Борги, Клаудио

Клаудио Борги
Общая информация
Полное имя	Клаудио Даниэль Борги Бидос
Прозвище	Бичи
Родился	28 сентября 1964(1964-09-28) (59 лет) Кастелар, Аргентина
Гражданство	Аргентина
Рост	180 см
Позиция	полузащитник
Информация о команде
Команда	без клуба
Должность	главный тренер
Карьера
Клубная карьера*
1981—1987	Архентинос Хуниорс	39 (8)
1987—1988	Милан	0 (0)
1987—1988	→  Комо	7 (0)
1988	Ксамакс	? (?)
1988—1989	Ривер Плейт	21 (1)
1989—1990	Фламенго	6 (0)
1990—1991	Индепендьенте	12 (1)
1990—1991	Унион (Санта-Фе)	7 (1)
1991	Уракан	22 (1)
1992	Коло-Коло	? (?)
1992—1993	Платенсе	12 (0)
1994	Коррекаминос	10 (0)
1995	Депортиво О'Хиггинс	? (?)
1995—1998	Аудакс Итальяно	32 (3)
1998—1999	Сантьяго Уондерерс	32 (0)
Национальная сборная**
1985—1986	Аргентина	9 (1)
Тренерская карьера
2002—2003	Аудакс Итальяно
2004—2005	Универсидад де лас Америкас
2006—2008	Коло-Коло
2008	Индепендьенте
2009—2010	Архентинос Хуниорс
2010	Бока Хуниорс
2011—2012	Чили
2014	Архентинос Хуниорс
2016	ЛДУ Кито
Международные медали
Чемпионаты мира
Золото	Мексика 1986
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Кла́удио Даниэ́ль Бо́рги Бидо́с (исп. Claudio Daniel Borghi Bidós; 29 сентября 1964, Кастелар) — аргентинский футболист, полузащитник. Чемпион мира 1986 года. Завершил футбольную карьеру в 1999 году. Сейчас работает тренером.

Карьера

Борги начал свою карьеру в начале 80-х в клубе «Архентинос Хуниорс». Его считали восходящей аргентинской звездой, сравнивали по таланту с Диего Марадоной.

Отличная игра Борги в финале Межконтинентального кубка 1985 года произвела впечатление на президента «Милана» Сильвио Берлускони, и через полтора года, в 1987 году, Борхи оказался в миланском клубе. Место Борги на поле планировалось рядом с двумя голландцами — Марко ван Бастеном и Руудом Гуллитом, однако тренер Арриго Сакки, несколькими месяцами ранее завоевавший Скудетто, потребовал подписания ещё одного голландца — Франка Райкаарда, а поскольку по тогдашним правилам на поле разрешалось присутствовать лишь трём иностранцам, то Борхи отправился в аренду в «Комо». «Сампдория» хотела купить у «Милана» Борги, но Берлускони отказал, не желая продавать отличного футболиста прямому конкуренту.

Сыграв в сезоне 1987—1988 только семь раз за «Комо», Борги вернулся в «Милан», но закрепиться в команде не смог и отправился в швейцарский «Ксамакс», прежде чем окончательно уехать из Европы в Южную Америку. Поиграв в Аргентине, Бразилии и Мексике, Борги закончил карьеру в Чили в 1999 году. Также в Чили он начал свою карьеру тренера, выиграв чемпионат Чили и дойдя до финала Южноамериканского кубка в 2006 году, по окончании которого его назвали тренером года в Южной Америке. В 2008 году Борги ненадолго возглавил «Индепендьенте».

Достижения

Как игрок

• Чемпион Аргентины (2): 1984 (Метрополитано), 1985 (Насьональ)
• Чемпион Кубка Бразилии (1): 1990
• Обладатель Кубка Либертадорес (1): 1985
• Обладатель Рекопы Южной Америки (1): 1992
• Обладатель Межамериканского кубка (2): 1986, 1992
• Чемпион мира (1): 1986

Как тренер

Командные

Любители:

• Чемпион Спортивной ассоциации университетов Чили: 2003 (Метрополитано), 2004 (Метрополитано), 2004 (Насьональ), 2005
• Чемпион Торнео Унилига: 2004
• Чемпион Южной Америки среди университетов на Кубке Американской интеграции: 2004
• Чемпион Копа Андина: 2005
• Обладатель Кубка Бернардо О’Хиггинса: 2005

Профессионалы:

• Чемпион Чили (4): 2006 (Апертура и Клаусура), 2007 (Апертура и Клаусура)
• Чемпион Аргентины (1): 2010 (Клаусура)
• Финалист Южноамериканского кубка: 2006

Индивидуальные

• Тренер года в Южной Америке (по версии El País): 2006

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=20027 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

</div>

Отрывок, характеризующий Борги, Клаудио

Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.