Ты или я

Ты или я
Исполнитель	Машина времени
Альбом	Десять лет спустя
Дата выпуска	1987
Дата записи	1973 (1974)
Жанр	Рок, психоделик-рок, блюз
Язык песни	Русский
Длительность	04:25
Лейбл	Мелодия
Трек-лист альбома «Десять лет спустя»
Наш дом (2) Ты или я (3) Флаг над замком (4)  [youtube.com/watch?v=f7GSjtmPz0g Ты или я]

«Ты и́ли я» (неофициальные наименования — «Со́лнечный о́стров», «Всё о́чень про́сто») — песня советской и российской рок-группы «Машина времени», написанная Андреем Макаревичем в 1972 году (по другим данным — в 1973 году).

Одна из первых композиций на русском языке в жанре блюз-рок, получивших широкую известность и популярность. Текст песни критикой назван «классическим», саму песню предложено считать началом «всей истории российского (экс-советского) рока».
Включена в перечень «100 лучших песен русского рока в XX веке», по версии радиостанции «Наше радио».

Одна из первых русскоязычных композиций группы, которая входит в концертный репертуар «Машины времени» вплоть до настоящего времени.

История

Период создания

Достоверные непротиворечивые свидетельства о точном времени создания песни отсутствуют. Так, из анализа фактов, содержащихся в книге «Все очень просто. Рассказики» (1991), следует, что песня была написана как минимум до лета 1972 г. — времени, когда участники «Машины времени» выступали в составе популярной на тот момент московской группы «Лучшие годы» в Международном студенческом лагере «Буревестник-2» в пос. Вишневка (Большой Сочи). Музыканты аккомпанировали художественной самодеятельности, а также «два-три раза в неделю» играли на танцах программу, состоящую из композиций зарубежных авторов и песен А. Макаревича, включая «Ты или я».
Однако в документальном фильме И. Рубинштейна «Песни Империи» (2000) Макаревич утверждал, что песня была написана в 1973 г.

В 1973 г. (либо в 1974 г.) песня была впервые записана в студии Государственного дома радиовещания и звукозаписи, в которой в качестве техников-операторов были официально трудоустроены участники группы: бас-гитарист Александр Кутиков и ударник Cергей Кавагое.

Со второй половины 1974-го года, когда в течение нескольких месяцев в составе «Машины времени» играл гитарист Игорь Дегтярюк, широко известный в андеграундных музыкальных кругах тех лет, «Ты или я» исполнялась, со слов Макаревича, будучи «втоптанной в Хендрикса до неузнаваемости».

«Афоня»

В 1974 г. «Машина времени» получила приглашение поучаствовать в съемках художественного фильма «Афоня» режиссёра Г. Данелии, а также записать на студии «Мосфильма» фонограмму песни для звуковой дорожки фильма.

А. Макаревич об обстоятельствах участия в съемках и выбора песни:

«... На сейшене в столовой номер восемь филфака МГУ <...> к нам подошел усатый дядька и объявил, что он из съемочной группы Данелии, и мы им нужны. <...> В эпизоде на клубных танцах нужна была на заднем плане какая-нибудь группа — так сказать, типичный представитель. <...> Быстро была записана фонограмма песни „Ты или я“ — выбора, собственно, не было: других наших песен Дегтярюк играть не умел. Съемки прошли за один день (вернее, ночь). Надо сказать, Данелия отнесся к нам очень уважительно и щепетильно: песня была у нас приобретена по всем законам, и спустя несколько месяцев я неожиданно для себя получил невероятную кучу денег — рублей пятьсот (случай для нашего отечественного кинопроизводства отнюдь не типичный). На эти деньги был приобретен в комиссионном магазине магнитофон „Грюндиг ТК-46“, который долго потом заменял нам студию».
(Макаревич А. В. Все очень просто. Рассказики. — М.: Огонек, Радио и связь, 1991. — 223 с.)

