Гильом II (виконт Беарна)

Гильом II де Монкада фр. Guillaume II de Montcada кат. Guillem II de Montcada<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Гильом II де Монкада, виконт Беарна. Фреска конца XIII века, рассказывающая о завоевании Мальорки</td></tr>
виконт Беарна
1224 — 1229
Предшественник:	Гильом Раймон I
Преемник:	Гастон VII
виконт Габардана
1224 — 1229
Предшественник:	Гильом Раймон I
Преемник:	Гастон VII
виконт Брюлуа
1224 — 1229
Предшественник:	Гильом Раймон I
Преемник:	Гастон VII
сеньор Монкада
1224 — 1229
(под именем Гильем III)
Предшественник:	Гильем Рамон I
Преемник:	Гастон VII
барон Кастельви-де-Росанес
1227 — 1229
(под именем Гильем II)
Предшественник:	Гильема де Кастельвьель
Преемник:	Гастон VII
Рождение:	ок. 1185
Смерть:	12 сентября 1229(1229-09-12) Серра де на Бургуэса, Мальорка, Испания
Место погребения:	Монастырь Санта-Мария-де-Сантес-Креус
Род:	Монкада
Отец:	Гильом Раймон I
Мать:	Гильема де Кастельвьель
Супруга:	Гарсенда Прованская
Дети:	сын: Гастон VII дочери: Констанция, (?) Рамона

Гильом II де Монкада (фр. Guillaume II de Montcada, кат. Guillem II de Montcada; ок. 1185 — 12 сентября 1229) — виконт Беарна, Габардана и Брюлуа, сеньор Монкада с 1224, барон Кастельви-де-Росанес с 1227, сын виконта Гильома Раймона I и Гильемы де Кастельвьель.

Гильом принимал активное участие в арагонской политике, занимая видное положение при королевском дворе, при малолетстве короля Хайме I входил в состав регентского совета. Смерть отца принесла ему титул виконта Беарна.

Когда в 1229 году король Хайме I начал завоевание Балеарских островов, Гильом принял участие в высадке на Мальорке, где и погиб.

Биография

Впервые Гильом упоминается в 1202 году при дворе короля Арагона Педро II в Монпелье. Отец Гильома, Гильом Рамон де Монкада, находился в изгнании из-за убийства архиепископа Таррагоны. Поэтому именно Гильом представлял интересы своего дома при королевском дворе. Он спорил с епископом Вика за контроль над городом Вик, из-за чего епископ наложил на Гильома кратковременное отлучение, которое было снято в 1210 году.

С 1212 года Гильом занял видное положение при дворе. Хотя он не принимал участия в битве при Мюре в 1213 году, в которой погиб король Педро II, но Гильом находился в армии, возглавляемой графом Нуно Санчесом, которая с направлялась на помощь королю, но не успела добраться до места битвы.

После гибели Педро его наследник, Хайме I, был мал. За него управлял регентский совет под управлением графа Руссильона и Сердани Санчо, дядя покойного короля Педро II, вместе с сыном Нуно Санчесом. Вошёл в состав регентского совета и Гильом. В апреле 1214 года он в составе каталонцев помог освободить Хайме из рук Симона де Монфора в Нарбонны.

В 1214 году из изгнания вернулся отец Гильома, Гильом Раймон, унаследовавший после смерти бездетного брата Гастона VI виконтства Беарн, Габардан и Брюлуа. В результате Гильом был вынужден разделить положение в регентском совете с отцом.

С июня 1219 года Гильом занимал должность прокурора. В 1222 году он устроил брак молодого короля Хайме I с Элеонорой Кастильской. Но летом 1223 года он поссорился с Нуно Санчесом, которого поддержал Хайме I, в результате чего Гильом лишился своего положения при дворе. В сентябре 1223 года королевская армия в течение 3 месяцев осаждала его в замке Монкада, однако захватить его не смогла.

