Девятое ава

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Аба девятое»)
Перейти к: навигация, поиск
Девятое ава (ивр. ‏תִּשְׁעָה בְּאָב‏‎)
</td>
Чтение кинот у Стены Плача в Иерусалиме
Тип Еврейский
Иначе Тиш’а бе-ав
Значение национальный день траура еврейского народа
Установлен пророками
Отмечается евреями
Традиции кинот, пост, траур
Связан с Семнадцатое тамуза, Трёхнеделье

Девятое ава (ивр. ‏תִּשְׁעָה בְּאָב‏‎ Тиш’а бе-ав) — национальный день траура еврейского народа — день, когда были разрушены Первый и Второй Иерусалимские храмы.

В Книге пророка Захарьи (написана вскоре после восстановления Второго Храма, через 70 лет после описываемых событий) говорится, что посты четвёртого, пятого, седьмого и десятого месяцев превратятся в будущем в дни радости и веселья. Пророк имеет в виду посты, которые приходятся на месяцы еврейского календаря, которые отсчитываются от весеннего месяца нисан, месяца Исхода евреев из Египта.

Ав, пятый по счёту месяц, приходится на летние месяцы июль-август. В 2014 году день Девятое ава выпадал на 5 августа, в 2015 — на 25 июля (это суббота, пост перенесен на 26 июля),в 2016 — на 13 августа.





Причины национального траура в этот день

День девятого ава отмечен трагическими событиями на протяжении всей еврейской истории. Эта дата стала в глазах евреев символом всех преследований и несчастий, выпавших на долю еврейского народа. Традиция, отражённая в Мишне[1], сообщает, что кроме разрушения Храма в этот день в истории еврейского народа произошли ещё ряд бедствий: «Произнесён был Божественный приговор над выходцами из Египта, чтобы они погибли все в пустыне и не ступили в Землю Обетованную… взята была римлянами крепость Бетар… и, наконец, вспахан был, как поле, святой град [Иерусалим]» Тем самым, согласно еврейской традиции, причины траура в этот день следующие:

  • 9 ава 2449 года от Сотворения мира (1312 г. до н. э.) вернулись разведчики, посланные Моисеем, и произвели панику среди евреев сложностями завоевания Ханаана. Народ испугался, заплакал и отказался войти в Землю Израиля. За это Бог разгневался на народ и установил, что в Землю Обетованную удостоится зайти только следующее поколение 40 лет спустя.
  • 9 ава 3338 г. (422 г. до н. э. по традиционной еврейской хронологии) вавилонским царем Навуходоносором был разрушен построенный царем Соломоном Первый Храм, после чего последовал 70-летний Вавилонский плен.
  • 9 ава 3828 (68) г. римским военачальником (впоследствии императором) Титом Веспасианом после осады Иерусалима был разрушен Второй Храм.
  • 9 ава 3892 (132) г. по приказу римского наместника Храмовая гора в Иерусалиме была распахана в знак поругания. Это событие послужило одной из причин восстания Бар-Кохбы, которое продолжалось три года.
  • 9 ава 3895 (135) г. римляне захватили Бейтар, последний оплот восставших, а вождь восстания Шимон Бар-Кохба (Бар-Кузива) был убит, после чего началось массовое изгнание евреев из Земли Израиля. По свидетельству римского историка Диона Кассия, в сражениях той войны погибло пятьсот восемьдесят тысяч евреев, были разрушены пятьдесят укрепленных городов и девятьсот восемьдесят пять поселений; почти вся Иудея превратилась в выжженную пустыню.

Кроме того, разные источники указывают ещё ряд трагических событий, которые вероятно произошли с еврейским народом 9 ава либо сразу после него[2].

