Синегубов, Николай Иванович

Николай Иванович Синегубов
Начальник ТУ НКВД СССР старший майор госбезопасности Н. И. Синегубов (1941 год)
Место рождения:	станция Дебальцево, Бахмутский уезд, Екатеринославская губерния, Российская империя
Место смерти:	Московская область, РСФСР, СССР
Награды и премии:	Лишён всех наград, кроме знака «Почётный железнодорожник»

Николай Иванович Синегубов (30 декабря 1895 [11 января 1896] — 1971) — руководящий сотрудник органов государственной безопасности, старший майор государственной безопасности, вице-генерал-директор путей сообщения 1-го ранга, Герой Социалистического Труда (12 января 1959 года лишён звания).

Ранняя биография

Родился в семье кузнеца на станции Дебальцево Екатерининской железной дороги в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии (ныне город Дебальцево Донецкой области Украины).

В 1910 году он окончил Дебальцевское 2-классное железнодорожное училище и в 16 лет стал работать учеником маляра. Далее Николай сменил ряд профессий (молотобоец, табельщик, старший дворник участка службы пути), пока в 1913 году не становится помощником строительства зданий на станции Дебальцево, а уже со следующего года — десятником по строительству зданий на станции Гришино Екатерининской железной дороги.

В мае 1915 года он был призван в Русскую императорскую армию, став таким образом участником Первой мировой войны. Изначально Синегубов служил в 4-м запасном сапёрном батальоне в Самаре, в 1916 году в чине старшего унтер-офицера становится инструктором подрывного дела в 15-м особом полку 3-й особой дивизии на Северном фронте. В январе 1918 года, в связи с развалом фронта, Синегубов покидает часть и возвращается на родину, где с марта того же года работает конторщиком сперва на станции Дебальцево, а с сентября — на станции Сватово Северо-Донецкой железной дороги. В декабре 1919 года Николай Иванович становится комиссаром участка службы пути и секретарём ревкома данной станции.

В рядах НКВД

В июле 1920 года Николай Синегубов, как фронтовик и сын работников пролетариата, был направлен для работы в органы ВЧК, где сперва работал секретарём в отделении районной транспортной ЧК станции Попасная Северо-Донецкой железной дороги, а затем помощником начальника секретной части. В марте 1922 года он уже инспектор и начальник организационной части ДТО ГПУ в Харькове, с марта 1923 года — начальник отделения ДТО ГПУ станции Славянск, а с апреля 1924 года — станции Красный Лиман Северо-Донецкой железной дороги. 5 марта 1926 года он становится старшим уполномоченным и старшим инспектором Южного окружного ТО ОГПУ, а с 17 июня следующего года там же становится помощником начальника. В том же, 1927 году Синегубов был награждён именным боевым оружием, а 10 апреля 1928 года получает должность начальник ДТО ОГПУ Екатерининской железной дороги. В 1930 году был награждён знаком «Почётный чекист». Далее последовательно Николай Иванович занимал следующие должности в НКВД:

• с 17 мая 1931 года — заместитель начальника ДТО ОГПУ Южных железных дорог;
• с 6 октября того же года — начальник ДТО ОГПУ Забайкальской железной дороги (до 13 декабря 1932 года);
• с 1 мая 1933 года — помощник начальника железнодорожной части ТО ОГПУ;
• с 1 октября того же года — Старший инспектор ТО ОГПУ;
• с 10 июля 1934 года — заместитель начальника 4-го отделения ТО ГУГБ НКВД СССР;
• с 27 апреля 1935 года — начальник 3-го отделения ТО ГУГБ НКВД СССР, 14 декабря того же года получает звание капитана госбезопасности;
• с 1937 года — помощник начальника 6-го отдела ГУГБ НКВД СССР;
• с марта 1938 года — помощник начальника 1-го отдела 3-го (транспортного) управления НКВД СССР;
• с 16 июня того же года — заместитель начальника 1-го отдела 3-го (транспортного) управления НКВД СССР;
• с октября того же года — заместитель начальника 1-го отдела Главного транспортного управления НКВД СССР;
• с 5 августа 1939 года — начальник следственной части — заместитель начальника ГТУ НКВД СССР, 4 сентября того же года получает звание майора госбезопасности, а с 14 марта 1940 года — звание старшего майора госбезопасности;
• с 5 ноября 1940 года — начальник 1-го отдела — заместитель начальника Главного транспортного управления НКВД СССР;
• с 1 марта 1941 года — начальник Отдела железнодорожной милиции — заместитель начальника Главного управления милиции НКВД СССР;
• с 31 июля того же года — начальник Транспортного управления НКВД СССР;

В апреле 1939 года Николай Иванович Синегубов принимает участие в задержании находящегося во всесоюзном розыске бывшего наркома внутренних дел Украинской ССР Александра Успенского (арестован 15 апреля в Миассе), а в 1940 году — в операции по уничтожению польских граждан в Катыни, за что был награждён именным оружием

Служба в НКПС-МПС

В начале 1942 года Синегубов начинает работать по совместительству в НКПС. К тому времени на советском железнодорожном транспорте сложилась критическая ситуация, так как теперь дороги должны были выполнять огромный объём военных перевозок. Для контроля за безопасностью движения в таких условиях, при ГКО формируется Транспортный комитет. 25 марта ЦК ВКП(б) утверждает Николая Синегубова заместителем Наркома путей сообщения СССР. Теперь Николай Иванович отвечал за работу таких отделов и управлений, как:

• Центральное управление пути
• аппарат главного ревизора по безопасности движения
• Центральное управление связи
• Центральное пассажирское управление
• Метрополитен
• Военный отдел
• Отдел охраны
• Административно-хозяйственный отдел

