Лашевич, Михаил Михайлович

Михаил Михайлович Лашевич
Дата рождения	1884(1884)
Место рождения	Одесса, Российская империя
Дата смерти	30 августа 1928(1928-08-30)
Место смерти	Харбин, Китай
Принадлежность	Российская империя СССР СССР
Годы службы	Российская империя 1915—1917, СССР 1917—1927
Командовал	Сибирский ВО
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России
Награды и премии

Михаил Михайлович Лаше́вич (1884, Одесса — 30 августа 1928, Харбин) — российский революционер, советский военный деятель, участник Левой оппозиции.

Биография

Родился в купеческой семье. В гимназии был членом нелегальных ученических кружков, исключён из неё за революционную пропаганду. Окончил Одесское техническое училище, служил в банке. Первоначально примкнул к сионистской организации, а в конце 1901 года вступил в ряды РСДРП, с 1903 г. большевик. Принимал активное участие в революционной деятельности, был членом комитетов РСДРП в Одессе, Николаеве, Екатеринославе, Петербурге. Неоднократно подвергался арестам, ссылался в Вологодскую губернию, Нарымский край. Находился в тюрьмах пять лет. Позднее работал в редакции газеты «Правда». В 1915 году, во время 1-й мировой войны, был мобилизован в армию. На фронте участвовал в боевых действиях солдатом, дважды был ранен, дослужился до старшего унтер-офицера, вёл революционную пропаганду среди солдат.

В 1917 году

После Февральской революции 1917 года из армии прибыл в Москву, из которой решением Бюро ЦК РСДРП 17 марта направлен в Петроград. Избран членом ПК РСДРП(б), а также Петроградского Совета, в котором позже стал секретарём и председателем большевистской фракции. Вёл агитационно-пропагандистскую работу в частях Петроградского гарнизона. Делегат проходившего в июне I Съезда Советов, избран членом ВЦИК. Во время Июльских событий на митинге двух полков у особняка Кшесинской, проходившем под лозунгом «Вся власть Советам!», пытался убедить солдат в преждевременности выступления, призывал их вернуться в казармы. Делегат VI-го съезда РСДРП(б) от Петроградской организации, на заседании съезда 27 июля В. Володарский и Д. З. Мануильский от себя и от имени Лашевича предложили резолюцию, в которой отвергались обвинения В. И. Ленина и Г. Е. Зиновьева в попытке свержения Временного правительства, вместе с тем предполагалось разрешение их явки на суд, если будут соблюдены определённые условия. Эта резолюция была отклонена.

6 сентября по решению ЦК РСДРП(б) Лашевич был включён в состав делегации на Демократическое совещание. 11 сентября на заседании Петроградского Совета РСД была по предложению Лашевича принята резолюция по поводу самосудов солдат над офицерами. Осудив эти самосуды, главную ответственность за них возложили на Временное правительство. 5 октября при обсуждении в ПК ленинского «Письма в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам» Лашевич высказывался против немедленного восстания, предлагая отложить вопрос о взятии власти до решения Съезда советов. Однако уже на съезде Советов Северной области от имени большевистской фракции 12 октября призвал последовать на местах примеру Петрограда, создавшего ВРК, который будет иметь возможность распоряжаться революционными солдатами, призвал к передаче власти Советам. 17 октября член делегации Петроградского Совета, направленной в Ставку командования Северного фронта, которая требовала предотвращения отправки революционных частей Петроградского гарнизона на фронт. Затем был участником 3-го съезда 5-й армии в Двинске.

Активный участник Октябрьского вооруженного восстания. Член Петроградского ВРК, в нескольких случаях подписывал распоряжения и приказы от имени председателя ВРК. 24 октября по поручению ЦК РСДРП(б) Г. И. Благонравов и Лашевич организовали в Петропавловской крепости запасной штаб по руководству вооруженным восстанием. Вечером 24 октября Лашевич отдал приказ комиссару ВРК на крейсере «Аврора» А. В. Белышеву восстановить движение по Николаевскому мосту, разведённому накануне юнкерами, эта задача была выполнена. Лашевич был назначен комиссаром ВРК в Кексгольмский гвардейский резервный полк, в ночь на 25 октября руководил отрядом солдат и матросов при захвате телеграфа, почты, госбанка, Павловского военного училища.