Г. Данелия об обстоятельствах выбора музыкантов для съемок:

«... Я попросил, чтобы были современные музыканты. Привели группу, главный — курчавый лохматый парень. Худющий. Одеты небрежно, держатся независимо. Спросили, сколько заплатим, и сказали, что сыграют. В мятых дырявых джинсах, в майках, небритые и волосы во все стороны. Я сказал, что эта компания не вызывает у меня доверия, и я не уверен, что они придут. „Вы же сами просили современных. Эти и есть самые современные“, — возразили помощники. „Приведите еще кого-нибудь для подстраховки“, — сказал я. Они привели еще точно таких же волосатиков. Оказалось, что мы пригласили сниматься самые популярные и самые запрещенные в те времена группы. Первая группа была „Машина времени“ Макаревича, а вторая – „Аракс“ Шахназарова».
(Афоня. Сорок лет спустя // Городские Новости — Ярославль. 2014. 28 авг.)

Съемки эпизода на танцах производились ночью, начиная с нуля часов, в одном из клубов на окраине Москвы. По признанию Г. Данелии, поначалу у него были опасения, соберется ли для участия в съемках массовка в необходимом количестве (около 200 человек). Однако, подъехав к клубу, он в итоге не смог проехать, поскольку собрались «толпа народа, конная милиция». На вопрос Данелии, каким образом было собрано столько людей, ассистенты ответили, что «эти ребята — и те, и другие [участники «Машины времени» и «Аракса»] — очень популярные».

В первоначальной версии фильма присутствовал короткий эпизод выхода музыкантов «Машины времени» на сцену и исполнения песни. Однако в конечной версии фильма эти кадры отсутствовали. Данный факт участники событий объясняли по-разному. Так, А. Макаревич утверждал, что с выходом «Афони» в широкий прокат киномеханики, пользуясь случаем, вырезали отдельные кадры с изображением группы, в результате чего упомянутый эпизод целиком исчез из фильма (эту версию повторил П. Подгородецкий). Со слов Г. Данелии, эпизод пришлось вырезать до начала проката по требованию органов цензуры («вот там у вас хиппи поет — его надо вырезать»). Позже выдвигались претензии и к самой песне. С точки зрения цензоров, она была «какая-то несуразная, ну в общем гнусная песня». В ответ Данелии пришлось оправдываться, что «Ты или я» была подобрана «под героя-алкоголика». В итоге звуковую дорожку с песней удалось сохранить, и в конечной версии фильма «Ты или я» звучит почти полностью (2 минуты). Именно под ее звуки главный герой танцует с незнакомой дамой. Таким образом, песня получила «неожиданную официальную поддержку. <...> Многомиллионную раскрутку через „важнейшее из искусств“ — кино», а само «участие в фильме сыграло немалую роль в легализации „любительской“ группы».

Последующие записи

В 1975 г. «Ты или я» была записана на студии ЦТ СССР для будущего эфира телепередачи «Музыкальный киоск», а в 1978 г. — на студии ГИТИС.

В 1979—1980 гг. песня была включена в концертную программу «Маленький принц», в 2000 г. запись этой программы, подготовленная во время её сдачи худсовету, была издана как одноименный альбом.

«Ты или я» была впервые официально издана в 1987 г. на ретроспективной пластинке «Десять лет спустя». Видеоклипы на нее не снимались.

Особое влияние песни на весь творческий путь «Машины времени» подчеркивают, в частности, те факты, что в 1991 г. свою первую книгу А. Макаревич озаглавил первой строкой именно из «Ты или я» — «Все очень просто. Рассказики», а три года спустя, в 1994 г., бывший ударник и звукорежиссер «Машины времени» М. Капитановский назвал свою книгу о группе «Все очень непросто». Песня входит в концертный репертуар «Машины времени» на протяжении более чем 40 лет.