В июне того же года он назначается уполномоченным Государственного Комитета Обороны СССР по железнодорожному обеспечению Сталинградской битвы. Синегубов ведал ускорением строительства Волжской рокады и развитием линии Урбах—Астрахань, а также непосредственно отвечал за доставку танков, артиллерии и войск для операции «Уран» по окружению и разгрому немецкой армии под Сталинградом. В таких условиях совмещать работу в двух наркоматах было крайне тяжело, поэтому в сентябре (по другим данным — октябре) 1942 года Синегубова освобождают от должности начальника Транспортного управления НКВД СССР и переводят в действующий резерв с сохранением звания Старший майор госбезопасности, а 16 августа 1943 года, в связи с упразднением звания Старший майор госбезопасности, присваивают звание Комиссар госбезопасности.

Синегубов также являлся уполномоченным ГКО по Красноводскому порту и отвечал за доставку наливных грузов через Астрахань и Каспийское море в Гурьев и Красноводск. В октябре 1943 года он уже Уполномоченный ГКО по улучшению воинских перевозок на Южно-Донецкой железной дороги. 5 ноября того же года ему присуждают звание Герой Социалистического Труда «за особые заслуги в деле обеспечении перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени», а 21 ноября был награждён знаком «Почётный железнодорожник». Также в ноябре (по другим данным — 3 мая 1944 года) ему присваивают специальное звание — Вице-генерал-директор путей сообщения 2-го ранга. В 1944—1945 годах Синегубов отвечает за перевозки войск и военных грузов для снабжения операций по окончательному освобождению советской территории от захватчиков и штурма Берлина, а с июля 1945 года — Уполномоченный ГКО по обеспечению погрузки, перевозки и разгрузки трофейного оборудования.

После окончания Второй мировой войны, Николай Иванович Синегубов продолжает работу в Министерстве путей сообщения и с июля 1948 года становится заместителем министра по путевому хозяйству и главным ревизором по безопасности движения. 25 мая 1949 года он получает звание Вице-генерал-директор путей сообщения 1-го ранга. 25 июня 1951 года Синегубова освобождают от должности заместителя министра, но при этом он остаётся главным ревизором по безопасности движения, а также становится членом коллегии МПС СССР. В апреле 1953 года его ставят начальником Отдела защитных лесонасаждений Главного управления пути и сооружений МПС СССР. В связи с переходом на пенсию по возрасту, 7 мая 1956 года был освобождён от должности.

Награды

На момент выхода на пенсию, Николай Иванович Синегубов имел следующие награды:

• 3 ордена Ленина (в том числе 24 ноября 1942 года «за перевозки оборонных грузов» и 5 ноября 1943 года)
• Орден Красного Знамени (19 января 1940 года, «за выслугу лет»)
• Орден Кутузова 1-й степени (29 июля 1945 года «за перевозки в годы Отечественной войны»)
• Орден Красной Звезды (22 июля 1937 года)
• Орден «Знак Почёта» (26 апреля 1940 года «за выполнение заданий правительства по охране госбезопасности»)
• Знак «Почётный сотрудник ВЧК-ГПУ (V)» (№ 482)
• Знак «Почётный железнодорожник» (21 ноября 1943 года)
• медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «В память 800-летия Москвы» и другие

Также он носил звания Комиссар государственной безопасности и Вице-генерал-директор путей сообщения 1-го ранга.

Опала

Смерть Сталина, а также прошедший в 1956 году XX съезд КПСС, привели к тому, что были начаты различные пересмотры дел людей из сталинского руководства, а также занимавших высокие посты в предвоенные и военные годы. Среди попавших в опалу оказался и Николай Синегубов. В результате, 11 августа 1958 года, на основании решения Комитета партийного контроля КПСС, Николая Синегубова исключают из партии «за фальсификацию следственных материалов и применение незаконных методов при допросе арестованных в период его работы в 1937—1939 годах в Главном транспортном управлении НКВД СССР». 30 декабря того же года Президиум ЦК КПСС принимает решение о лишении его звания Герой Социалистического труда «за грубые нарушения социалистической законности». 12 января 1959 года выходит Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому Синегубов был лишён звания Героя Социалистического Труда, всех прочих званий и наград (за исключением знака «Почётному железнодорожнику»)

Учитывая, что Синегубов в период своей работы в органах государственной безопасности при проведении следствия допускал грубые нарушения социалистической законности, повлекшие за собой тяжкие последствия, и что при присвоении ему звания Героя Социалистического Труда и награждении орденами и медалями эти обстоятельства не были известны, а также, учитывая, что совершённые им поступки несовместимы со званием Героя Социалистического Труда и награждении орденами… Выдержка из приказа

Остаток жизни Николай Иванович Синегубов прожил на своей даче в Подмосковье, где и умер в 1971 году. Похоронен на Новом Донском кладбище в Москве.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9504 Синегубов Николай Иванович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.novayagazeta.ru/apps/gulag/69523.html Петров Н. Железнодорожный Феликс // Правда ГУЛАГа. — № 86. — 12.08.2015.]
• [shieldandsword.mozohin.ru/personnel/sinegubov_n_i.htm Синегубов Николай Иванович]. История отечественных спецслужб и правоохранительных органов. [www.webcitation.org/6BpCbJVxw Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].
• [narodna.pravda.com.ua/history/4ea1d126ce0cb/view_print/ Палачи из НКВД СССР]. [www.webcitation.org/6BpCc3OEi Архивировано из первоисточника 31 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Синегубов, Николай Иванович

– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.