Липский, Владимир Ипполитович

Владимир Ипполитович Липский
Дата рождения:	27 февраля (11 марта) 1863(1863-03-11)
Место рождения:	село Самострелы, Ровенский уезд, Волынская губерния (ныне Корецкий район Ровненская область), Российская империя
Дата смерти:	24 февраля 1937(1937-02-24) (73 года)
Место смерти:	Одесса, Украинская ССР, СССР
Научная сфера:	ботаника
Место работы:	Киевский университет, Ботанический сад (Санкт-Петербург), Национальная академия наук Украины, Ботанический сад Одесского национального университета имени Ильи Мечникова
Альма-матер:	Киевский университет
Научный руководитель:	И. Ф. Шмальгаузен
Известные ученики:	Н. Н. Гришко
Известен как:	исследователь флоры Средней Азии и Кавказа; президент Украинской национальной Академии наук в 1922—1928 годах

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Lipsky». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Lipsky&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=12656-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Влади́мир Ипполи́тович Ли́пский (27 февраля (11 марта) 1863, село Самострелы, Волынская губерния — 24 февраля 1937, Одесса) — украинский учёный, ботаник; член Украинской национальной Академии наук (в 1922—1928 годах — президент) и член-корреспондент Академии наук СССР, директор Одесского ботанического сада.

Биография

Родился в селе Самострелы Волынской губернии (ныне Корецкого района Ровненской области) 11 марта 1863 года. Его отец, дед и прадед были священнослужителями.

В 1873 году семья Липских переехала в Житомир. Липский учился в Житомирской гимназии, в 1881 году закончил Коллегию Павла Галагана с золотой медалью, в 1887 году — Киевский университет. Значительное влияние на формирование В. И. Липского как учёного оказал заведующий кафедрой систематики и морфологии растений И. Ф. Шмальгаузен.

С 1887 по 1894 год работал на разных должностях в ботаническом саду Киевского университета: хранителем, ассистентом кафедры ботаники.

С 1889 года участвовал в научных экспедициях на Кавказ и Северный Иран.

В период с 1894 по 1917 год работал в Главном ботаническом саду Петербурга на должности младшего и старшего хранителя гербария, главного ботаника, а со временем — заведующего отделом живых растений.

Участвовал в научных экспедициях на Кавказ, Алтай и в Среднюю Азию с целью детального изучения высокогорной флоры этих мест.

В 1917 году возвратился на Украину и принял активное участие в создании Украинской академии наук, возглавлял кафедру ботаники Украинской академии наук. В 1922—1928 годах — президент Академии. В 1928—1933 годах — директор Ботанического сада в Одессе.

Научная деятельность

Научные труды учёного посвящены вопросам флористики, систематики и географии высших растений, гербарной работе, принципам организации ботанических садов, истории ботаники. Одним из первых он дал научное описание флоры Индонезии, Туниса, Алжира, Средней Азии. В частности, Владимир Липский описал 4 новых рода, 220 новых видов растений, из которых 45 названы его именем. Он является автором 82 печатных научных трудов.

Первый киевский период

После окончания обучения в университете учёный участвовал в многочисленных научных экспедициях: по Подолью, Бессарабии, Крыму, Кавказу и Средней Азии. В 1889 году вышел первый научный труд Липского: «Исследование о флоре Бессарабии», в котором, в частности, было приведено описание нового вида растений валерианеллы бессарабской (Valerianella bessarabica Lipsky). Ряд отчётов об экспедициях учёный опубликовал в «Записках Київського товариства дослідників природи».

Начиная с 1889 года Владимир Липский несколько раз посетил Кавказ с целью изучения растительного мира этого региона. Результатом путешествий стало описание около 40 новых видов и разновидностей растений. В целях обозначения самобытности кавказской флоры и для проведения сравнительных исследований он побывал также в Северном Иране. Итоги исследования флоры Кавказа он опубликовал в монографии «Флора Кавказа. Свод сведений о флоре Кавказа за двухсотлетний период её исследования, начиная от Турнефора и кончая XIX веком». Книга, в частности, содержит полный перечень 4 500 видов растений и точные данные об их распространении. На Кавказе учёный описал три новых рода цветковых растений: Бекетовия (Beketowia), Орториза (Orthorhiza) и Шуманния (Schumannia). Среди новых описанных В. И. Липским растений Кавказа можно отметить диоскорею кавказскую (Dioscorea caucasica), бук восточный (Fagus orientalis), любисток кавказский (Levisticum caucasicum), лапчатку Алексеенко (Potentilla alexeenkoi), тюльпан кавказский (Tulipa caucasica), зверобой понтийский (Hypericum ponticum) и многие другие.