Студийные версии

Год записи	Студия	Участники записи	Релиз
1973 (1974)	Студия Государственного дома радиовещания и звукозаписи	«Машина времени»: А. Макаревич (вокал, гитара), А. Кутиков (бас-гитара), С. Кавагоэ (или Ю. Фокин) (ударные) Звукорежиссеры: А. Кутиков, С. Кавагоэ	Не издана
1974	«Мосфильм»	«Машина времени»: А. Макаревич (вокал, бас-гитара), И. Дегтярюк (гитара), С. Кавагоэ (ударные) Приглашенный музыкант: И. Саульский (клавишные) Звукорежиссер: Нет сведений	Не издана, саундтрек к фильму «Афоня»
1975	Студия Центрального телевидения СССР	«Машина времени»: А. Макаревич (вокал, гитара), Е. Маргулис (бас-гитара), С. Кавагоэ (ударные) Приглашенный музыкант: И. Саульский (клавишные) Звукорежиссер: В. Виноградов	Не издана
1978	Учебная речевая студия ГИТИС	«Машина времени»: А. Макаревич (вокал, гитара, клавишные), Е. Маргулис (бас-гитара), С. Кавагоэ (ударные) Звукорежиссер: А. Кутиков	Издана в 1992 г. на альбоме «Это было так давно... 1978»
1987	«Мелодия»	«Машина времени»: А. Макаревич (вокал, гитара), А. Кутиков (бас-гитара), А. Зайцев (клавишные), В. Ефремов (ударные) Звукорежиссеры: А. Кутиков, А. Ветр	Издана в 1987 г. на альбоме «Десять лет спустя»

Трактовка смысла

Текст песни наполнен многочисленными образами и метафорами, что дает широкую свободу для различных его интерпретаций. Песня «позволяла каждому слушателю найти в ней свое содержание. Выискивала в ней „своё“ и советская критика, нередко обвинявшая группу в пропаганде пессимизма».

По мнению музыкального журналиста А. Троицкого, текст песни ближе всего «подходит» к теме любви, в сравнении с текстами других песен группы. «Хотя и здесь главная для рока проблема — „парень встретил (или потерял) девушку“ — подана довольно туманно». Жанр «Ты или я» Троицкий определил как дворовую песню: «Это совсем не Галич и не Окуджава. Это такая простецкая-простецкая подворотная пацанская песня о том, что девушка ушла».

Об атмосфере «туманности» говорил и С. Курий, отмечая преобладание меланхолических настроений в песне. Так, с его точки зрения, «Ты или я» — это «меланхолическая песня с туманными романтическими образами, передающая не столько конкретику, сколько смутное чувство разочарования и потери». Источник этого разочарования в работе указала С. Толоконникова. По ее мнению, лирический герой Макаревича «обитает» сразу в двух мирах — черно-белом мире настоящего, полном безысходности и фальши, и цветном мире мечты. Эта мечта оказывается настолько хрупкой, что любая «попытка проникнуть в нее оборачивается страшным разочарованием».

Часть критики усматривала в «Ты или я» также и положительные настроения. Так, по мнению М. Козырева, одновременно с эмоцией отчаяния, в тексте песни заключен и образ мечты: «... В ней есть абсолютное подростковое отчаяние и несбыточная мечта: „Сказки — обман“. То есть, что нужно думать в четырнадцать-шестнадцать лет? Что всё пропало, я погиб, мир катится в никуда. Осталась только ты, моя любовь». А, с точки зрения Ю. Шигаревой, главным в песне вообще становится мотив веры: «Всех нас согреет / Вера одна“, ибо единственное, что реально в нашем мире — это вера. Потому что, „если верим — сильны бесконеч­но» [Цитируется стихотворение А. Макаревича «Нас мотает от края до края...»].

Критика и признание

Песня получила широкую известность фактически сразу после включения ее в концертную программу группы. После выхода фильма «Афоня» в прокат в 1975 г. наиболее активные поклонники «Машины времени» по нескольку раз посещали киносеансы, чтобы в очередной раз прослушать «Ты или я».

К началу 1980-х гг., когда популярность группы окончательно перешагнула границы московского и ленинградского андеграунда и обрела всесоюзные масштабы, «Ты или я» фактически перешла в разряд наиболее ранних шлягеров группы, получив самостоятельную жизнь и став, по сути, «народной». Композиция являлась «одной из самых крамольных песен, за исполнение которой на школьном вечере не одна сотня тысяч поклонников «машинистов» рассталась с комсомольскими билетами и удовлетворительными оценками за поведение».

«Ты или я» стала одной из первых в нашей стране песен в жанре блюз-рок, которая заслужила славу «первого настоящего русскоязычного рок-хита». Так, музыкальные журналисты И. Смирнов и А. Гаспарян связали начало отечественной русскоязычной рок-культуры именно с созданием песни «Ты или я».