В результате Гильом перебрался в Прованс, где заключил союз с графом Раймундом Беренгером IV (на сестре которого, Гарсенде, он женился) и графом Тибо IV Шампанским. Но в июне 1224 года он вернулся в Каталонию и помирился с Хайме I и Нуно Санчесом.

В том же 1224 году умер его отец, виконт Гильома Раймон, в результате чего Гильом унаследовал все его владения, включая Беарн, Габардан, Брюлуа и сеньорию Монкада.

В 1226 году Гильом воевал с родом Кордона, в результате чего был вынужден вмешаться король. В сентябре 1228 года Гильом вернулся в королевское окружение и участвовал в свержении графа Урхеля Журо IV де Кабрера.

В 1228 году Гильом ненадолго отправился в Капсью, где принёс оммаж королю Англии за свои гасконские владения, включая Марсан, Брюлуа, Оз и Мансье. После этого он вернулся в Каталонию.

В 1229 году король Хайме I начал завоевание Балеарских островов. В составе армии, высадившейся на Мальорке, был и и Гильом. 2 сентября 1229 года в битве при Портопи (около Серра де на Бургуэса) он вместе с двоюродным братом Рамоном II де Монкада возглавлял первую линию борьбы с мавританской армии и погиб в бою. Похоронили его в королевском монастыре Санта-Мария-де-Сантес-Креус.

Владения Гильома унаследовал единственный малолетний сын Гастон VII под регентством матери.

Брак и дети

Жена: с февраля 1223 Гарсенда Прованская (ум. после 1264), дочь графа Прованса Альфонса II и графини Форкалькье Гарсенды II де Сабран. Дети:

• Гастон VII (1225 — 26 апреля 1290), виконт Беарна, Габардана и Брюлуа, сеньор Монкада и барон Кастельви-де-Росанес с 1229
• Констанция Беарнская; муж: дон Диего Лопес III де Аро (ум. 4 октября 1254), сеньор Соберано-де-Бискайя и де Аро
• (?) Рамона де Монкада; муж: Журо V (ум. ок. 1242), сеньор де Кабрера, виконт Жероны и Ажера

Литература

• Monlezun, Jean Justin. [books.google.com/books/pdf/Histoire_de_la_Gascogne.pdf?id=sHW_kCR87l8C&output=pdf&sig=KDJUp8tgj00AvnNhQuhkFl1Daow Histoire de la Gascogne] = Histoire de la Gascogne depuis les temps les plus reculés jusqu'à nos jours. — J.A. Portes, 1846—1850. (фр.) ([armagnac.narod.ru/Monlezun/Monl_G.htm русский перевод])
• J. de Jaurgain. [archive.org/details/lavasconietude01jauruoft La Vasconie, étude historique et critique, deux parties]. — Pau, 1898, 1902.
• Joaquim Miret y Sans. [opac.regesta-imperii.de/lang_de/anzeige.php?aufsatz=La+casa+de+Montcada+en+el+vizcondado+de+B%C3%A9arn&pk=792133 La casa de Montcada en el vizcondado de Béarn] // Boletín de la Real Academia de Buenas Letras de Barcelona. — 1901. — Т. 1. — P. 49—55, 130—142, 186—199, 230—245, 280—303.
• John C. Shideler. [libro.uca.edu/montcada/montcada.htm A Medieval Catalan Family: The Montcadas, 1000-1230]. — The Regents of the University of California, 1983. — ISBN 978-0520045781.
• The Book of Deeds of James I of Aragon: A Translation of the Medieval Catalan Llibre Dels Fets / Edited and translated by Damian Smith and Helena Buffery. — 2010. — 405 p. — ISBN 978-1409401506.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/GASCONY.htm#GuillenRamonMoncadadied1224B Vicomtes de Bearn] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 14 июля 2013.
• [www.euskomedia.org/aunamendi/12239/16825 Renuncia bearnesa a Mixe y Ostabarret y Zuberoa] (исп.). Auñamendi Eusko Entziklopedia. Проверено 14 июля 2013.

Отрывок, характеризующий Гильом II (виконт Беарна)

Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?