Богоявленская (Ростовская область)

Станица Богоявленская Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ростовская областьРостовская область Муниципальный район Константиновский Сельское поселение Богоявленское Координаты 47°39′00″ с. ш. 41°20′00″ в. д.47.65000° с. ш. 41.33333° в. д. / 47.65000; 41.33333    Глава станичный атаман Иван Болдырев Основан 1669 Высота центра 27 м Население 1082 человека (2002) Национальный состав основное — русские (в том числе казаки) и украинцы, молдаване — 3%, греки — 5%, чеченцы — 6%, армяне, азербайджанцы — 4 % Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 86393 Почтовый индекс 347271 Автомобильный код 61, 161 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=60225810001 60 225 810 001]

К:Населённые пункты, основанные в 1669 году

Богоявле́нская — станица в Константиновском районе Ростовской области.

Станица является центром Богоявленского сельского поселения Ростовской области.

География

Расположена на правом берегу реки Кагальник — первый приток Дона.

История

Образование станицы. Казачьи городки

Станица Богоявленская возникла в результате объединения станицы Кагальницкой к Траилинской в 1851 году.

Казачий городок Кагальник существовал ранее 1645 года. Городок Траилин (Троилин), на месте которого находится станица Богоявленская, впервые упоминается в документах в 1669 году, что подтверждают «Донские Епархиальные ведомости» за 1893 год (№ 4) (поэтому датой основания Богоявленской считается 1669 год). Второе упоминание — в показаниях атамана Фрола Минаева в посольский приказ от 1 декабря 1672 года. В числе 52 городков атаман называет Троилинский. После Булавинского восстания Траилин был уничтожен войсками Василия Долгорукова.

Донские казачьи городки представляли собой маленькие крепости, обнесённые стеной из двойного плетня, внутри набитого землёй. Как отмечал В. Д. Сухоруков, они стояли при больших реках для удобства промысла и для защиты от набегов. Для городка выбиралось в военном отношении тактически выгодное место. По словам адмирала К. Крюйса, донские городки располагались в основном на речных островах.

Раньше река Кагальник двумя рукавами впадала в Дон, образуя остров. Во время восстания Степана Разина на острове останавливался его отряд, в 1952 году на этом месте были произведены раскопки: найдены посуда, оружие и другие предметы периода восстания. В настоящее время один из рукавов пересох, и острова как такового уже нет.

В Первом Донском округе

В XIX и начале ХХ века по Кагальнику ходили баржи и катера, гружёные хлебом. Также в Богоявленскую везли на продажу лес. Возле дома Макаровых, живших у самой реки, была пристань. Это место сохранилось, жители станицы называют его Макаркиной пристанью. Сейчас Кагальник обмелел и зарос камышом. В речке водится карась, лещ, окунь, сазан, судак, щука. До революции семьи в Богоявленской заготавливали рыбы на целый год.

Деревянная церковь Пречистой Девы Марии Богоматери находилась на церковной площади, там же была одноэтажная церковно-приходская школа. Улицы станицы были прямолинейные, постройки в основном деревянные, часто крытые соломой. По воспоминаниям казака Стефана Ивановича Мусатова, в 1905 году Богоявленская сильно пострадала от пожара.

Административная власть в станице принадлежала станичному атаману и была выборной. Атаманом назначались полицейские из числа казаков, отслуживших в армии. В 1898 году атаманом Богоявленской был урядник Иван Иванович Авдеев. Богоявленская принадлежала Первому Донскому округу Области Войска Донского с центром в станице Константиновской. Казаки Первого Донского округа считались среди донцов верховыми.

В юрте станицы Богоявленской были хутора: Агеев, Ерофеев, Задонско-Кагальницкий, Костырочный, Пирожков, Сальско-Кагальницкий, Титов, Траилин, Упразднено-Кагальницкий. К началу ХХ века казаки Богоявленской поступали на укомплектование 9-го Донского казачьего генерал-адъютанта графа Орлова-Денсова, 26-го Донского казачьего, 43-го Донского казачьего полков (9-е полковое звено) и 3-й, 10-й и 17-й Донских казачьих батарей. Так большая часть казаков станицы, участвовавших в Русско-японской войне, были в составе 26-го Донского полка, входившего в 4-ю Донскую казачью дивизию. Есть данные о трёх казаках 26-го полка из Богоявленской, награждённых за Русско-японскую Георгиевскими крестами: Дерязин Афеноген (4-й степени, № 140703), Крюков Пиман (4-й ст., № 125742), Жидков Тимофей (за отличие в бою за Инкоу, 4-й ст., № 124037).

