Степанов, Виктор Николаевич

Виктор Николаевич Степанов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Депутат Законодательного Собрания Республики Карелия
с 8 октября 2006 года
Председатель Правительства Республики Карелия
17 мая 1994 — 1 июня 1998
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Сергей Леонидович Катанандов
Председатель Верховного Совета Республики Карелия
16 мая 1992 — 17 мая 1994
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Председатель Верховного Совета Карельской ССР
24 мая 1991 — 16 мая 1992
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Председатель Верховного Совета Карельской АССР
18 апреля 1990 — 24 мая 1991
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Председатель Президиума Верховного Совета Карельской АССР
27 декабря 1989 — 18 апреля 1990
Предшественник:	Кузьма Филиппович Филатов
Преемник:	должность упразднена
Член Совета Федерации Федерального Собрания РФ от исполнительной власти Республики Карелия
14 декабря 2001 года — 7 апреля 2006 года
Предшественник:	Сергей Леонидович Катанандов
Преемник:	Андрей Витальевич Нелидов
Член Совета Федерации Федерального Собрания РФ от исполнительной власти Республики Карелия
23 января 1994 года — 10 июня 1998 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Сергей Леонидович Катанандов
Депутат Совета Федерации Федерального Собрания РФ
11 января 1994 года — 15 января 1996 года
Рождение:	27 января 1947(1947-01-27) (77 лет) село Видлица, Олонецкий район, Карело-Финская ССР, СССР
Партия:	КПСС (до 1991), Союз коммунистов Карелии, Справедливая Россия (с 2008)
Учёная степень:	кандидат философских наук
Награды:

Ви́ктор Никола́евич Степа́нов (27 января 1947, село Видлица, Олонецкий район, Карело-Финская ССР, СССР) — депутат Законодательного Собрания Республики Карелия четвёртого и пятого созывов, в 1989—1998 годах — руководитель Республики Карелия, в 1993—1998, 2001—2006 — представитель республики в Совете Федерации.

Биография

Родился 27 января 1947 года в селе Видлица Олонецкого района Карело-Финской ССР. По национальности карел.

Образование и трудовая деятельность

Окончил Карельский государственный педагогический институт в 1975 году, Ленинградскую Высшую партийную школу в 1980 году, аспирантуру Высшей партийной школы при ЦК Компартии Чехословакии в Праге в 1987 году, кандидат философских наук.

С 1964 по 1968 год — столяр Видлинского производственного участка Ильинского лесозавода. С 1968 года заведующий организационным отделом, с 1970 по 1973 года — второй, затем первый секретарь Олонецкого РК ВЛКСМ. С 1973 года — инструктор, с 1974 года — заведующий отделом, с 1976 года — второй секретарь Карельского обкома ВЛКСМ.

Партийная карьера

С 1980 года — инструктор Карельского обкома КПСС. С 1980 по 1982 год — второй секретарь Олонецкого РК КПСС, с 1982 по 1984 год — первый секретарь Пряжинского райкома КПСС Карельской АССР. В 1987 году был назначен заведующим отделом Карельского обкома КПСС.

С 1988 года работал в аппарате ЦК КПСС инструктором отдела межнациональных отношений.

Глава Карелии (1989—1998)

В декабре 1989 года на внеочередной пятнадцатой сессии Верховного Совета Карельской АССР XI созыва был избран председателем Президиума Верховного Совета Карельской АССР. В марте 1990 года был избран депутатом Верховного Совета Карельской АССР нового, XII созыва, в апреле — его председателем.

В результате внесения поправок в Конституцию РСФСР название Карелии дважды менялось: сначала «Карельская ССР» (24 мая 1991), а затем «Республика Карелия» (21 апреля 1992).

Участвовал в выборах народных депутатов РСФСР, состоявшихся 4 марта 1990 года и был избран народным депутатом.

С 1990 по 1993 год — народный депутат России, был членом Комиссии Совета Национальностей по национально-государственному устройству и межнациональным отношениям, был координатором группы депутатов «Суверенитет и равенство», членом фракции «Коммунисты России».

В июне 1990 года был избран членом Политбюро ЦК новообразованной Компартии РСФСР.

Во время событий 19-21 августа 1991 года, несмотря на массовые митинги, проходившие в Петрозаводске, и активную анти-путчистскую позицию, занятую Петросоветом, республиканские власти долгое время отказывались давать какие-либо комментарии или оценки событиям, ссылаясь на якобы отсутствие достоверной информации о происходящем в Москве. Официальное постановление, осуждавшее действия ГКЧП, было принято лишь после сообщения о провале переворота, прозвучавшего на сессии российского парламента.