«Принято считать, что вся история российского (экс-советского) рока началась с песни „Солнечный остров“, сочиненной и записанной „Машиной времени“ в 1972 г., поскольку это был первый осмысленный музыкально-поэтический опус в жанре, в котором очарованные „битлами“ и „роллингами“ юнцы прежде переигрывали в основном хиты западных кумиров».
(Гаспарян А. Угроза вечности // Московский комсомолец. 2012. 28 дек. № 26130)

«... Подростки, которые орали немелодичными голосами в скверах:
„Всё очень просто.
Сказки — обман.
Солнечный остров
Скрылся в туман“

своими нарушающими общественный покой криками возвестили новое явление в нашей культурной жизни — отечественный рок всерьез вознамерился стать новой народной песней».
(Смирнов И. Время колокольчиков. — М.: Изд-во «ИНТО», 1994. С. 28)

По воспоминаниям М. Козырева, «... Я учился в английской школе, у нас каждый год проводились фестивали английской песни, и в школе был принят такой стереотип, что в принципе в России музыки как таковой нет. И вот мне одноклассник показал песню „Солнечный остров“, и поэтому для меня первое потрясение блюза в России связано именно с песней „Солнечный остров». Схожую оценку влияния песни на сознание слушателей дал и журналист А. Чернин, назвав ее «фирменным психоделическим блюзом, которым вгоняли в ступор».

По мнению А. Троицкого, сочетание блюзовой мелодии с «дворовой» лирикой вышло у Макаревича «очень органично, ему тут же все поверили». Критик назвал «Ты или я», наряду с «Марионетками» и «Днем гнева», одними из первых «классических» песен А. Макаревича. Эти песни, «постепенно доходя до слушателей, становились великими подпольными боевиками, гимнами альтернативной культуры». Поэтический язык песни, по мнению Троицкого, отличает наиболее характерный для раннего творчества А. Макаревича «четкий и выразительный лаконизм („Кто-то успеет — ты или я“)».
Поэт, переводчик и журналист И. Кормильцев также назвал текст песни «Ты или я» «классическим», предложив сравнивать на его основе особенности художественного мира московской «рок-бардовской школы» и ленинградской музыкальной субкультуры.

Журналист И. Буц говорил о самодостаточности мелодии и текста песни: «У многих русских более поздних рокеров одна из основных проблем заключалась в том, что они так серьезно относились к смыслу своих песен, серьезно, буквально как инфаркт, что выключаешь слова — и музыку слушать тяжело. В этой песне можно совершенно спокойно слушать музыку отдельно от слов. И это прекрасно, и замечательно, и исключительно для рока на русском языке».

Песня оказала влияние и на отечественных рок-музыкантов — современников А. Макаревича и музыкантов последующих поколений. Так, например, С. Намин дал песне следующую оценку: «... Она настолько удачная — и стилистически, и по всем вообще параметрам. Она вообще — мирового уровня. Она могла быть свободно в репертуаре «Led Zeppelin» или где-то еще. <...> Настоящий потрясающий блюз именно того времени, который останется классикой, думаю, навсегда».

По мнению С. Мазаева, «это вообще лучшая песня того времени. Это гимн свободы. Пример стопроцентного рок-н-ролла! Очень качественный, фирменный блюз. „Солнечный остров“ отодвигала горизонт того занавеса, перед которым мы все находились — это как глоток свободы! Настоящий гимн всей авангардной молодежи». «Это стало шоком. <...> Это был первый настоящий рок-хит, рок-блюз, рок-н-ролл, который я услышал — полностью органичная песня, в которой содержание соответствовало музыке и гармонии. <...> Когда обсуждали песню для трибьюта [Имеется в виду альбом-трибьют «Машинопись»], я сказал, что петь буду «Ты или я» и никакую другую. Я ее прочувствовал за годы — очень любил ее когда-то».

М. Капитановский оценивал вокальные способности Макаревича в песне «Ты или я» на «старых записях» группы как пение «козлиным голоском», что было «не блестяще. Но он [Макаревич] постоянно работал, с вокалом в том числе, и добился того, что стал полноценным вокалистом».

По мнению актера Л. Ярмольника, «Ты или я» — «как гимн Советского Союза, это часть нашей жизни, часть нашей истории. Она существует вообще независимо от нашего мнения».