Петербургский период

Начиная с 1894 года Липский работал в ботаническом саду Петербурга. В период с 1894 по 1896 год он продолжил начатые в Киеве исследования флоры Кавказа. С 1896 года он начал изучать флору высокогорных районов Средней Азии. Учёный исследовал южные склоны Гиссарского хребта, Памиро-Алай, Тянь-Шань, Джунгарский Алатау, Копетдаг, Ферганскую и Зеравшанскую долины, причём во многих из районов он побывал первым из ботаников. Результатом экспедиций стали более тридцати научных трудов и монографий, в частности, таких:

• «Материалы для флоры Средней Азии»,
• «Флора Средней Азии, то есть Русского Туркестана и ханств Бухары и Хивы»,
• «Горная Бухара».

В этих работах В. И. Липский критически пересмотрел ботанические знания о вышеозначенных регионах, исправил ошибки предыдущих исследователей, описал около ста новых видов и четыре новых рода: Коржинския (Korshinskia), Галагания (Galagania), Козловия (Koslovia), Ладыгиния (Ladyginia).

Большое внимание учёный уделял изучению истории Петербургского ботанического сада и его гербарных фондов и коллекций. Результаты этой работы были опубликованы в следующихх трудах:

• «Гербарий С.-Петербургского ботанического сада к концу его 75-летнего существования, 1823—1898»,
• «Исторический очерк С.-Петербургского ботанического сада, 1713—1913»,
• «Биографии и литературная деятельность ботаников и лиц, соприкасавшихся с ботаническим садом».

В период с 1900 по 1902 год В. И. Липский посетил разные страны с целью изучения гербариев и ботанических садов. В целом учёный сумел побывать на всех континентах земного шара, кроме Австралии и Антарктиды.

Второй киевский период

По рекомендации первого президента Украинской Академии наук (УАН) В. И. Вернадского 30 декабря 1918 года на заседании ІІ физико-математического отдела УАН В. И. Липский был избран директором нового ботанического сада в Киеве. Помимо заведования Ботаническим садом Липский также руководил кафедрой цветковых растений ВУАН и принимал активное участие в организации разных академических структур, особенно природного профиля, таких как:

• Комиссия УАН по изучению природных богатств Украины (создана в марте 1919 года),
• Комиссия по изучению фауны Украины,
• Издательская комиссия ІІ отдела УАН,
• Комиссия энциклопедического словаря (руководитель),
• Комиссия по ревизии библиотеки УАН,

состоял представителем академии в Военно-промышленном комитете.

В 1919 году В. И. Липского единогласно избрали действительным членом Украинской Академии наук, в 1920 году — членом правления УАН, а в 1921 году — вице-президентом.

Владимир Липский был инициатором создания Ботанического сада УАН, разработал план сада и начал его практическое создание во дворе Президиума Академии наук по Владимирской улице в Киеве. Нынешний Ботанический сад Академии наук был разбит в 1935 году в киевском районе Зверинец.

В августе1919 года после выезда секретаря ІІ отдела УАН С. П. Тимошенко за границу В. И. Липский исполнял обязанности секретаря ІІ отдела, а в октябре 1921 года был избран товарищем президента Академии наук Украины. 12 июня 1922 года на общем собрании ВУАН он был избран её президентом.