В последние годы перед революцией 1917 года в Богоявленской казачий пай составлял 4 десятины пахотной земли. Не получавших паи иногородних в станице пренебрежительно называли хохлами.

Гражданская война

На Дону период первого установления советской власти (с февраля по май 1918 года) отмечен изменением отношения казаков к большевикам. В конце марта многие станицы подняли восстания. В мае 1918 года восставшими казаками Дон был очищен от большевиков, донским атаманом был избран генерал П. Н. Краснов. Богоявленские казаки мобилизовывались в созданную им Донскую армию. По данным А. П. Скорика и В. А. Бондарева, 80 % донских казаков в 1917—1920 годах воевали против красных.

События Гражданской войны весной и летом 1918 года проходили в отдалении от Богоявленской. По воспоминаниям С. И. Мусатова, в октябре 1918 года в Богоявленскую заходил 1-й Московский революционный кавалерийский полк Красной армии, красноармейцы которого разграбили три магазина и дворянский дом.

Окончательно станицу заняли красные к марту 1920 года, когда разбитые части Донской и Добровольческой армий отступили в Новороссийск. Трагедия «отступа» донских казаков к Новороссийску показана в фильме Герасимова «Тихий Дон».

Голод. Коллективизация

Осенью 1921 года начался голод на Дону и Кубани, продолжавшийся до лета 1922, по свидетельству С. И. Мусатова, умерли многие жители Богоявленской; весной 1922 года на Дон пришла помощь из США — американская кукуруза, спасшая многих от голодной смерти.

В силу административно-территориальных перекроек станица Богоявленская находилась последовательно в составе Донской области (1920—24), Юго-Восточной области (1924), Северо-Кавказского края (1924—1937), Ростовской области (с 1937).

Сплошная коллективизация, начавшаяся с конца 1920-х годов, проводилась под лозунгом «обострения классовой борьбы» и сопровождалась огромными человеческими жертвами. Пострадали от коллективизации и казаки, представлявшие собой особую группу сельского населения. В то время, по мнению Скорика и Бондарева, казачья специфика носила больше социально-психологический, чем социально-экономический характер, вследствие осуществлённого советской властью в 1920‑е годы хозяйственного уравнения казаков и иногородних.

Раскулачивание стало тяжёлым ударом для казаков, так как в имущественном плане они, в целом, всё-таки превосходили иногородних, хоть и не так значительно, как в досоветские времена. Принималось во внимание не только имущественное положение того или иного казака, но и исполнение им в дореволюционный период обычных административных обязанностей в станице (атамана, помощника атамана, писаря и т. п.), участие в Гражданской войне на стороне белых, пребывание некоторое время в эмиграции и т. п. Это предопределило широкие масштабы антиказачьих акций в период коллективизации.

От станицы Богоявленской была отделена коммуна имени Сталина, располагавшаяся чуть выше по течению реки Кагальник. Коммуна распалась и её жители вернулись в станицу. В самой станице был организован колхоз «Тихий Дон».

В 1932—33 годах снова на Донскую землю пришёл голод. Люди, как и в 1921—1922, спасались питанием ракушками, рыбой, лебедой, крапивой, щавелем, другими растениями, дикими фруктами и ягодами и т. п. Важными элементами рациона в это время были молоко и молочные продукты, которые чаще всего колхозники получали не из колхоза, а от своих коров, содержавшихся в личных подсобных хозяйствах (ЛПХ).

Осенью 1932 года в связи с трудностями при проведении хлебозаготовок в Северо-Кавказский край была направлена комиссия ЦК ВКП(б) во главе с Л. М. Кагановичем, в результате для выбивания хлеба к населению станиц Дона и Кубани были применены самые жёсткие репрессивные меры.

Немецкая оккупация. Освобождение станицы

В июле 1942 в Богоявленскую вошли немцы. По воспоминаниям Галины Александровны Рубцовой, через станицу проходило много немецких частей. Подразделения Вермахта часто сменяли друг друга, надолго не задерживаясь. В первое время после окружения немецких войск в Сталинграде Богоявленская была одной из основных баз для снабжения блокированных войск.