22 сентября 1993 года Верховный Совет Республики Карелия XII созыва поддержал решение Съезда народных депутатов РФ, признав неконституционный характер действий президента Ельцина, и в дальнейшем объявил недействительность его указов на территории Карелии. 30 сентября Степанов отбыл в Москву для участия в совещании представителей субъектов федерации для обсуждения путей выхода из кризиса. Решение парламента, в действительности не отражавшее настроения среди граждан республики, вызвало резкое порицание со стороны представителей исполнительной власти, в частности главы Совета министров Сергея Блинникова и петрозаводского мэра Сергея Катанандова — премьер пригрозил разорвать сотрудничество с Верховным Советом, в случае если он не пересмотрит свою позицию. Конфликт между ветвями власти разрешился без митингов и столкновений по завершении кризиса в столице.

После разгона Съезда народных депутатов России в октябре 1993 года Степанов утратил статус народного депутата. Однако принял участие последовавших в выборах в новый парламент России — Совет Федерации, которые состоялись 12 декабря 1993 года.

Вместе с Сергеем Блинниковым Степанов был избран депутатом Совета Федерации первого созыва от Карельского округа (№ 10).

В 17 апреля 1994 года, будучи единственным кандидатом (Блинников снял свою кандидатуру с выборов), был избран Председателем Правительства Республики Карелия (пост Главы республики) 68,6 % голосов.

С 1994 года Карелия становится активным участником сотрудничества Баренцева/Евроарктического региона, в 1995 году присоединилась к сотрудничеству по линии Совета государств Балтийского моря. Крупнейшими международными проектами времён правительства Степанова стали коридоры развития «Атлантика-Карелия» и «Архангельский коридор».

С января 1996 года по должности входил в Совет Федерации второго созыва, был заместителем председателя Комитета по делам Содружества Независимых Государств.

Оставаясь на губернаторском посту, Степанов сохранял своё членство в партии Союз коммунистов Карелии (СКК, крупнейшей республиканской партийной структуры тех лет, с 1997 г. преобразованной в региональное отделение КПРФ), однако на деле, опасаясь конфронтации с Кремлём, избегал активного сотрудничества с местными коммунистами и даже способствовал становлению в республике партии власти «Наш дом - Россия».

В 1997 году правительство Степанова подверглось резкой критике, после того как новый владелец Сегежского ЦБК, шведский концерн AssiDoman, пытаясь договориться с республиканскими властями по поводу льгот на выплаты по долгам Пенсионному фонду и бюджету, приостановил производство на комбинате, а вскоре, не сумев выстроить конструктивный диалог с правительством, и вовсе его покинул, оставив предприятие на грани выживания.

На выборах весной 1998 года в союзе движением «Карелия», КПРФ и НРПР боролся за пост главы республики с поддержанным НДР и ЛДПР мэром Петрозаводска Сергеем Катанандовым. Уступил ему как в первом (набрав 34 %), так и во втором (43,16 %) турах. Попытка оспорить результаты выборов в суде закончилась для проигравшего безуспешно.

Сенатор и депутат

С декабря 1998 года по декабрь 2001 года — руководитель Управления делами Исполкома Союза Белоруссии и России. В декабре 2001 года был назначен представителем в Совете Федерации от исполнительной власти Республики Карелия на срок до мая 2002 года, после очередных выборов Главы Республики Карелия был вновь утвержден в этой должности. В 2006 году полномочия члена Совета Федерации РФ были прекращены.

В 2006 году, на выборах в Законодательное собрание Республики Карелия четвёртого созыва, по соглашению с Мироновым, штатным советником которого он являлся, возглавил республиканский список Российской партии Жизни, получившей, во многом благодаря привлечению его фигуры, второе место по количеству голосов. В парламенте четвёртого созыва Степанов возглавил вновь сформированную фракцию «Справедливая Россия — ЖИЗНЬ». Официальное членство в партии оформил в апреле 2008 года. На выборах 2011 года вновь переизбран во главе регионального списка «Справедливой России».

Звания и награды

• Заслуженный работник народного хозяйства Республики Карелия
• Орден Почёта
• Почётный гражданин Олонца (1998)
• Почётный гражданин Республики Карелия (2014)

Семья

Женат, имеет дочь.

Увлекается шахматами.

Литература

• Народные избранники Карелии: Депутаты высших представительных органов власти СССР, РСФСР, РФ от Карелии и высших представительных органов власти Карелии, 1923—2006: справочник / авт.-сост. А. И. Бутвило. — Петрозаводск, 2006. — 320 с.

Ссылки

• [www.karelia-zs.ru/current/1185453045/11854531731831769/deputat_039.html Информация на сайте Законодательного собрания Республики Карелия]
• [www.russia-today.ru/2004/no_24/24_end_3.htm Виктор Степанов: «Главное, чтобы подлодка всплыла»], 2004 год

Отрывок, характеризующий Степанов, Виктор Николаевич

Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.