Попытки вмешательства советской власти в деятельность научных организаций отразились и на судьбе Липского. Для изучения состояния работы ВУАН была создана комиссия Народного комиссариата образования Украины. В выводах этой комиссии руководство академии, и, прежде всего, Президиум, возглавляемый Липским, в частности, были обвинены в несоблюдении законов советской власти, им это инкриминировалось как политические нарушения. Комиссия предложила незамедлительно объявить перевыборы президента ВУАН, провести новое утверждение состава академиков, установить твёрдую структуру и штаты академии. Партийное руководство считало Владимира Липского «политически инертным» президентом, который передоверил управление академией С. А. Ефремову и А. Е. Крымскому. В 1928 году учёный подал в отставку с должности президента ВУАН.

Одесский период

21 июня 1928 года, уйдя с должности президента, В. И. Липский выехал в Одессу, где возглавил Одесский ботанический сад. Во время работы в Одессе он внёс значительный вклад в оживление научной работы сада и его расширение, воспитание молодых учёных, упорядочивание гербария.

В 1927—1930 годах В. И. Липский изучал водоросли Чёрного моря (в частности, в районе Карадагской биологической станции), исследовал влияние растительности Атманайского лимана в Азовском море на возникновение и осаждение солей, принимал участие в работах Украинского института по каучуку и каучуконосам. Особенное внимание он уделял исследованию филофоры красной. Эта водоросль стала материалом для изготовления иода и агар-агара, которые в то время ввозили из-за рубежа. Так называемые иодные экспедиции на Чёрном море были проведены в 1930—1931 годах на яхте «Сирена», на судах «Друг жизни» и «Лысковский», и в результате в 1931 году благодаря деятельности Владимира Липского в Одессе был открыт первый на территории Украины иодный завод.

Владимир Липский работал директором Одесского ботанического сада до 1933 года, после чего подал в отставку в связи с нежеланием поддерживать идеи Трофима Лысенко и до самой своей смерти работал научным консультантом ботанического сада в Одессе. В 1936 году он совершил последнюю научную поездку — в Узбекистан и Туркменистан. Умер 24 февраля 1937 года в Одессе.

Некоторые виды растений, открытые В. И. Липским или названные в его честь

• Астрагал ангренский (Astragalus angreni Lipsky)
• Астрагал новый Липского (Astragalus neo-lipskyanus M.Pop.)
• Бельвалия Липского (Bellevalia lipskyi (Miscz.) E.Wulff)
• Боярышник Липского (Crataegus lipskyi Klokov)
• Бук восточный (Fagus orientalis Lipsky)
• Девясил великолепный ([www.ubcbotanicalgarden.org/potd/2005/07/inula_magnifica.php Inula magnifica Lipsky])
• Галагания пахучейшая (Galagania fragrantissima Lipsky)
• Гулявник Липского (Sisymbrium lipskyi N. Busch)
• Ковыль Липского (Stipa lipskyi Roshev.)
• Котовник Липского (Nepeta lipskyi Kudr.)
• Лук Липского (Allium lipskyanum Vved.)
• Молочай химера (Euphorbia chimaera Lipsky)
• Молочай Липского (Euphorbia lipskyi Prokh.)
• Мордовник Липского (Echinops lipskyi Iljin)
• Остролодочник Липского (Oxytropis lipskyi Gontsch.)
• Полынь Липского (Artemisia lipskyi Poljakov)
• Прангос Липского (Prangos lipskyi Korov.)
• Тюльпан Липского (Tulipa lipskyi Grossh.)
• [www.dprgek.ru/redbook/detail.php-ID_SPEC=15311.htm Ясменник Липского] (Asperula lipskyana V.I. Krecz.)

Научные труды

• Липский В. [ia700303.us.archive.org/0/items/trudyimperatorsk18impe/trudyimperatorsk18impe_bw.pdf Материалы для флоры Средней Азии] = Lipsky W., Contributio ad floram Asiae Meridiae // Тр. Имп. С.–Петербургского бот. сада = Acta Horti Petropolitani. — СПб.: Типолитография «Герольда», 1900. — Т. XVIII, вып. I. — С. 1—146.
• Липский В. И. Цейлон и его ботанические сады. — СПб.: Изд. Департамента земледелия Г.У.З. и З.; Тип. К. Маттисена, 1911. — 13 л. ил., 280 с.

