Футбольный матч Аргентина — Англия (1986)

Футбольный матч Аргентина — Англия
Турнир	Чемпионат мира по футболу 1986
Аргентина Англия 2 1
Дата	22 июня 1986
Стадион	Ацтека, Мехико
Арбитр	Али Бин Нассер
Посещаемость	114,580
Погода	солнечно

Футбольный матч между национальными сборными Аргентины и Англии, проходивший в рамках четвертьфинала чемпионата мира 1986 года, состоялся 22 июня в Мехико на стадионе «Ацтека». Встреча завершилась победой аргентинцев со счётом 2:1, оба гола «альбиселесты» забил Диего Марадона. Англичане смогли ответить лишь точным ударом Гари Линекера.

Матч считается одним из самых известных в истории футбола благодаря голам, забитым Марадоной (они известны как «Рука Бога» и «Гол столетия»). Аргентинская команда впоследствии выиграла этот турнир и стала двукратным чемпионом мира (первый титул был добыт в 1978 году).

Перед игрой

Обстановка перед матчем сборных Аргентины и Англии была накалена до предела. Причиной тому были не столько случавшиеся ранее футбольные противостояния, сколько Фолклендская война 1982 года (конфликт между Великобританией и Аргентиной по поводу принадлежности Фолклендских островов). Среди «футбольных» поводов была также и игра на чемпионате мира 1966 года, которая завершилась победой англичан 1:0 благодаря голу Джеффри Хёрста. Говоря о матче, Диего Марадона заявил, что эта игра является своеобразной «местью» за Фолклендскую войну.

Хотя мы говорили до игры, что футбол не имеет ничего общего с войной за Мальвинские острова, мы знали, что они [англичане] убили там множество аргентинских парней, словно маленьких птичек. И эта игра стала местью.

Оригинальный текст (англ.)  

Although we had said before the game that football had nothing to do with the Malvinas war, we knew they had killed a lot of Argentine boys there, killed them like little birds. And this was revenge.

Игра

Первый тайм

Матч начался с обоюдных атак. Аргентина владела преимуществом большую часть игрового времени, но не могла открыть счёт, так как вратарь англичан Питер Шилтон парировал многие удары аргентинцев. Большую часть моментов создавал именно Марадона. На 13-й минуте у англичан была возможность открыть счёт: Питер Бирдсли попытался воспользоваться ошибкой вратаря Нери Пумпидо, но не смог забить. На перерыв команды ушли при счёте 0:0.

Второй тайм

События, развивавшиеся во втором тайме игры, стали известными на весь мир: в частности, голы Марадоны. Первый из них был забит с явным нарушением правил, а второй был признан «голом столетия» по итогам голосования перед чемпионатом мира 2002.

Рука Бога

В начале второго тайма (на 51-й минуте) Марадона попытался сделать диагональный пас на Хорхе Вальдано и продолжил движение в сторону ворот, но мяч попал к английскому полузащитнику Стиву Ходжу (после матча он обменялся с Марадоной футболками). Ходж неудачно обработал мяч и отбросил его в сторону штрафной, куда и устремился Марадона. Питер Шилтон, рост которого составлял 185 см, выбежал из ворот, рассчитывая выбить мяч из штрафной, однако 165-сантиметровый Марадона настиг мяч своим левым кулаком и отправил его в ворота.

Тунисский рефери Али Бин Нассер, несмотря на протесты болельщиков и игроков, не стал отменять гол, посчитав, что Марадона не играл рукой. Сам Марадона говорил, что к нему никто не подошёл, чтобы поздравить с голом, и ему пришлось звать своих партнёров по команде. Что касается правомерности гола, то на пресс-конференции Марадона заявил, что гол был забит «отчасти собственной головой, а отчасти рукой Бога», но в собственной автобиографии он признался, что никакой «руки Бога» не было.

Гол столетия

Спустя ещё три минуты Марадона забил второй гол, который, в отличие от первого, был забит по правилам. Более того, в 2002 году он был признан лучшим в истории футбола по итогам интернет-голосования, проходившего перед началом чемпионата мира в Корее и Японии.

Эктор Энрике на 54-й минуте отдал пас на Марадону, находившемуся в нескольких десятках метров от него. Марадона начал прорываться в штрафную англичан. В течение 10 секунд он обыграл последовательно Питера Бирдсли, Питера Рейда, Терри Батчера (дважды) и Терри Фенвика (никто из них не пытался сбить Марадону). Закончил он свой сольный проход, обыграв Питера Шилтона и отправив мяч в ворота с острого угла. Счёт стал 2:0.

