Генрих II (король Наварры)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих II д'Альбре
фр. Henri d'Albret<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
король Наварры
1517 — 1555
(под именем Генрих (Энрике) II)
Предшественник: Жан III д'Альбре, Екатерина I де Фуа
Преемник: Жанна III д'Альбре
граф Перигора и виконт Лиможа
1516 — 1555
(под именем Генрих I)
Предшественник: Жан II д'Альбре, Екатерина I де Фуа
Преемник: Жанна д'Альбре
граф де Фуа и де Бигорр, виконт Беарна и Марсана
1517 — 1555
(под именем Генрих I)
Предшественник: Жан III д'Альбре, Екатерина I де Фуа
Преемник: Жанна д'Альбре
сеньор д'Альбре
1522 — 1550
(под именем Генрих I)
Предшественник: Ален д'Альбре
герцог д'Альбре
1522 — 1550
(под именем Генрих I)
Преемник: Жанна д'Альбре
граф д'Арманьяк
1527 — 1549
(под именем Генрих I)
Соправитель: Маргарита Наваррская (1509 — 1549)
Предшественник: Карл II Алансонский
Преемник: Жанна д'Альбре
 
Рождение: 18 апреля 1503(1503-04-18)
Сангуеза
Смерть: 25 мая 1555(1555-05-25) (52 года)
Ажетмо
Место погребения: Лескарский собор
Род: Альбре
Отец: Жан д'Альбре
Мать: Екатерина де Фуа
Супруга: Маргарита Наваррская
Дети: Жанна III, Жан (Хуан)

Генрих (Энрике) II Наваррский или Генрих д'Альбре (фр. Henri II de Navarre, фр. Henri d'Albret, исп. Enrique II de Navarra 18 апреля 1503, Сангуеза25 мая 1555, Ажетмо) — король Наварры с 1517 года из династии Альбре, сын короля Жана (Хуана) III д'Альбре и королевы Екатерины де Фуа.





Биография

После смерти отца в 1516 году Генрих унаследовал его личные владения — графство Перигор и виконтство Лимож. После смерти матери в 1517 году Генрих под именем Генрих II стал королём Наварры, а также унаследовал графства Фуа и Бигорр, а также виконтство Беарн. Однако король Арагона Фердинанд II ещё в 1512 году захватил большую часть Наварры и присоединил её к Арагону. Реально в управление Генрих получил только Нижнюю Наварру. Кроме того, после смерти деда, Алена Великого, Генрих унаследовал родовую сеньорию Альбре. В 1521 году Генрих попытался военным путём возвратить захваченную часть Наварры, но результата это не принесло.

Генрих продолжил политику отца по сближению с Французским королевством. В 1523 году он сблизился с королём Франциском I. Он участвовал в армии Франциска битве при Павии в 1525 году против императора Карла V, в которой попал вместе с Франциском в плен. Однако том же году Генрих бежал из плена, что добавило ему престижа.

В 1527 году Генрих женился на сестре Франциска I, Маргарите, принёсшая ему в качестве приданого графство Арманьяк. Двор его жены в городе Нерак стал одним из центров литературы, науки и искусства Западной Европы.

В 1548 году Генрих выдал свою единственную дочь и наследницу, Жанну, замуж за герцога Антуана де Бурбона.[1]

В 1550 году сеньория Альбре получила статус герцогства.

Генрих умер 25 мая 1555 года в течение своего паломничества к могиле святого Жирона в гасконском Ажетмо и был похоронен в родовой усыпальнице королей Наварры в соборе Лескар. Все его владения унаследовала дочь Жанна.

Брак и дети

Жена: с 24 января 1527 года Маргарита Ангулемская (11 апреля 149221 декабря 1549), дочь Карла Орлеанского, графа Ангулема и Перигора

Напишите отзыв о статье "Генрих II (король Наварры)"

Примечания

  1. Их сын под именем Генрих IV объединил Францию и Наварру.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/NAVARRE.htm#EnriqueIIdied1555 Сайт Foundation for Medieval: Генрих II д'Альбре]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Генрих II (король Наварры)

Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.