Переда Асбун, Хуан

Хуан Переда Асбун Juan Pereda Asbún<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Боливии
21 июля 1978 — 24 ноября 1978
Предшественник:	Уго Бансер Суарес
Преемник:	Давид Падилья Арансибиа
Вероисповедание:	католик
Рождение:	17 июня 1931(1931-06-17) Ла-Пас, Боливия
Смерть:	25 ноября 2012(2012-11-25) (81 год) Санта-Крус-де-ла-Сьерра, Боливия
Место погребения:	Санта-Крус-де-ла-Сьерра
Отец:	Маркос Переда
Мать:	Мария Луиса Асбун
Супруга:	Норма Балливиан
Дети:	Анна Мария Переда, Химена Переда, Хуана Мария дель Росарио Переда, Марко Мартин Переда
Образование:	Колледж военной авиации
Профессия:	военный лётчик
Военная служба
Звание:	генерал авиации
Командовал:	командующий Военно-воздушными силами Боливии (1977—1978)

Хуан Переда Асбун (исп.  Juan Pereda Asbún, 17 июня 1931, Ла-Пас, Боливия — 25 ноября 2012, Санта-Крус, Боливия) — боливийский политический и военный деятель. Генерал авиации, Президент Республики Боливия в 1978 году. Был выдвинут кандидатом в президенты как доверенное лицо диктатора Уго Бансера, однако после того, как результаты выборов были аннулированы, сам захватил власть. Был свергнут военными после 126 дней правления, и отошёл от политики.

Биография

Военная и государственная карьера

Хуан Переда Асбун родился 17 июня 1931 года в столице Боливии Ла-Пасе в семье испанца-эмигранта Маркоса Переды и его жены Марии Луисы Асбун, принадлежавших к среднему классу. В юности поступил на военную службу и окончил Колледж военной авиации. Получил там учёную степень и продолжил изучение аэронавтики на курсах повышения квалификации во Флоренции (Италия). Затем обучался на командных курсах в Школе Генерального штаба армии Аргентины. По возвращении в Боливию был направлен военно-воздушным атташе в Перу. Затем преподавал в Колледже военной авиации и был его директором. В период правления Уго Бансера занимал посты министра торговли и промышленности, затем министра внутренних дел и юстиции (с 14 февраля 1974 по 28 ноября 1977 года). Стал доверенным лицом Бансера и в 1977 году занял пост командующего военно-воздушными силами страны Боливии.

Президентские выборы 1978 года и приход к власти

В 1977 году президент Уго Бансер назначил президентские выборы, правительственным кандидатом на которых от избирательного блока Народный националистический союз (UNP), (исп. Unión Nacionalista del Pueblo (UNP)) стал Хуан Переда. Выборы состоялись 9 июля 1978 года, а через день были опубликованы их предварительные результаты. Согласно им, никто не получил абсолютного большинства голосов, но правительственный блок Переды обошёл по числу голосов левый избирательный блок Фронт демократического и народного единства, а сам Переда набрал 50,1 % голосов против 21,8 % голосов, поданных за лидера ФДНЕ Эрнана Силеса Суасо. Однако, как боливийские, так и международные наблюдатели, отметили массивные подлоги в ходе голосования и 19 июля Верховный избирательный трибунал аннулировал их результаты. Тем не менее, Хуан Переда объявил себя победителем, что вызвало волну протестов и выступлений оппозиции. Не уверенный в дальнейшей поддержке Уго Бансера, Переда выехал в Санта-Крус, где, заручившись поддержкой части армии и Боливийской социалистической фаланги, уже 20 июля потребовал отставки президента. Из Санта-Круса Переда заявил, что пошлёт авиацию бомбить столицу. Бансер передал власть хунте во главе с Виктором Гонсалесом Фуэнтесом, и 21 июля 1978 года генерал Хуан Переда Асбун принёс в Ла-Пасе присягу как новый президент Боливии.

Правление

В тот же день президентским декретом на всей территории Боливии было введено осадное положение и запрещены все общественные собрания. Переда полностью сменил высшее командование армией и отправил в отставку прежний состав правительства. Несмотря на это, протестное движение в стране нарастало. Эрнан Силес Суасо заявил агентству «Рейтер», что ФДНЕ возглавит мирную компанию с требованием немедленного проведения новых выборов. Боливийский рабочий центр объявил 48-часовая забастовка на оловодобывающих рудниках «Катави» и «Сигло ХХ», в которой приняли участие свыше 15 000 шахтёров и потребовал вывода армии из горнопромышленных районов.

