Джонс, Куинси

Куинси Джонс Quincy Delight Jones, Jr.
Основная информация
Полное имя	Куинси Дилайт Джонс
Дата рождения	14 марта 1933(1933-03-14) (91 год)
Место рождения	Чикаго, Иллинойс, США
Годы активности	1951 — настоящее время
Страна	США США
Профессии	музыкант, поэт, композитор, трубач, музыкальный продюсер
Жанры	джаз, соул, фанк, ритм-н-блюз, свинг, хип-хоп, рок-н-ролл
Сотрудничество	Патти Остин, Эл Джерро, Майлс Дейвис, Стиви Уандер, Лайонел Ричи, Херби Хэнкок, Рэй Чарльз, Диззи Гиллеспи, Майкл Джексон, Сара Вон, Фрэнк Синатра, Дина Вашингтон
Лейблы	Columbia Records, Mercury Records, Qwest Records (англ. Qwest Records)
Награды	Грэмми (27 наград)
[www.quincyjones.com ncyjones.com]

Куи́нси Дила́йт Джонс-мла́дший (англ. Quincy Delight Jones, Jr.; род. 14 марта 1933, Чикаго, Иллинойс, США) — американский композитор, аранжировщик, музыкальный продюсер и трубач. Лауреат 27 премий «Грэмми» (79 номинаций), включая награду Grammy Legend Award, продюсер самого продаваемого альбома в истории.

Биография

Детство и юность

Куинси Джонс-младший родился 14 марта 1933 года в Чикаго, штат Иллинойс. Мать — Сара Фрэнсис — работала банковским клерком, страдала от шизофрении, отец — Куинси Джонс-старший работал плотником, а также был полупрофессиональным бейсболистом. Впервые начал играть на трубе и заниматься музыкой во время учёбы в начальной школе Раймонд. Когда ему исполнилось 10 лет, семья стала жить в Бремертоне, штат Вашингтон. Там юный Куинси посещал среднюю школу Гарфилда (англ. Garfield High School (Seattle, Washington)), где в возрасте 14 лет познакомился с 17-летним Рэем Чарльзом. Позднее начал обучаться музыке под руководством Роберта Блэквелла (англ. Robert Blackwell).

В 1951 году поступил в бостонский Дом музыки Шиллингера, штат Массачусетс, однако бросил учёбу после предложения поехать на гастроли в качестве трубача с оркестром Лайонела Хэмптона. Во время гастролей с Хэмптоном Джонс проявил дар написания песен, после чего переехал в Нью-Йорк, где получил ряд заказов на написание песен для таких артистов, как Дина Вашингтон, Дюк Эллингтон, Джин Крупа, Каунт Бейси, Сара Вон и Рэй Чарльз.

Творческий путь

Начало карьеры

В 1956 году Куинси Джонс стал трубачом и музыкальным руководителем коллектива Диззи Гиллеспи в турне по Ближнему Востоку и Южной Америке. После возвращения в США Джонс подписал контракт со звукозаписывающей студией ABC Records (англ. ABC Records) и начал музыкальную карьеру в качестве лидера собственной группы. В 1957 году Куинси переехал в Париж, где изучал композицию и теорию музыки под руководством Оливье Мессиана и Нади Буланже. Помимо этого он также выступал в парижской Олимпии, а позже стал музыкальным руководителем Barclay Disques — французского дистрибьютора Mercury Records.

В 1950-х Джонс успешно гастролировал по всей Европе с рядом джазовых оркестров, в том числе Free and Easy Гарольда Арлена. Европейский тур закончился в Париже в феврале 1960 года, после чего с музыкантами из шоу Арлена Джонс сформировал свой собственный биг-бэнд под названием Jones Boys, состоявший из 18 человек, среди которых были контрабасист Эдди Джонс (англ. Eddie Jones) и трубач Рейналд Джонс (англ. Reunald Jones). Биг-бэнд совершил тур по Северной Америке и Европе, но, несмотря на восторженные отзывы зрителей и музыкальных критиков, прибыль от концертов не могла поддерживать группу такого размера. В результате оркестр Куинси Джонса распался, а сам Джонс оказался в условиях финансового кризиса. Ирвинг Грин (англ. Irving Green), глава Mercury Records, оказал Куинси Джонсу финансовую поддержку и дал новую работу в качестве музыкального руководителя компании — подразделения в Нью-Йорке.

1960-е—1970-е

В 1964 году Джонс был назначен вице-президентом звукозаписывающей компании, и в том же году он обратил своё внимание на другую музыкальную сферу — кинематограф. Первым фильмом, к которому он написал саундтрек, был «Ростовщик» режиссёра Сидни Люмета (1964).