После Октябрьской революции

Делегат II-го Всероссийского съезда Советов от Петросовета, был избран членом ВЦИК. Член Президиума Петроградского Совета РСД. 21 — 23 ноября участвовал в работе Чрезвычайного съезда армий Юго-Западного фронта в Бердичеве в качестве члена большевистской фракции. Затем по поручению Я. М. Свердлова принимал участие в ряде армейских съездов как представитель ЦК РСДРП(б). С декабря член Президиума ВЦИК. В феврале — марте 1918 года был членом Комитета революционной обороны Петрограда. Избран в Учредительное собрание от Псковского и Юго-Западного фронта округов. Делегат VII-го съезда РКП(б) (6 — 8 марта 1918) от большевистской фракции Петросовета, был членом ЦК в 1918—1919 г. В марте 1918 года член Петроградского бюро ЦК РКП(б).

С апреля по сентябрь 1918 года — политкомиссар Северного участка отрядов завесы, в августе — ноябре член РВС 3-й армии Восточного фронта, а в декабре 1918 — марте 1919 года командующий этой армии. С 23 марта по 16 августа 1919 г. член РВС Восточного фронта. Был членом Реввоенсовета Южного фронта с 11 августа — 19 октября 1919. В октябре 1919 — августе 1920 г. член РВС 7-й армии Западного фронта, а в июле — августе 1920 г. временно исполнял должность командующего этой армии. Затем в августе — ноябре 1920 член РВС 15-й армии.

Некоторое время работал в президиуме Петроградского исполкома. В 1922—1925 годах — председатель Сибревкома, одновременно член Реввоенсовета Западно-Сибирского военного округа и командующий войсками Сибирского военного округа. Член комиссии по организации похорон Ленина.

В 1925 году был назначен первым заместителем наркома по военным и морским делам СССР, заместителем председателя Реввоенсовета СССР, членом Президиума ВСНХ СССР. Был делегатом 3-го (1921) и участником 5-го (1924) конгрессов Коминтерна. С апреля 1923 г. по декабрь 1925 г. член ЦК РКП(б), с декабря 1925 г. кандидат в члены ЦК.

Был сторонником Г. Е. Зиновьева, с 1925 года принадлежал к «новой» («ленинградской»), а с 1926 года — к «объединенной оппозиции». В 1926 году принял участие в нелегальном собрании оппозиции в подмосковном лесу. На Июльском пленуме ЦК ВКП(б) (1926) эти действия были расценены как фракционные, Лашевич был исключён из состава кандидатов в члены ЦК и снят с должности заместителя председателя Реввоенсовета. В том же году Лашевич был назначен заместителем председателя правления КВЖД. 18 декабря 1927 года, на XV съезде ВКП(б), в числе 75 «активных деятелей троцкистской оппозиции» был исключён из партии. После съезда заявил об отходе от оппозиции и в 1928 был восстановлен в ВКП(б).

Умер в Харбине (Китай) 30 августа 1928 года. Согласно одной версии, погиб в автомобильной катастрофе, по другой покончил жизнь самоубийством. Его похороны состоялись в Ленинграде, на Марсовом поле, при захоронении Петропавловская крепость произвела артиллерийский салют. В середине 1930-х годов надгробие на Марсовом поле было убрано.

Награды

• Орден Красного Знамени — 1920
• Орден Красного Знамени — 1926

Память

• Его именем был назван в Сибири пароход «Михаил Лашевич» (бывший «Богатырь»)

Литература

• Лашевич М. М. автор предисловия. Будущее Сибири. Перспективы хозяйственного развития. Сборник под редакцией В. М. Лаврова. Сибкрайиздат. Ново-Николаевск. 1925
• Лашевич М. М. // Советская Сибирь. № 295 (1537). 25 декабря 1924. Ново-Николаевск
• Лейкина Е. М. М. Лашевич, в кн.: Герои Октября, т. 2, Л., 1967
• Политические деятели России 1917. Биографический словарь. М.: 1993
• Протасов Л. Г. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М., РОССПЭН, 2008
• Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник. — М.: Большая Российская Энциклопедия. 1992

Ссылки

• [www.hrono.info/biograf/bio_l/lashevich_mm.php Биографии на сайте «Хронос»]
• [www.ihist.uran.ru/_ency-show-1130 Лашевич М. М.] // Уральская историческая энциклопедия

Отрывок, характеризующий Лашевич, Михаил Михайлович

Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.