Барт, Ролан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Roland Barthes»)
Перейти к: навигация, поиск
Ролан Барт
Roland Barthes
Дата рождения:

12 ноября 1915(1915-11-12)

Место рождения:

Шербур

Дата смерти:

25 марта 1980(1980-03-25) (64 года)

Место смерти:

Париж, Франция

Страна:

Франция Франция

Школа/традиция:

структурализм, постструктурализм

Направление:

Европейская философия

Период:

Современная философия

Основные интересы:

мифология, семиотика, философия языка

Значительные идеи:

нулевая степень письма, пустой знак, смерть автора

Оказавшие влияние:

К. Маркс, Ф. Соссюр, Ж.-П. Сартр, М. М. Бахтин, Л. Ельмслев, Р. О. Якобсон, П. Г. Богатырёв, К. Леви-Стросс, Ж. Лакан, А.-Ж. Греймас

Испытавшие влияние:

Ж. Женетт, Ц. Тодоров, Ю. Кристева, Ж. Бодрийяр, А. Компаньон, П. Брюкнер

Рола́н Барт (фр. Roland Barthes; 12 ноября 1915 года, Шербур — 25 марта 1980 года, Париж) — французский философ-постструктуралист и семиотик.





Биография

Ролан Барт родился 12 ноября 1915 года в городе Шербур, Нормандия. Его отец Луи Барт, морской офицер, был убит в бою в Северном море, когда Ролану не было и года. Его мать Генриетта вместе с его тётей и бабушкой перебрались в Байонну, город на юго-западе Франции. Там будущий философ впервые соприкоснулся с миром культуры, обучаясь игре на фортепиано под руководством музыкально одарённой тёти.

Ролан показал себя многообещающим студентом, обучаясь в Сорбонне с 1935 по 1939 годы. Его академическая карьера была ограничена тяжёлой болезнью — туберкулёзом лёгких, почему Барту приходилось много времени проводить в санаториях. Болезнь помешала ему и участвовать в войне. В юношеские годы оформились две основные черты творчества Барта: левые политические взгляды и интерес к театру. В 1948—1950]годах он преподаёт в Бухаресте, где испытывает влияние семиотических идей А.-Ж. Греймаса.

Для реализации проекта тотальной критики буржуазной культуры Барт создал и фактически возглавил левую интеллектуальную группировку в составе Ф. Соллерса, Ю. Кристевой и других — так называемая группа «Тель Кель».

На протяжении 1960-х годов Барт путешествует по США и Японии, где выступает с лекциями. В это время он опубликовал свою самую знаменитую статью «Смерть автора» (1967), чье название часто используется как выражение сути его философских взглядов. «Смерть автора» означает не конец авторства, а избавление современной словесности от диктата однозначной авторской интерпретации смысла произведения. В 1971 году Барт являлся приглашенным профессором университета в Женеве.

Слава Барта росла, и в 1977 году Коллеж де Франс предложил ему создать специальную кафедру литературной семиологии. Жизнь Барта оборвалась внезапно, он стал жертвой дорожного происшествия и скончался 27 марта 1980 года в реанимационном отделении больницы Сальпетриер.

Творческий путь

Обычно исследователи делят творчество Барта на три периода: доструктуралистский (50-е гг.), структуралистский (60-е гг.) и постструктуралистский (70-е гг.).

В конце 1940-х — начале 1950-х годов Барт находится под влиянием марксизма и экзистенциализма, симпатизирует «новому роману», «театру абсурда», сценическим идеям Б. Брехта. В этот период он выступает как журналист, публикуя литературно-методологические статьи в газете «Комба». В 1953 году Барт публикует эссе «Нулевая степень письма»[1], в котором пытается, по его собственным словам, «марксизировать экзистенциализм» с тем, чтобы выявить и описать третье (наряду с «языком» как общеобязательной нормой и индивидуальным «стилем» писателя) «измерение» художественной формы — «письмо»[2]. Сам термин «нулевая степень письма» заимствован Бартом у датского лингвиста Виго Брёдаля.

В середине 1960-х годов мыслитель обращается к анализу массовых коммуникаций[3].

Структуралистский период творчества Ролана Барта ознаменован появлением работ «Система моды», «Основы семиологии» и «Мифологии». В них Барт придает новый статус семиотике, включая в её состав многочисленные коннотативные знаковые системы. Эта семиотика значения противопоставляет себя семиотике коммуникации, предложенной Греймасом.