Увековечивание памяти

В честь Владимира Ипполитовича Липского названы два новых рода — Липския (Lipskya Nevski) семейства Зонтичные (Apiaceae) и Липскиэлла (Lipskyella Juz.) семейства Астровые (Asteraceae) и 54 новых вида растений, которые вошли во флористические собрания всех стран.

В 1950-е годы могила учёного и надгробный памятник были уничтожены, а место захоронения утеряно. Лишь по просьбе Президиума Академии наук Украины в 1990 году исполком Одесского городского совета принял постановление «Об увековечивании памяти академика Владимира Липского».

Литература

• Липский Владимир Ипполитович / Т. П. Бабий и др. // Биологи : биогр. справ. — К., 1984. — С. 373—374.
• Береговий П. М. Володимир Іполитович Липський / П. М. Береговий, М. А. Лагутіна // Видатні вітчизняні ботаніки. — Вид. 2-е. — К., 1969. — С. 119—123.  (укр.)
• Доброчаєва Д. М. Життя, повне сонця і тепла / Д. М. Доброчаєва, Г. П. Мокрицький // Аксіоми для нащадків : укр. імена у світовій науці. — Л., 1991. — С. 169—185.  (укр.)
• Крецул Н. І. Історико-науковий аналіз діяльності академіка В. І. Липського в контексті розвитку ботанічної науки в Україні. Кандидатська дисертація з історії [спеціальність 07.00.07 — історія науки і техніки, УДК 929:58 (091)]. — Центр досліджень науково-технічного потенціалу та історії науки ім. Г. М. Доброва НАН України, 2005. ([www.lib.ua-ru.net/inode/41462.html Текст автореферата])  (укр.)
• Крецул Н. І. Роль гербарію в науковій діяльності Липського В. І. 1887—1917 рр. // Історія української науки на межі тисячоліть: 3б. наук. праць / Відпов. ред. О. Я. Пилипчук. — Київ, 2001. — Вип. 5. — С. 120—124.  (укр.)
• Крецул Н. І. В. І. Липський — організатор ботанічних садів // Історія української науки на межі тисячоліть: 3б. наук. праць / Відпов. ред. О. Я. Пилипчук. — Київ, 2001. — Вип. 6. — С. 94-99.  (укр.)
• Крецул Н. І. Володимир Липський про ботанічні сади Європи //Історія української науки на межі тисячоліть: 3б. наук. праць / Відпов. ред. О. Я. Пилипчук. — Київ, 2002. — Вип. 7. — С. 120—126.  (укр.)
• Крецул Н. І. Флористичні дослідження В.І. Липського // Історія української науки на межі тисячоліть: 3б. наук. праць / Відпов. ред. О. Я. Пилипчук. — Київ, 2002. — Вип. 8. — С. 157—163.  (укр.)
• Осіюк Л. Дослідження вищих рослин ученими Київського університету св. Володимира / Л. Осіюк // Біологія і хімія в шк. — 1999. — № 5. — С. 47.  (укр.)
• Салівон А. Володимир Іполитович Липський (1863—1937) / А. Салівон // Біологія і хімія в шк. — 1998. — № 4. — С. 41—42.
• Шеляг-Сосонко Ю. Р., Зиман С. М. Видатний флорист і організатор науки. До 120-річчя від дня народження В. І. Липського. — Т. 9. — С. 94—96.  (укр.)
• Шендеровський В. Неперевершений знавець природи / В. Шендеровський // Уряд. кур’єр. — 2003. — 19 лип. — С. 11.  (укр.)

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:223548 Липский, Владимир Ипполитович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• Липский, Владимир Ипполитович — статья из Большой советской энциклопедии.
• Липский, Владимир Ипполитович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. (Проверено 23 декабря 2009)
• [www.chl.kiev.ua/Bibliograf/biologija/05.htm Учёные-биологи Украины]
• [www.obriy.pib.com.ua/2007/25_07/08.shtml Клим Щербатий. Фахівець ботанічних садів.] (Знаток ботанических садов) «Обрій ПІБ» — Газета АКБ Промінвестбанк.  (укр.)

Отрывок, характеризующий Липский, Владимир Ипполитович

Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.