Марадона говорил, что хотел отдать мяч Хорхе Вальдано, но тот находился в невыгодном положении, и Диего вынужден был сам провести всю атаку. Также этот гол был забит, по мнению Марадоны, благодаря честной игре английских защитников, которые не решились останавливать аргентинца путём нарушения правил. Автор единственного гола английской сборной Гари Линекер сказал, что при виде этого чудо-гола ему захотелось поаплодировать противнику за такую игру.

Завершение игры

Ближе к концу встречи наставник англичан Бобби Робсон сделал двойную замену в составе: на поле вышли Джон Барнс и Крис Уоддл. Эта замена помогла англичанам временно перехватить инициативу, и на 80-й минуте атака команды «Трёх Львов» увенчалась успехом: Гари Линекер воспользовался навесом Барнса и сократил разрыв в счёте, а этот мяч стал шестым голом Линекера на турнире.

Однако на большее достижение у английской команды попросту не хватило сил. Единственная возможность у англичан сравнять счёт была на 87-й минуте, когда Барнс сделал очередной навес на Линекера. Однако игрок аргентинцев Хулио Олартикоэчеа в воздухе столкнулся с Линекером и не позволил тому пробить. Из-за столкновения игра затянулась на несколько минут, но вскоре прозвучал финальный свисток, который зафиксировал окончательную победу аргентинцев со счётом 2:1.

Последствия

Англия вынуждена была покинуть этот турнир на стадии 1/4 финала, а Аргентина дошла до финала, где и одержала победу, выиграв второй чемпионский титул. Большинство аргентинцев согласились со словами Диего Марадоны, что эта победа стала местью за Фолклендскую войну. Ветеран аргентинского футбола Роберто Перфумо говорил следующее:

В 1986 году победы в этом матче над Англией было достаточно. Выигрыш чемпионата мира отходил на второй план. Победа над Англией была нашей настоящей целью.

Оригинальный текст (англ.)  

In 1986, winning that game against England was enough. Winning the World Cup was secondary for us. Beating England was our real aim.

Несмотря на спорный первый гол, который был назван англичанами не «рукой Бога», а «рукой дьявола», по поводу второго гола не было отрицательных мнений и высказываний. В память о матче Аргентина-Англия и голах Марадоны на стадионе «Ацтека» был воздвигнут памятник этому аргентинскому футболисту.

Команды дважды пересекались впоследствии в финальных частях чемпионатов мира 1998 и 2002. В 1998 году в матче 1/8 финала Аргентина выиграла в серии пенальти 4:2 у англичан при счёте 2:2 в основное и дополнительное время. Игра запомнилась уникальным голом Майкла Оуэна и удалением Дэвида Бекхэма. А в 2002 году команды пересеклись на групповом этапе, но в том матче Дэвид Бекхэм смог реализовать пенальти и помог британцам выйти из группы. Аргентина же стала только третьей в группе.

Отчёт

22 июня 1986

Аргентина 2:1 [www.fifa.com/classicfootball/matches/match=392/report.html Отчёт на сайте ФИФА]  Англия Марадона  51', 54' Голы Линекер  80'

Ацтека, Мехико Зрителей: 114,580 Судья: Али Бин Нассер

Аргентина

Англия

АРГЕНТИНА: ВР 18 Нери Пумпидо ЗЩ 5 Хосе Браун ЗЩ 9 Хосе Кучуффо ЗЩ 19 Оскар Руджери ПЗ 2 Серхио Батиста  60' ПЗ 7 Хорхе Бурручага 75' ПЗ 10 Диего Марадона (к) ПЗ 12 Эктор Энрике ПЗ 14 Рикардо Джусти ПЗ 16 Хулио Олартикоэчеа НП 11 Хорхе Вальдано Замены: ПЗ 21 Карлос Тапия 75' Тренер: Карлос Билардо

АНГЛИЯ: ВР 1 Питер Шилтон (к) ЗЩ 2 Гэри Стивенс ЗЩ 3 Кенни Сэнсом ЗЩ 14 Терри Фенвик  9' ЗЩ 6 Терри Бутчер ПЗ 4 Глен Ходдл ПЗ 16 Питер Рид 64' ПЗ 17 Тревор Стивен 74' ПЗ 18 Стив Ходж НП 10 Гари Линекер НП 20 Питер Бирдсли Замены: НП 11 Крис Уоддл 64' НП 19 Джон Барнс 74' Тренер: Бобби Робсон

Судьи: Берни Уллоа Морера Богдан Дочев

См. также

• Соперничество сборных Англии и Аргентины по футболу
• Англо-аргентинские отношения

Примечания

</div>

Отрывок, характеризующий Футбольный матч Аргентина — Англия (1986)

– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»