Главная цель Барта — тотальная критика буржуазной культуры. Барт видел два пути для этой борьбы — попытку создания «контрязыка» и «контркультуры», и всестороннее изучение буржуазного образа мышления, изучение социальных механизмов, лежащих в основании языка.

С 1970-х годов начинается наиболее оригинальный этап развития Барта — постструктуралистский. Постструктурализм предлагает перенос внимания исследователя с моделирования языковых систем на анализ динамичного процесса «означивания». В противоположность рационалистическому сциентизму, постстуктурализм предполагает историзм. Постстуктуралистские установки Барта нашли своё выражение в работе «S/Z» (1970), которая представляет собой детальный анализ новеллы Бальзака «Сарразин». Методологические принципы, продемонстрированные в книге, также получили развитие в исследовании Бартом новеллы Э. А. По «Случай с мсье Вольдемаром».

В 1977 году Барт опубликовал работу на стыке филологического исследования и художественного произведения — «Фрагменты речи влюбленного». В ней Барт анализирует эротическое чувство, выделяя важные психологические и эстетические моменты любовных отношений. Это может быть ожидание телефонного звонка, совместное угощение или переживание сплетен. В книге использовано большое количество цитат и аллюзий на произведения западноевропейских авторов, посвященных любви. Особую роль в этой книге играет роман Гёте «Страдания молодого Вертера».

В 1980 он опубликовал свою последнюю большую работу, которая является одним из самых популярных произведений в области культурологии и семиотики. Это «Camera lucida» («Светлая комната» по-латински), в которой он исследует искусство фотографии XIX—XX веков. Это одно из первых исследований фотографии. В ней он выделяет два основных значения. Первое — studium — обозначает культурную интерпретацию фотографии, второе — punctum — выражает сугубо личный эмоциональный смысл изображения.

Влияние на Новый урбанизм

Рассматривал компактную жизнь в городских центрах как разновидность эротизма, когда разнообразие преобладает и люди могут наблюдать друг друга с безопасного расстояния. Это пробуждает фантазии и возбуждение. В теоретическом течении нового урбанизма (Джейн Джекобс, Дональд Эпплъярд (Donald Appleyard)) эти идеи стимулировали внимание на жизнь улиц.[4]

Основные понятия

«Миф»

Одной из основных проблем, которую разрабатывал Р. Барт, были отношения языка и власти[5]. Язык, с одной стороны, является ключевым узлом для социализации, с другой, — обладая своей структурой, синтаксисом и грамматикой, несёт в себе определённый властный посыл.

В этой связи интересным оказывается осмысление понятия «миф». Для Барта — это особая коммуникативная система, сообщение: философ определяет миф как совокупность коннотативных означаемых, образующих латентный (скрытый) идеологический уровень дискурса[6]. Смысл и направление деятельности мифа оказывается двояким:

  • с одной стороны, он направлен на изменение реальности, имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с ценностными ожиданиями носителей мифологического сознания;
  • с другой — миф чрезвычайно озабочен сокрытием собственной идеологичности, то есть он стремится сделать так, чтобы его воспринимали как нечто естественное, само собой разумеющееся.

Барт особо подчеркивает, что миф — это не пережиток архаического сознания, а огромная часть современной культуры. Миф сегодня реализует себя в рекламе, кино, телевидении и т. д.

Работа в кино

В 1979 году Барт сыграл роль Уильяма Теккерея в фильме «Сёстры Бронте».

Библиография Ролана Барта

Ниже представлен список публикаций Р. Барта на русском языке (в алфавитном порядке).