Относились немцы к населению по-разному, ели гусей и кабанчиков. Хуже немцев, по словам Г. А. Рубцовой, вели себя румыны.

В Богоявленской немцы держали пленных красноармейцев, женщины из станицы и близлежащих хуторов тайком носили им еду; тех, кому удавалось сбежать, прятали у себя. По воспоминаниям родственников Т. Асколеповой, Богоявленскую школу немцы превратили в конюшню.

Во время Великой Отечественной войны станица освобождалась от немцев два раза. В январе 1943 года в ходе Ростовской наступательной операции советские войска овладели Богоявленской — важнейшим узлом обороны противника на рубеже реки Кагальник. Немцы при поддержке танков контратаковали. Оборону в станице держал 50-й гвардейский артиллерийский полк 24-й гвардейской стрелковой дивизии. Ожесточённый бой продолжался до конца дня. Артполк потерял до семидесяти процентов состава. Немцы ворвались на западную окраину станицы. Встретив сопротивление, обходным манёвром зашли в тыл и захватили в плен оборонявшихся красноармейцев. Пленных согнали в сарай мельницы, добивали раненых, сарай подожгли. В живых остался только один солдат — рядовой Кузьмин Иван Кузьмич.

По данным Николая Курченко, потрёпанная в этих боях 24-й дивизия была отведена на пополнение, только в Богоявленской она потеряла 597 человек. На стелах братского захоронения в парке Богоявленской начертаны фамилии 992 человек.

В 2010-е годы в станице работают поисковые отряды, которые находят останки сотен незахороненных советских солдат. Данные об огромных потерях на этой территории поисковики обнаружили в архивах. Здесь погибли солдаты и офицеры 24-й и 40-й гвардейских дивизий, штрафных рот и частей морской пехоты.

Памятник советскому солдату

Братская могила находится в центре станицы, в парке. К памятнику ведёт заасфальтированная аллея с хвойными и лиственными деревьями. Памятник — стоящий солдат без пилотки с ППШ на груди по стойке «смирно». За плечами развевается плащ-палатка. Материал: металл; постамент: кирпичная кладка, облицован мраморной плиткой. На постаменте закреплена мемориальная доска с надписью: «1941 — 1945. Вечен ваш подвиг в сердцах поколений грядущих, жизнью своею потомки обязаны вам». Перед памятником установлено шесть стел, на которых фамилии и инициалы погибших солдат и офицеров — всего 992 человека. В центре композиции «вечный огонь».

Инфраструктура, экономика

В станице есть Дом культуры, средняя общеобразовательная школа, детский сад, библиотека. Хозяйства станицы специализируются на выращивании зерновых и зернобобовых культур.

Список современных улиц

• Восточная ул.
• Садовая ул.
• Донская ул.
• Сиреневая ул.
• Зелёная ул.
• Степная ул.
• Кленовая ул.
• Цветочная ул.
• Молодёжная ул.
• Центральная ул.
• Парковая ул.
• Широкая ул.
• Перспективная ул.
• Школьная ул.
• Производственная ул.
• Южная ул.

Известные уроженцы

• Болдырев, Сергей Владимирович — Георгиевский кавалер, полковник, журналист.
• Васильев, Иван Андреевич — русский и донской генерал, участник Первой мировой и Гражданской войн.
• Кислов, Григорий Яковлевич — русский и донской генерал, участник Первой мировой и Гражданской войн.
• Черячукин, Александр Васильевич — русский и донской генерал, Георгиевский кавалер, общественный деятель русской эмиграции.

См. также категорию: Родившиеся в Богоявленской (Ростовская область)

Ссылки

• [adminbsp.ru/ Администрация Богоявленского сельского поселения]
• [weather-in.ru/rostovskaja/74069 Погода в станице Богоявленской]
• [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m1/26/art.aspx?art_id=1387 Токаренко С. Ф. Казачий городок Траилин] // Донской временник. Год 2015-й / Дон. гос. публ. б-ка. Ростов-на-Дону, 2014. Вып. 23. С. 131-133.

Отрывок, характеризующий Богоявленская (Ростовская область)

– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.