Флориан (кафе)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кафе «Флориан» (итал. Caffè Florian), знаменитое венецианское кафе, расположенное на площади Сан Марко, 29. «Флориан» считается самым старым кафе Италии и является одним из символов Венеции[1].





Предыстория. Кафе в Венеции

В Венеции было открыто первое в Европе заведение, которое продавало напиток из обжаренных кофейных зёрен, мода на который пришла из Турции. Это произошло в 1640 году, кофейня называлось «Араб» и расположилось на площади Сан Марко. К началу XVIII века в городе было уже 34 кофейни, а к середине века — более двух сотен. Кофейням давали пышные и экзотические названия. Встречались такие: «У великого Тамерлана», «У королевы амазонок», «У великого визиря» и даже «У императрицы Московии»[1].

Кафе сразу же стали центром светской жизни. В кафе приходили не столько ради напитка, продаваемого в них, сколько для социального общения и обзаведения новыми знакомствами. Конкуренция между многочисленными кафе принуждала хозяев заведений соревноваться между собой в искусстве сервировки стола, создании уютных и оригинальных интерьеров, предоставлении гостям дополнительных возможностей — сооружение отдельных кабинетов для тайных свиданий или игры в карты[1].

История появления кафе Флориан

Кафе было открыто Флориано Франческо(а)ни 29 декабря 1720 года[2] и называлось в ту пору итал. Alla Venezia Trionfante. Но все посетители предпочитали в разговорах называть кафе по имени его хозяина — «Флориан». Это была первая кофейня в Венеции, которую могли посещать не только мужчины, но и женщины[1].

Исключительная популярность кафе была причиной тому, что именно в нём в 1760 году открыли пункт продажи самой первой венецианской газеты — «Гадзетта Ве́нета», которая выходила дважды в неделю и печатала информацию о городских событиях, как прошедших, так и ожидаемых (театральные программы, расписания праздничных мероприятий и тому подобное)[1].

После включения Венеции в состав Австрийской империи кафе «Флориан» служило местом собраний для итальянских патриотов — там собирались противники Габсбургов, в то время как представители австрийской администрации и офицеры расквартированных в Венеции австрийских полков собирались в кафе «Квадри» (итал. Quadri), расположенном напротив, с противоположной стороны площади Сан Марко. Привычка собираться в этом кафе к австрийским оккупантам перешла от французских: в «Квадри» любили собираться ещё офицеры наполеоновской Франции, которая правила Венецией до 1815 года[1].

Бальзак писал, что «Флориан» было одновременно биржей, театральным фойе, читальным залом и исповедальней: коммерсанты обсуждали в нём сделки, адвокаты вели дела своих клиентов, некоторые проводили в нём целый день и театралы забегали в кафе в антрактах представлений, даваемых в расположенном неподалёку театре «Ла Фениче»[1].

Интерьер кафе

С переходом кафе к новому владельцу в 1858 году оно приобрело сегодняшний вид:

  • Зал сената (итал. Sala del Senato) украшен картинами Каса на тему «Прогресс и Цивилизация наставляют народы».
  • В китайском зале (итал. Sala Cinese) и зале Востока (итал. Sala Orientale) Пашути изобразил пары любовников и экзотических красавиц.
  • Для зала времён года (итал. Sala delle Stagioni), также известного как зал зеркал (итал. Sale degli Specchi), Рота предпочёл изобразить представляющие четыре времени года женские фигуры.
  • В начале XX века был добавлен зал Свободы (итал. Sala Liberty), украшенный зеркалами и отделанный деревом.

Знаменитые посетители

Без преувеличения можно сказать, что в кафе «Флориан» побывали все знаменитости, посетившие Венецию с 1720 года[1]. В нём бывали Гёте[3], Байрон[4], Казанова[4], Руссо, Диккенс, Пруст, Модильяни, Хемингуэй, Стравинский, Бродский[1].

Цены

Кафе «Флориан» известно очень высокими ценами и приводится в качестве примера «экономики впечатлений» (англ. experience economy)[5][6].

Галерея

Напишите отзыв о статье "Флориан (кафе)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Орёл Е. В. Мир Венеции. — 1-е. — Харьков: Фолио, 2012. — С. 80. — 347 с. — 1500 экз. — ISBN 978-966-03-5972-7.
  2. Regina Wagner The history of coffee in Guatemala. — 2001. — С. 22. — ISBN 958-8156-01-7.
  3. Bennett Alan Weinberg, Bonnie K. Bealer The world of caffeine: the science and culture of the world’s most popular drug. — 2001. — С. 89.
  4. 1 2 Gérard Debry Coffee and health. — 1994. — С. 16. — ISBN 2-7420-0037-2.
  5. Åke E. Andersson, David E. Andersson The economics of experiences, the arts and entertainment. — 2006. — С. 84. — ISBN 1-84542-404-2.
  6. Albert Boswijk, Thomas Thijssen, Ed Peelen Een nieuwe kijk op de experience economy: betekenisvolle belevenissen. — 2007. — С. 2. — ISBN 978-90-430-0928-7.

Ссылки

  • [www.caffeflorian.com/ Официальный сайт]

Координаты: 45°26′01″ с. ш. 12°20′17″ в. д. / 45.43361° с. ш. 12.33806° в. д. / 45.43361; 12.33806 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=45.43361&mlon=12.33806&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Флориан (кафе)

Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.