  • Барт Р. [www.ae-lib.org.ua/texts/barthes__intro_a_lanalyse_structurale_des_recits__ru.htm Введение в структурный анализ повествовательных текстов] / пер. Г. К. Косикова // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв.: трактаты, статьи, эссе. — М.: МГУ, 1987. — С. 387—422.
  • Барт Р. [gzvon.lg.ua/biblioteka/kafedra_filosofii/libph/bart/barthes7.html Драма, поэма, роман] // Называть вещи своими именами. Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. — М.: Прогресс, 1986. — То же в сб.: Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / пер. с фр., сост. и вступ. ст. Г. К. Косикова. — М.: Прогресс, 2000. — C. 312—334. — ISBN 5-01-004663-6
  • Барт Р. [yanko.lib.ru/books/cultur/bart-all.htm Избранные работы: Семиотика: Поэтика] [: из книги «Мифологии», «Литература и метаязык», из книги «О Расине»; «Литература сегодня»; «Воображение знака»; «Структурализм как деятельность»; «Две критики»; «Что такое критика»; «Литература и значение»; «Риторика образа»; «Критика и истина»; «Наука и литература»; «От науки к литературе»; «Смерть автора»; «Эффект реальности»; «С чего начать?»; «От произведения к тексту»; «Текстовой анализ одной новеллы Эдгара По»; «Удовольствие от текста»; «Разделение языков»; «Война языков»; «Гул языка»; Лекция (1977)] / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. — М.: Прогресс, 1989. — 616 с.
  • Барт Р. [www.ae-lib.org.ua/texts/barthes__critique_et_verite__ru.htm Критика и истина] / пер. Г. К. Косикова // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. — М.: МГУ, 1987. — С. 349—387.
  • Барт Р. [www.philology.ru/literature1/bart-05.htm Культура и трагедия] (Новые переводы. Хрестоматия в помощь студентам-филологам. Составление и общая редакция Н. Т. Пахсарьян. — М., 2005. — C. 328—330)
  • Барт Р. Империя знаков [: сб. заметок по итогам путешествия по Японии] / пер. Я. Г. Бражниковой. — М.: Праксис, 2004. — 143 с. — ISBN 5-901574-31-1
    • [ec-dejavu.ru/h/Hokku.html Хокку]. — С. 87—109.
    • [www.politizdat.ru/review/85 рецензия] Р. Ганжи
    • [www.pravaya.ru/idea/20/1024 рецензия] М. Сухотина
  • Барт Р. Лабрюйер: от мифа к письму // Памятные книжные даты. — М.: Книга, 1988.
  • Барт Р. Сад, Фурье, Лойола [1971] / пер. с фр. Б. М. Скуратова. — М.: Праксис, 2006. — 256 с. — ISBN 978-5-901574-63-8
  • Барт Р. [lib.ru/CULTURE/BART/barthes.txt Миф сегодня] // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс; Универс, 1994. С. 72—130.
  • Барт Р. Мифологии / пер., вступ. ст. и коммент. С. Н. Зенкина. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. — 312 с. — ISBN 5-8242-0048-3; 2-е изд., 2004. — ISBN 5-8242-0076-9; 3-е изд.: М.: Академический проект, 2010. — ISBN 978-5-8291-1239-4.
  • Барт Р. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Bart/NulStepen.php Нулевая степень письма] // Семиотика. — М.: Радуга, 1983. — С. 306—349. 2-е изд.: М.: Академический проект, 2008. — ISBN 978-5-8291-0897-7.
  • Барт Р. [garagemca.org/ru/publishing/roland-barthes-on-theater О театре] / Пер. М. Зерчаниновой. — М.: Ad Marginem; 2014. — 174 с.
  • Барт Р. [magazines.russ.ru/km/2003/2/bart.html Парижские вечера] / пер. с фр. А. С. Ильянена, ред. В. П. Лапицкого // Критическая масса. — 2003. — [magazines.russ.ru/km/2003/2/ № 2].
  • Барт Р. [garagemca.org/ru/publishing/roland-barthes-roland-barthes-by-roland-barthes Ролан Барт о Ролане Барте] / сост., пер. с фр. и послесл. С. Н. Зенкина. — М.: Ad Marginem; Сталкер, 2002. — 288 с. — ISBN 5-93321-031-5; ISBN 5-901948-01-7
  • Барт Р. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/markiz/09.php Сад—I] / пер. С. Л. Козлова // [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/markiz/index.php Маркиз де Сад и XX век]. — М: Культура, 1992. — 256 с. — ISBN 5-8334-0006-6
  • Барт Р. [yanko.lib.ru/ann/barthes-systeme_de_la_mode-a.htm Система Моды. Статьи по семиотике культуры] // пер. с фр., вступ. ст. и сост. С. Н. Зенкина. — М.: Издательство им. Сабашниковых, 2003.
  • Барт Р. [community.livejournal.com/kinoseminar/103289.html Третий смысл: Исследовательские заметки о нескольких фотограммах С. М. Эйзенштейна] // Строение фильма [: сб статей] / сост. К. Разлогова. — М.: Радуга, 1984.
  • Барт Р. [garagemca.org/ru/publishing/the-third-meaning-by-roland-barthes Третий смысл] / — М.: Ad Marginem; 201. — 104 с.
  • Барт Р. Фрагменты речи влюбленного. М., 1999.
  • Барт Р. [garagemca.org/ru/publishing/roland-barthes-a-lover-s-discourse-fragments Фрагменты любовной речи] / Пер. В. Лапицкий. — М.: Ad Marginem; 2015. — 320 с.
  • Барт Р. Школы Роб-Грийе не существует // Роб-Грийе А. [highbook.narod.ru/philos/rob/rg.htm Проект революции в Нью-Йорке] (недоступная ссылка с 12-05-2013 (4002 дня)) / пер. Е. Д. Мурашкинцевой. — М.: Ad Marginem, 1996.
  • Барт Р. [manefon.org/show.php?t=6&txt=1 Эффект реальности] // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс; Универс, 1994. С. 392—400.
  • Барт Р. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/camera/index.php Camera lucida] / пер., коммент. и послесловие М. К. Рыклина. — М.: Ad Marginem, 1997. — ISBN 5-88059-035-6
  • Барт Р. [www.zipsites.ru/books/bart_sz_ru/ S / Z]: Бальзаковский текст: опыт прочтения / пер. Г. К. Косикова и В. П. Мурат; общ. ред., вступит. ст. Г. К. Косикова. — М.: Ad Marginem, 1994. 2-е изд. испр.: УРСС, 2001. — 232 с. — ISBN 5-8360-0211-8. 3-е изд.: М.: Академический проект, 2009. — ISBN 978-5-8291-1047-5.