После успеха «Ростовщика» Джонс оставил Mercury Records и стал проживать в Лос-Анджелесе, где активно продолжил писать музыку для таких кинофильмов, как «Тонкая нить (англ. The Slender Thread)» (1965), «Хладнокровное убийство» (1967), «Душной южной ночью» (1967), «Золото Маккенны» (1969), «Заливное из денди (англ. A Dandy in Aspic)» (1968), «Иди, а не беги» (1966), «Ограбление по-итальянски» (1969), «Боб и Кэрол, Тед и Элис» (1969), «Последний человек (англ. The Lost Man)» (1969), «Цветок кактуса» (1969), «Побег» (1972) и других. Отдельно стоит упомянуть мини-сериал «Корни» (1977), композитором для которого выступил Куинси. При создании музыки для фильма, повествующего о судьбе чернокожих рабов и их долгом пути к освобождению, Куинси использовал африканские народные мотивы.

Одной из самых известных мелодий Джонса, написанных им в ранний период, стала композиция «Soul Bossa Nova» с оригинального альбома Big Band Bossa Nova (англ. Big Band Bossa Nova), использовавшаяся позднее в качестве саундтрека к канадскому игровому шоу Definition (англ. Definition), в фильме Вуди Аллена «Хватай деньги и беги» (1969) и в фильме Майка Майерса «Остин Пауэрс: Голдмембер» (2002); также семплы данной композиции были использованы канадской хип-хоп группой Dream Warriors (англ. Dream Warriors) в песне «My Definition of a Boombastic Jazz Style».

Помимо сочинения музыки к кинофильмам Джонс также работал в качестве аранжировщика для самых знаменитых артистов той эпохи, в их числе Фрэнк Синатра, Сара Вон, Билли Экстайн, Элла Фитцджеральд, Дина Вашингтон и Пегги Ли. Джонс также был продюсером всех четырёх синглов Лесли Гор, достигших миллиона продаж в начале и середине 1960-х годов: «It’s My Party», «Judy’s Turn to Cry», «She’s a Fool» и «You Don’t Own Me».

Этот период также ознаменовал собой выпуск 21 студийного сольного альбома Куинси Джонса, в их числе такие успешные пластинки, как Walking in Space (англ. Walking in Space), Gula Matari (англ. Gula Matari), Smackwater Jack (англ. Smackwater Jack) и Body Heat (англ. Body Heat (Quincy Jones album)).

1980-е

В записи альбома Джонса The Dude (англ. The Dude (Quincy Jones album)) в 1981 году приняло участие сразу несколько исполнителей: Патти Остин, Джеймс Ингрэм, Майкл Джексон и Тутс Тильманс, и в результате пластинка удостоилась трёх премий «Грэмми» в номинациях «Лучшая инструментальная аранжировка», «Лучшее вокальное R&B исполнение дуэтом или группой» и «Лучшая инструментальная аранжировка в сопровождении вокалиста(ов)».

В 1985 году Джонс выступил сопродюсером фильма Стивена Спилберга «Цветы лиловые полей». Фильм получил 11 номинаций на премию Оскар, в том числе и за лучший саундтрек, и открыл массовому зрителю такие колоритные фигуры, как Вупи Голдберг и Опра Уинфри. После американской церемонии Music Award 1985 года Куинси Джонс использовал своё влияние и известность, чтобы привлечь большое количество популярных американских музыкантов и исполнителей для записи благотворительной песни «We Are the World» для сбора средств в помощь пострадавшим от голода в Эфиопии. Сама песня была написана Майклом Джексоном совместно с Лайонелом Ричи. В общей сложности в записи принимали участие около 50 человек.

1990-е — настоящее время

Начиная с конца 1970-х годов Куинси пытался убедить Майлса Дейвиса, с которым ему также довелось сотрудничать, вернуться к исполнению музыки, написанной им ранее. Дэвис отказывался, ссылаясь на нежелание возвращаться к прошлому. Но в 1991 году Дэвис, уже будучи больным пневмонией, смягчился и согласился принять участие в джазовом концерте на фестивале в Монтре. В результате альбом Miles & Quincy Live at Montreux стал художественным триумфом.

Параллельно с концертной деятельностью Джонс руководил своим собственным лейблом звукозаписи Qwest Records (англ. Qwest Records), а также возглавлял работу компании Qwest Broadcasting — одной из крупнейших вещательных компаний США.

В 2001 году Куинси Джонс опубликовал свою автобиографию под названием Q: The Autobiography of Quincy Jones, а 31 июля 2007 года в сотрудничестве с Wizzard Media запустил Quincy Jones Video Podcast. В каждом эпизоде Джонс делится своими знаниями и опытом в области музыкальной индустрии. Кроме автобиографической книги, в 2001 году Куинси Джонс подготовил также и автобиографический альбом The Musical Biography of Quincy Jones, который принёс ему 27 по счёту премию «Грэмми» в номинации «Лучший немузыкальный альбом».