24 июля Хуан Переда сформировал новое правительство страны. Впервые за четыре года большинство министров были гражданскими лицами, членами Народного националистического союза. Военные заняли только посты министра национальной обороны, министра внутренних дел, министра по сельскохозяйственным и крестьянским делам. На церемонии приведения кабинета к присяге Переда заявил, что его правительство «продолжит демократизацию» Боливии, однако не уточнил каким путём и в какие сроки намерен этого добиться. Левый Фронт демократического и народного единства отказался сотрудничать с правительством, как и Христианско-демократическая партия, заявившая, что новое правительство навязано стране вопреки конституционным принципам, и уже этим нанесло удар по надеждам на демократизацию.

26 июля прошло первое заседание правительства, на котором Переда заявил об освобождении политических заключённых, как этого требовал БРЦ, обязался уважать свободу печати и гарантировать уровень заработных плат на государственных предприятиях. Он заявил, что готов провести ещё одни всеобщие выборы через 18 месяцев, если до этого времени удастся подготовить новые избирательные списки и принять новый избирательный закон.

Постепенно положение в стране начало стабилизироваться: новый режим получил международное признание, возобновилась экономическая помощь США, вновь открылись университеты. 11 августа 1978 года Хуан Переда отменил в Боливии осадное положение и специальным декретом-законом ввёл в действие Политическую конституцию 1967 года. Среди мероприятий правительства Переды в его короткое правление были присоединение Боливии к международным соглашениям по пресечению захватов воздушных судов (21 июля 1978 года), введение социального страхования здоровья в сельской местности (2 августа 1978 года), создание Совета по вопросам жилья для работников полиции (исп. Consejo de Vivienda Policial), занимавшегося планированием и обеспечение строительства дешёвого жилья для боливийских полицейских (11 сентября 1978 года), и др.

В конце октября 1978 года в страну неожиданно вернулся свергнутый летом Уго Бансер, а 31 октября правительство арестовало группу офицеров и ряд лидеров Фронта демократического и народного единства, обвинив их в «антиправительственном заговоре с целью государственного переворота». Представители ФДНЕ отвергли эти обвинения, заявив, что правительство просто пытается оправдать преследования оппозиции и потребовали немедленного освобождения своих лидеров. 1 ноября 1978 года правительство Переды Асбуна в полном составе ушло в отставку, в стране было введено чрезвычайное положение. Президент провел срочное совещание с высшим военным командованием, на котором было решено сформировать новый кабинет, который «почти полностью будет состоять из военных». Главнокомандующий вооруженными силами генерал Анхель Сальман заявил представителям печати, что новое правительство будет представлено офицерами, смещенными Уго Бансером со своих постов после переворота 1971 года.

14 ноября был опубликован декрет о проведении всеобщих выборов в первое воскресенье мая 1980 года (то есть 4 мая 1980 года) и об аннулировании прежних избирательных списков. Это вызвало в стране новую волну протеста: политические партии и профсоюзы выступили против намерения Переды отсрочить проведение выборов более чем на год. Решение президента не встретило поддержки и в армии — через десять дней после декрета о выборах, 24 ноября 1978 года Хуан Переда был свергнут конституционалистами во главе с генералом Давидом Падильей.

После свержения

Отстранённый от власти Хуан Переда был арестован в президентском дворце, но вскоре освобождён. Он больше не возвращался к политической деятельности и уехал в Санта-Крус, где проживал до своей смерти в ноябре 2012 года. В декабре 2007 года правосудие Италии выдало ордер на арест Хуана Переды по обвинению в организации репрессий по плану «Кондор» в период, когда тот возглавлял министерство внутренних дел Боливии.