Напишите отзыв о статье "Барт, Ролан"

Примечания

  1. Барт Р. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Bart/NulStepen.php Нулевая степень письма / пер. Г. К. Косикова] // Семиотика. — М.: Радуга, 1983. — С. 306—349.
  2. Косиков Г. К. [www.humanities.edu.ru/db/msg/31901 Ролан Барт — семиолог, литературовед] // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / сост., общ. ред. Г. К. Косикова. — М.: Прогресс, 1989. С. 3—45.
  3. Вашкевич А. В. [manefon.org/show.php?t=6&txt=3 Барт (Barthes) Ролан] // Постмодернизм. Энциклопедия. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2001. С. 57—59.
  4. Gottdiener, M. and R. Hutchison, 2000. The New Urban Sociology, 2nd Edition. NY: McGraw-Hill.
  5. Можейко М. А. Разделение языков // Постмодернизм. Энциклопедия / сост. А. А. Грицанов, М. А. Можейко. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001.
  6. См.: Барт Р. Мифологии / пер., вступ. ст. и коммент. С. Н. Зенкина. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996; Барт Р. [lib.ru/CULTURE/BART/barthes.txt Миф сегодня] // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс; Универс, 1994. С. 72—130.

Литература

  • Барт Р. Ролан Барт о Ролане Барте. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2012. — 224 с.
  • Вашкевич А. В. [manefon.org/show.php?t=6&txt=3 Барт (Barthes) Ролан] // Постмодернизм. Энциклопедия. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2001. С. 57—59.
  • Дьяков А. В. Ролан Барт как он есть. — СПб.: Владимир Даль, 2010. — 317 с. — ISBN 978-5-93615-099-9.
  • Косиков Г. К. [www.humanities.edu.ru/db/msg/31901 Ролан Барт — семиолог, литературовед] // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / составление, общ. ред. Г. К. Косикова. — М.: Прогресс, 1989. С. 3—45.
  • Watts P. Roland Barthes' Cinema : [англ.] / Edited by D. Andrew, Y. Citton, V. Debaene, and S. D. Iorio. — Oxford University Press, 2016. — 216 p. — ISBN 978-0-19-027754-3.</span>

Ссылки

  • [www.gumer.info/authors.php?name=%C1%E0%F0%F2+%D0. Труды Р. Барта в библиотеке Гумер]

Отрывок, характеризующий Барт, Ролан

– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.