В 2000 г. песня была включена в перечень «100 лучших песен русского рока в XX веке», по версии радиостанции «Наше Радио», под номером 43.

Аналогии

Сам А. Макаревич утверждал, что «Ты или я» написана под влиянием «медленных трагических тяжелых» блюзов «Led Zeppelin», фанатами которой являлись на тот момент все музыканты группы, в особенности — барабанщик Юрий Фокин, исполнявший партии ударных, по оценке Макаревича, «просто как Бонэм». Перед исполнением «Ты или я» Фокин всегда «останавливал проигрыватель и говорил: „Ну, вы, уроды, вот сейчас 7 минут тишины, полной тишины...».
В других интервью Макаревич конкретизировал источник вдохновения для написания «Ты или я», указав на песню «Since I’ve Been Loving You» (альбом «Led Zeppelin III», 1970).

Поклонники и журналисты высказывали предположения о том, что в мелодии песни прослеживаются аналогии с композициями: «Nights in White Satin» группы «The Moody Blues» (1967), «Heartbreaker» группы «Grand Funk Railroad» (1970), «Wild Life» П. Маккартни и группы «Wings» (1971) и даже — «Shine on You Crazy Diamond» группы «Pink Floyd», несмотря на то, что последняя песня была впервые записана в 1975 г., т. е. после времени написания «Ты или я».

Кавер-версии

YOU OR I

Everything's simple — fairy tales lie.
My Sunny Island is saying goodbye.
No cloud castles,
Somebody’s been wrong, babe — you or maybe I.

Everything’s simple — no mountains of gold.
Stars will be falling — but we’re getting old.
No proud eagles among swarms of flies,
Someone’s been wrong, babe, was it you or I?

But spring will be coming
And ices will melt / fall.
Even the oceans will run into shores.
Faith is the one thing that will keep us warm.
Will someone call us before we get old?

Everything’s simple — fairy tales lie.
My Sunny Island is saying goodbye.
Faith is the one thing that will keep us warm.
Someone will catch up — before we grow old...

Первоначальная версия текста песни «Ты или я»
для альбома-трибьюта «Машинопись».

Наиболее известными кавер-версиями песни являются следующие:

• 1978 — «Жар-птица» (Live)
• 2000 — Андрей Макаревич и «Квартал» (альбом «Время напрокат»)
• 2003 — Симфонический оркестр под управлением Вольфа Горелика (альбом «Back From USSR (Russian Rock In Classic)» — инструментальная версия песни)
• 2009 — «Моральный кодекс» (Трибьют-альбом «Машинопись»)
• 2009 — Вячеслав Бутусов и «Ю-Питер» (Трибьют-альбом «Машинопись»)
• 2014 — Катя Пытлева (Live, для программы «Легенды. Live» телеканала «ОНТ»)

В период подготовки к записи «Ты или я» для трибьюта «Машинопись» музыканты группы «Ю-Питер» заявили о намерении перевести текст песни на английский язык. Однако в конечном итоге в тексте записанной кавер-версии присутствовали лишь две строки на английском: «Everything’s simple — fairy tales lie // My Sunny Island is saying goodbye», далее следовал текст на русском языке: «Всех нас согреет вера одна // Но кто-то успеет — ты или я».

Данная кавер-версия вызвала одобрительную реакцию слушателей и критики. Так, например, в ЖЖ Butusov-art.livejournal.com отмечалось: «... Первое прослушивание песни вызвало некий культурный шок :) Первая мысль: „Это что, правда голос Бутусова“? <...> Такой молодой, энергичный и даже <...> немного отвязный голос. И это „у-у-у-у“ :)) Потрясающе, Маэстро [Бутусов] не перестает нас удивлять! А в целом версия интересная, создалось впечатление, что музыканты, записывая ее, были очень воодушевлены и открыты для эксперимента. И гитара Каспаряна — вообще супер!».

А. Мажаев для InterMedia.ru: «Удивить сумел Вячеслав Бутусов с песней «Ты или я»: его невозможно узнать — вероятно, при помощи неких технических ухищрений он поет гораздо выше, чем обычно, к тому же однажды переходит на английский, и только угадываемые интонации позволяют отличить его от какого-нибудь брит-попового юноши».

Отрывок, характеризующий Ты или я

Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.