihnu cultural space]
  11. ↑ 1 2 3 4 Lippus&Rüütel, Folkdances.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Lippus&Rüütel, Before 1700.
  13. ↑ 1 2 3 4 Garland, 2000, Instrumental music.
  14. ↑ 1 2 3 4 Garland, 2000, Choral singing.
  15. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Lippus&Rüütel, Since 1900.
  16. ↑ Lippus&Rüütel, 1700–1900.
  17. ↑ 1 2 3 4 1000 фактов из жизни Советской Эстонии / Сост. А. Саар. — Таллин: Периодика, 1988. — 224 с.: ISBN 5—7979—0084—х
  18. ↑ [news.err.ee/v/news/politics/society/37c88a02-a1f0-40f0-9819-5d5e02ca85b5/arvo-part-is-the-worlds-most-performed-living-composer-for-4th-year-running ERR.ee] — Arvo Pärt is the world’s most performed living composer for 4th year running
  19. ↑ [www.euronews.com/2015/09/22/arvo-part-the-most-performed-living-composer Euronews.com] — ARVO PÄRT: THE MOST PERFORMED LIVING COMPOSER
  20. ↑ [estonianworld.com/culture/arvo-parts-adams-lament-wins-grammy-award-in-the-best-choral-performance-category/ Estonianworld.com] — Tõnu Kaljuste wins a Grammy in the Best Choral Performance category for his work on Arvo Pärt’s «Adam’s Lament»!
  21. ↑ [www.kul.ee/ru/sfery-deyatelnosti/muzyka - Министерство культуры Эстонии] — Сферы деятельности — Музыка
  22. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Garland, 2000, Instrumental folk music.
  23. ↑ O'Connor, 2006, p. 176.
  24. ↑ 1 2 Kjellström&Bergelt.
  25. ↑ 1 2 3 [www.eesti.ee/rus/kultuur_ja_hobid/kultuur/teater_muusika_kino#Музыка Официальный сайт Эстони] — Культура — Музыка
  26. ↑ Сайт Министерства образования — [www.hm.ee/sites/default/files/est_upper_secondary_nat_cur_2014_appendix_6_final.pdf Школьная программа]

Литература

  • Urve Lippus[et] and Ingrid Rüütel[uk]. Estonia // [www.oxfordmusiconline.com/subscriber/article/grove/music/41040 Grove Music Online]. — Oxford University Press.  (требуется подписка)
  • O'Connor K. [books.google.com/books?id=8Dl2i1Fkd_cC Culture and Customs of the Baltic States]. — Greenwood Press, 2006. — 274 с. — (Culture and customs of Europe). — ISBN 9780313331251.
  • Birgit Kjellström and Styrbjörn Bergelt. Stråkharpa // [www.oxfordmusiconline.com/subscriber/article/grove/music/46523 Grove Music Online]. — Oxford University Press.  (требуется подписка)
  • Volume 8: Europe // Garland Encyclopedia of World Music / edited by Timothy Rice. — Taylor&Francis, 2000.

Ссылки

  • Herbert Tampere, Erna Tampere, Ottilie Kõiva. [www.folklore.ee/pubte/eraamat/rahvamuusika/en/index Anthology of Estonian Traditional Music] (англ.). Estonian Literary Museum. Проверено 22 октября 2016.
Звукозаписи традиционных песен и мелодий с нотами на сайте folklore.ee
  • [www.folklore.ee/pubte/eraamat/rahvamuusika/en/089-Kasikivi Песня сету «Ручная мельница»] (эст. Käsikivi)
  • [www.folklore.ee/pubte/eraamat/rahvamuusika/en/099-Sokusarv-Soomamineki-tukk Сокузарв, «Время обеда»] (эст. Söömamineki tükk)
  • [www.folklore.ee/pubte/eraamat/rahvamuusika/en/100-Karjapasun Карьяпазун] сету.
  • [www.folklore.ee/pubte/eraamat/rahvamuusika/en/104-Sormiline-roopill-Torupilli-Jussi-labajalg Роопилл, «Вальс Юсса-флейтиста»] (эст. Torupilli Jussi labajalg)
  • [www.folklore.ee/pubte/eraamat/rahvamuusika/en/107-Hiiu-kannel-Hunt-soo-taga-labajalg Хийуканнел, «Волк на другой стороне болота»] (эст. Hunt soo taga)

Отрывок, характеризующий Музыка Эстонии

– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Музыка_Эстонии&oldid=81639613»