Сотрудничество с Фрэнком Синатрой

Впервые Куинси Джонс выступил вместе с Фрэнком Синатрой во время благотворительного концерта в клубе Монако Sporting Club в 1958 году. Через шесть лет Синатра связался с Куинси для продюсирования своего второго альбома в соавторстве с Каунтом Бейси, который назывался It Might as Well Be Swing (англ. It Might as Well Be Swing) (1964). Помимо этого Джонс аранжировал концертный альбом Sinatra at the Sands (англ. Sinatra at the Sands) (1966). В 1984 году музыканты вновь объединились для записи пластинки L.A. Is My Lady.

Сотрудничество с Майклом Джексоном

Во время работы над фильмом «Виз», Майкл Джексон искал продюсера для своего предстоящего сольного альбома. Куинси Джонс порекомендовал несколько имен, но в конечном итоге самостоятельно взялся за производство пластинки. В результате диск Off the Wall (1979) был продан тиражом около 20 миллионов экземпляров, принеся Джонсу славу одного из самых мощных продюсеров в отрасли. Следующий альбом Джексона Thriller (1982) в сотрудничестве с Джонсом был продан тиражом 110 миллионов экземпляров и стал самым продаваемым альбомом всех времен. Джонс также был задействован в работе над альбомом Bad (1987, 45 миллионов копий). Позднее Джонс порекомендовал Джексону опробовать новый музыкальный жанр нью-джек-свинг, чтобы «обновить» своё звучание, после чего Джексон выпустил альбом Dangerous (1991), выполненный в данном стиле.

После смерти Джексона 25 июня 2009 года, Джонс сказал:

Я совершенно опустошён этой трагической и неожиданной новостью. Майкла отняли у нас так внезапно в таком молодом возрасте, мне просто не хватает слов. Божественность пришла в наши души вместе с The Wiz, что позволило нам сделать то, чего мы достигли в 1980-х. На сегодняшний день музыка, которую мы создали вместе для Off The Wall, Thriller и Bad, играет в каждом уголке мира, и причина этого в том, что он всё это сочетал в себе… талант, изящество, профессионализм и преданность делу. Он был непревзойдённым артистом, и его вклад и наследие останутся в мире навсегда. Я словно потерял своего младшего брата сегодня, и часть моей души ушла с ним.

Личная жизнь

Куинси Джонс был трижды женат и является отцом семерых детей:

• Джери Колдуэлл, 1957—1966; дочь — Джоли Джонс Левин;
• Улла Андерссон (англ. Ulla Andersson), 1967—1974; дочь — Мартина Джонс и сын — Куинси Джонс Третий (англ. Quincy Jones III);
• Пегги Липтон, 1974—1990; дочери Кидада (англ. Kidada Jones) и Рашида Джонс;
• Дочь Рейчел Джонс, которая родилась в результате непродолжительных отношений с Кэрол Рейнольдс;
• Дочь Кения, мать — немецкая актриса Настасья Кински, с которой Куинси Джонс поддерживал отношения в 1991—1997 годах.

Помимо этого является крёстным отцом Николь Ричи — приёмной дочери музыканта Лайонела Ричи.

В 2006 году для телевизионной программы об афро-американской жизни PBS Джонс прошёл ДНК-тест. Результаты выявили, что по отцовской линии Куинси имеет европейские корни, а по материнской — африканские. Тест также выявил, что семья Джонс родом из области, которая известна в Камеруне своей музыкой. Со стороны матери Джонс является потомком Бетти Вашингтон Льюис, сестры президента Джорджа Вашингтона.

Куинси Джонс никогда не имел прав и не водил машину, причина, по словам Куинси, заключается в автомобильной аварии, которая произошла с ним в 14 лет.

Награды и премии

• Национальная гуманитарная медаль США (2000)
• Национальная медаль США в области искусств (2010)

Ссылки

• [www.quincyjones.com/ Официальный сайт Куинси Джонса]. [www.webcitation.org/6BcXDkZ5p Архивировано из первоисточника 23 октября 2012].
• Куинси Джонс (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.achievement.org/autodoc/page/jon0bio-1 Биография и фотогалерея Куинси Джонса]. [www.webcitation.org/6BcX6sbHl Архивировано из первоисточника 23 октября 2012]. (англ.)
• [music.com.ua/dossier/artists/817/history.html Статья на сайте music.com.ua]. [www.webcitation.org/6BcXFGZkz Архивировано из первоисточника 23 октября 2012].

Музыка   Персоналии   США

Отрывок, характеризующий Джонс, Куинси

– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.