Обвинения 2010 года

17 августа 2010 года около 18:30, как позднее сообщил заместитель начальника службы радиопатрулирования «Radiopatrullas 110» Анибаль Ривас, в полицию города Санта-Крус поступил звонок от соседей Хуана Переды Асбуна, которые обвинили его в сексуальных домогательствах в отношении учениц колледжа «La Madre». Переда был арестован полицией без всякого сопротивления и доставлен в полицейский участок, где допрошен офицерами полиции и адвокатами службы защиты детства. Так как родители девочек, в растлении которых обвинили Переду, отказались подавать исковые заявления, уголовного дела в отношении генерала заведено не было. Инспектор Франческа Ривера заявила, что родители сами явились в полицию и признались, что не были свидетелями посягательств бывшего президента. Девочки так же отрицали подобные факты, рассказав, что 79-летний генерал всего лишь открыл дверцу своего спортивного автомобиля и предложил им прокатиться, что и стало причиной конфликта. Сам Переда всячески отрицал факт своего знакомства с девочками. Однако при аресте у Переды были изъяты две пачки начинённых кокаином сигарет, известных как «pitillos». Начальник спецподразделения по борьбе с распространением наркотиков в департаменте Санта-Крус (исп. Fuerza Especial de Lucha contra el Narcotráfico (FELCN) ) полковник Рубен Санчес заявил, что медицинские анализы подтвердили факт употребления кокаина отставным генералом, но отверг предположения о том, что Хуан Переда был связан с наркотрафиком или распространением наркотиков. В полдень 18 августа бывший президент был помещён в центр реабилитации больных наркоманией.

Как рассказывала дочь бывшего президента Мария Переда, в последние месяцы жизни он общался только со своими четырьмя детьми и пятью внуками, а также с немногими друзьями семьи, избегая иных контактов с внешним миром. При этом Переда Асбун, полностью удалённый из политики, внимательно следил за событиями в стране и в мире. В 2012 году у него был диагностирован рак лёгких, однако до осени генерал чувствовал себя хорошо. В ноябре 2012 года его здоровье резко ухудшилось.

Смерть

Скончался вечером 25 ноября 2012 года в Санта-Крусе от рака лёгких, о чём сообщила прессе его семья. На следующий день после церемонии прощания, начавшейся в 10:30, был похоронен на главном кладбище Санта-Круса.

См. также

Список правительства Хуана Переды, 1978

Ссылки

• Pizarra.org. [www.redpizarra.org/Presidentes/JuanPeredaAsbun Juan Pereda Asbun] (исп.). Проверено 13 ноября 2011. [www.webcitation.org/67j1WmHnV Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• Ministerio de la Presidencia. [www.presidencia.gob.bo/presidentes.php Galería de Presidentes] (исп.). — «Портретная галерея президентов Боливии»  Проверено 13 ноября 2011. [www.webcitation.org/67j1XmXJV Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• [www.itnsource.com/compilations/regions/americas/?lr=S21120701 Кинохроника «Рейтер» — клип 12. 28 июля 1978 года. Хуан Переда представляет своё правительство.]
• [www.mirabolivia.com/edu/historia.htm Historia de la República de Bolivia] (исп.). Mira Bolivia. Проверено 13 ноября 2011. [www.webcitation.org/67j1ZIeDk Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• Charles Krause. [news.google.com/newspapers?id=yHJkAAAAIBAJ&sjid=-X0NAAAAIBAJ&pg=1041,654843&hl=en Violence may decide who will emerge as president of Bolivia] (12 July 1978). Проверено 13 ноября 2011.
• United Press International. [news.google.ca/newspapers?id=L2pEAAAAIBAJ&sjid=VrIMAAAAIBAJ&pg=3931,5037810&hl=en Coup ousts Pereda] (24 November 1978). Проверено 13 ноября 2011.
• [eju.tv/2010/08/ex-presidente-juan-pereda-asbn-es-acusado-de-realizar-actos-obscenos-frente-a-una-menor/ Ex presidente Juan Pereda Asbún es acusado de realizar actos obscenos frente a una menor] (исп.). Eju! (17/08/2010). — Видео. Арест Хуана Переды в 2010 году. Проверено 17 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DERJqJKR Архивировано из первоисточника 27 декабря 2012].
• [www.laopinion.com/Murio-expresidente-boliviano-Juan-Pereda-Asbun Murió expresidente boliviano Juan Pereda Asbún] (исп.). La Opinión (11/26/2012). Проверено 17 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DERLmNpD Архивировано из первоисточника 27 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Переда Асбун, Хуан

Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.