Анийский собор
армянский собор | |
Кафедральный собор Святой Девы
Մայր Եկեղեցի | |
Страна | Турция |
Городище | Ани |
Конфессия | Армянская Апостольская Церковь |
Тип здания | Собор |
Архитектурный стиль | Армянский |
Автор проекта | Трдат Архитектор |
Строительство | 989—1001 годы |
Состояние | руины |
Кафедральный собор Святой Девы в Ани, или Анийский собор — армянский кафедральный собор в городе Ани. Возведён в 989—1001 годах по проекту архитектора Трдата, придворного архитектора Багратидов. В настоящее время сохранились руины сооружения.
Архитектура
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Собор, возвышавшийся на восточной окраине Ани, был после вышгорода вторым значительным ориентиром города. Его строительство по проекту талантливого придворного архитектора Багратидов Трдата было начато в 989 г., при жизни Смбата II Багратуни, и завершено в 1001 г. супругой Гагика I — царицей Катрамидэ.
Храм относится к созданному в Армении ещё в VII веке типу купольных базилик, несколько развитому и видоизменённому. Строгое и выразительное решение наружных стен собора несколько смягчается их декоративным убранством: аркатурой на парных тоненьких полуколонках, врезанными в стены нишами с богато отделанными завершениями, изящной резьбой, оконными обрамлениями, энергично выступающими портиками входов и т. д.
Характер интерьера собора в целом отличается динамичностью и стройностью пилонов, поддерживающих лёгкие, как бы парящие над внутренним пространством стрельчатые арки и своды. Широкая перспектива центрального нефа завершается алтарной абсидой, обработанной внутри девятью полукруглыми в плане нишами. Четыре мощных и широко расставленных пилона поддерживали купол, рухнувший в 1319 году.
Высокие архитектурно-художественные достоинства собора, ставшего важной вехой в развитии церковной архитектуры Армении, получили высокую оценку европейских учёных (Й. Стржиговский и др.), считавших, что в интерьере этого храма были применены принципы, получившие дальнейшее развитие в готической архитектуре, широко распространившейся в XII—XIV вв. в странах Западной Европы.[1]
Напишите отзыв о статье "Анийский собор"
Примечания
- ↑ Вараздат Арутюнян. [www.armenianhouse.org/harutyunyan-varazdat/ani/ch4.html Город Ани. Глава Четвёртая — Памятники церковной архитектуры.] — Ереван: Армянское государственное издательство, 1964.
Ссылки
- Вараздат Арутюнян. [www.armenianhouse.org/harutyunyan-varazdat/ani/ch4.html Город Ани. Глава Четвёртая — Памятники церковной архитектуры.] — Ереван: Армянское государственное издательство, 1964.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Это заготовка статьи об архитектуре. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Анийский собор
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.