Шекспировская библиотека Фолджера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шекспировская библиотека Фолджера
англ. Folger Shakespeare Library

Адрес

Вашингтон, округ Колумбия, США

Основана

1885

Фонд
Объём фонда

более 130 000 единиц хранения

Веб-сайт

[www.folger.edu/ Folger Shakespeare Library]

Шекспировская библиотека Фолджера (англ. Folger Shakespeare Library) — небольшая по количеству фондов библиотека, посвящённая творчеству Шекспира и литературе, связанной с изучением его творчества, а также поэтов той эпохи. Удерживает и популяризирует редкие оригинальные, антикварные и факсимильные издания произведений Шекспира 17-19 вв. Расположена в столице США — городе Вашингтон.





История создания и сооружение библиотеки

Библиотека началась с приобретения богачом, президентом правления компании Standard Oil Генри Фолджером в 1885 году факсимильного издания Первого шекспировского фолио. Генри Фолджер пять лет собирал редкие издания, пока не приобрёл действительный раритет — так называемое четвёртое фолио Шекспира 1685 года. К концу его жизни библиотека уже имела все черты уникального собрания.

Он и его жена Эмили Джордан Фолджер передали свою библиотеку в подарок американскому народу. Для неё было создано отдельное помещение в столице Соединённых Штатов, в городе Вашингтон на Капитолийском холме неподалёку от Библиотеки Конгресса США. Проект сооружения создал архитектор Пол Филипп Крет. Фасады здания выдержаны в стилистике функционализма.

Библиотека Фолджера имеет хранилища, читальные залы и собственный театр. Фасады здания украшены белым мрамором и девятью рельефами с сюжетами некоторых пьес Шекспира (их выполнил американский скульптор Джон Грегори). Контрастируют с упрощёнными формам фасадов залы библиотеки, дизайн которых копировал декор тюдоровских сооружений эпохи английской королевы Елизаветы I. С 1930 года библиотека расположена в новом здании, с 1932 года — открыта для посещения.

Управление библиотечным учреждением передано попечительскому совету Амхерстского колледжа, где и учился когда-то Генри Фолджер.

Фонды

Фонды шекспировской библиотеки не относятся к числу крупнейших ни в самих Соединённых Штатах, ни в сравнении с библиотеками Западной Европы. Но тематическое качество библиотеки намного выше, чем у специальных собраний Библиотеки Британского музея в Лондоне, Бодлианской библиотеки в городе Оксфорд, библиотеки Хантингтона в Калифорнии. Шутя шекспировскую библиотеку называют «крупнейшей среди малых». Все это благодаря целенаправленной деятельности Генри Фолджера, который был страстным собирателем шекспирианы. После смерти Генри Фолджера в 1930 году дела по созданию библиотеки взяла на себя Эмили Джордан Фолджер, потому что книжное собрание ещё находилось упакованным в 2100 ящиков.

Библиотека Фолджера не только и не столько библиотека, как ещё и музей, тематически связанный и с Шекспиром, и с эпохой английского 17 века, и с шекспирологией как таковой. Если Библиотека Британского музея имеет только пять образцов Первого фолио Шекспира, то библиотека Фолджера (по состоянию на 1980-е годы) — семьдесят девять, а также много образцов и второго (1632) и третьего (1663), и четвёртого фолио (1685). Музейный характер библиотеки поддерживают и дизайн интерьеров (витражи, резной дуб панелей, имитация готических окон), и художественное собрание заведения. Среди них:

  • манускрипты
  • эпистолярия
  • старинная и современная мебель
  • медальерное искусство
  • нумизматические коллекции
  • периодические издания и журналы
  • графика
  • небольшой сборник живописи
  • театральные костюмы
  • 250 000 театральных программок шекспировских спектаклей разных лет и др.

Источники и ресурсы интернета

  • журнал «В мире книг», ноябрь, 1983
  • [www.folger.edu/ Folger Shakespeare Library]
  • [shakespeare.folger.edu/ Hamnet: Folger Shakespeare Library Catalog]

Напишите отзыв о статье "Шекспировская библиотека Фолджера"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Шекспировская библиотека Фолджера

Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.