Разрушение Первого Храма

Согласно Книге пророка Иеремии (Иермияху), разрушение Первого Храма Навузарданом, военачальником вавилонского царя Навуходоносора, пришлось на десятое ава (Иер. 52:12,13). В то же время, в Книге Царей II (Четвёртая Царств) говорится о седьмом ава (4Цар. 25:8,9). Мудрецы в Талмуде объясняют это противоречие следующим образом: «вавилоняне вступили в Храм в седьмой день месяца ав и три дня предавались там разным бесчинствам, а в девятый день, ближе к сумеркам, подожгли его, и он горел весь десятый день» (Талмуд, Та‘анит 29а).

Известно, что уже во времена Мишны именно девятое ава соблюдался как день траура по Первому Храму.

Разрушение Второго Храма

В книге «Иудейская война»[3] Иосифа Флавия приводится дата разрушения Второго Храма будущим императором Титом, римским военачальником и сыном императора Веспасиана в 70 году: 10 ава. Однако и в этом случае в Талмуде[4] указывается, что Храм был подожжён 9-го вечером и горел весь следующий день — 10-го ава.

Другие события

Согласно еврейской традиции, на девятое ава приходится и ряд других печальных событий:

Многие евреи с правыми политическими взглядами, как израильтяне, так и живущие за рубежом, также считают эвакуацию еврейских поселенцев из сектора Газа и северной Самарии в 2005 году национальным бедствием; оно началось 10 ава.

Законы и обычаи Девятого ава

Правила и обычаи, касающиеся Девятого ава, кодифицированы в Мишне Тора Маймонида (раздел Та‘анит, глава 5) и в Шулхан арухе (Орах Хаим 549—561).

Перед началом Девятого ава

Евреи, строго следующие традиции, начинают соблюдать траур по разрушению Храма уже за три недели до девятого ава, то есть с поста 17 таммуза, усиливая проявление скорби в течение последних девяти дней этого периода, начиная с первого ава. Среди ашкеназов принято воздерживаться в эти дни от употребления мяса и вина (кроме как по субботам), не надевать новые или праздничные одежды и дважды в день читать приуроченные к этому времени элегии (кинот), а также псалмы 136 и 78. Сефарды соблюдают эти предписания лишь в течение недели, на которую выпадает девятое ава.

Во времена Ахароним на эти три недели (и даже на весь период, начиная с первого таммуза и кончая полуднем (у ашкеназов), исходом (у сефардов) десятого ава или даже исходом всего месяца ав) были введены столь строгие и утяжелённые траурные обычаи, как строжайшее воздержание от слушания музыки (мол, «левиты не поют больше в Храме»), приёма гостей и хождения в гости, путешествий, (некоторые начинают соблюдать с началом месяца ав или с началом недели, на которую приходится девятое ава) купания (хотя насчет миквы для мужчин мнения разделяются) и даже (во всяком случае, в течение недели, на которую приходится девятое ава) супружеской близости.

Последняя трапеза до начала поста должна состоять не более чем из одного блюда без мяса и вина.

Вечером накануне девятого ава в Израиле закрыты все театры, кино, концертные залы и т. п.

Законы

Общим правилом траура Девятого ава является приравнивание его к трауру по ближайшему родственнику в течение первых семи дней после похорон (шив’а).

Траур Девятого ава начинается с заходом солнца восьмого ава (накануне вечером) и продолжается до появления первой звезды на небе Девятого ава.

Предписано соблюдение следующих правил в течение всего поста:

  • полное воздержание от еды и питья;
  • воздержание от купания (можно лишь ополаскивать руки в гигиенических целях);
  • воздержание от супружеской близости;
  • воздержание от пользования парфюмерией;
  • запрещение носить кожаную обувь;
  • следует сидеть на полу или на низкой скамейке (не выше 30 см);
  • запрещено изучать Тору, ибо она является источником радости, можно читать и изучать лишь тексты, связанные с выражением скорби и горести: Плач Иеремии (Эйха) и соответствующий Мидраш (Эйха Рабба), Книгу Иова, Лев. 26:14-42, Иер. 39, аггадические разделы Талмуда, посвящённые разрушению Иерусалима (Гитин 55б-58а).

Последние запреты действуют только до полудня.

Обычаи

Существуют также следующие обычаи:

  • Ночь на девятое ава спать без подушки;
  • Принято, чтобы в синагоге в этот день горело всего несколько свечей;
  • Занавес (парохет), которым занавешен Синагогальный ковчег (арон ha-кодеш), в этот день снимают, а в некоторых сефардских синагогах, где такого занавеса нет, вешают чёрный занавес.
  • В Иерусалиме в день девятого ава принято идти к Стене Плача.

Литургия Девятого ава

В синагогах вечером после вечерней молитвы читается свиток Плач Иеремии (Эйха), где автор, современник разрушения Первого Храма, глубоким поэтическим языком оплакивает эту национальную катастрофу, затронувшую всё общество и в корне изменившую духовную и физическую жизнь народа.

Вокруг свитка Эйха со временем были созданы кинот (англ. kinnot) — песни-элегии («плачи»), которые читают в синагогах вскоре после Эйха. Кинот написаны крупнейшими еврейскими поэтами средневековья, такими как Элазар аКалир, Шломо бен Гвироль, Раши, раби Авраам Ибн Эзра. Кроме расширения тем, упоминаемых в Эйха, в основе многих кинот лежат мидраши, связанные с разрушением Храма, и бедствия, произошедшие с еврейским народом после написания свитка Эйха, в том числе и те, которые не произошли 9-го ава.

Так как компиляция кинот была произведена в начале XI века, многие события, произошедшие после этого периода, не упоминаются, несмотря на их трагические последствия для еврейского народа. После Второй мировой войны во многих общинах были добавлены кинот, оплакивающие Катастрофу европейского еврейства.

В некоторых синагогах в 2006 году также была добавлена кина, посвящённая изгнанию евреев в рамках плана размежевания Ариэля Шарона[5][6].

Призывы к отмене национального траура в этот день

Во второй половине XVII в. в ходе движения Саббатая (Шабтая) Цви, который упразднил пост девятого ава и объявил его праздничным днем, соблюдение поста стало признаком приверженности ортодоксальному иудаизму. Реформистское движение в течение длительного времени не признавало девятое ава как день траура. Однако уже несколько десятков лет это положение отменено.

После создания государства Израиль среди светски настроенного населения раздаются призывы перестать отмечать 9 Ава как государственный день траура, поскольку его основная причина — ликвидация еврейской независимости — отпала.

После Шестидневной войны, с воссоединением Иерусалима в 1967 г., в религиозных кругах стал обсуждаться вопрос об изменениях в ритуале Девятого ава, связанном с разрушением Иерусалима, и внесении в него модификаций, основанных на положениях Талмуда, предусматривающих наступление периода, когда евреи в Эрец-Исраэль не будут больше притесняться, хотя Храм ещё не будет восстановлен.

Напишите отзыв о статье "Девятое ава"

Примечания

  1. ↑ Мишна, Та‘анит 4:6
  2. ↑ [www.calend.ru/holidays/0/0/745/ Пост 9 ава] calend.ru
  3. ↑ Иосиф Флавий, Иудейская война 6:249-50
  4. ↑ Талмуд, Та‘анит 29а
  5. ↑ [www.7kanal.com/news.php3?id=265578 Музей Гуш-Катифа будет открыт в ночь 9 ава]
  6. ↑ [www.news1.co.il/archive/001-D-78051-00.html?tag=1-31-49 «Кинот о Газе распространялись в синагогах»]  (иврит)

Литература

Ссылки

Девятое ава в Викитеке?
<tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td colspan="2" class="navbox-list navbox-even" style="width:100%;padding:0px">
</div>

Сигд • День памяти Ицхака Рабина
День памяти жертв Холокоста • День памяти погибших в войнах Израиля и в терактах
День независимости Израиля • День Иерусалима

</div></td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td colspan="2" class="navbox-list navbox-odd" style="width:100%;padding:0px"></div></td></tr></table></td></tr></table>
Структуры
Элементы
Жречество
История
Храмовая гора
См. также

Отрывок, характеризующий Девятое ава

– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Девятое_ава&oldid=80184971»

Навигация