Битва при Тулузе (721)

Битва при Тулузе
Основной конфликт: Вторжение арабов во Франкское королевство
Дата	9 июня 721
Место	Тулуза, герцогство Аквитания
Итог	Победа аквитанской армии
Противники
Войска Омейядов (арабская армия) Франки (аквитанская армия)
Командующие
Аль-Самх ибн Малик, вали Аль-Андалуса Эд Великий, герцог Аквитании и Васконии
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
375 000 (явно преувеличено) 1500

Битва при Тулузе — сражение, состоявшееся 9 июня 721 года между арабской армией под руководством вали Аль-Андалуса Аль-Самх ибн Малика, осадившим город Тулуза, и герцогом Аквитании и Васконии Эдом Великим. Сражение закончилось гибелью вали и поражением арабской армии.

Предыстория

Арабское завоевание Пиренейского полуострова

В 711 — 718 годах арабы (Омейяды) захватили большую часть Пиренейского полуострова, уничтожив Вестготское королевство. Свободными от арабского владычества остались только некоторые горные районы Пиренеев (владения басков), а также Астурия, первый король которой, Пелайо, около 718 года разбил арабский отряд в битве при Ковадонге.

Завоёванные земли арабы назвали Аль-Андалус и разделили их на четыре округа, во главе каждого был поставлен свой наместник. Все наместники подчинялись вали. Столицей провинции стала сначала Сарагоса, а затем Кордова.

Подчинив почти весь Пиренейский полуостров, в 719 году арабская армия под командованием недавно назначенного вали Аль-Самх ибн Малика прошла через Пиренеи, взяв находившиеся здесь крепости, вторглась в Галлию и захватила бо́льшую часть Септимании. В 720 году была взята и столица Септимании, Нарбонна, в которой был размещён арабский гарнизон. В последующем Нарбонна стала базой для дальнейших завоеваний в Галлии. В том же году были захвачены оставшиеся города Септимании. Арабам не удалось взять только Ним и Каркассон, ставший центром сопротивления арабскому завоеванию.

Герцогство Аквитания

В результате арабских завоеваний их владения соприкоснулись с герцогством Аквитания, правителем которого был герцог Эд Великий.

Аквитанское герцогство было образовано в середине VII века для контроля над часто восстававшими землями басков. Столицей герцогства была Тулуза. Первые герцоги подчинялись франкским королям. Один из герцогов, Луп, воспользовался кризисом власти в королевстве в 673—676 годах и смог объединить в своих руках земли от Вьенны до Гаронны, включая герцогство Васкония, став фактически независимым правителем. Его преемник, Эд Великий, в 715 году принял титул «принцепс Аквитании» (лат. Aquitaniae princeps) и, по мнению некоторых исследователей, даже использовал королевский титул. В 720/721 году майордом франкского королевства Карл Мартел был вынужден признать независимость Аквитании.

Битва

В 721 году вали Аль-Самх ибн Малик попытался взять город Каркассон, окружённый мощными стенами, однако вскоре снял осаду и двинулся к Тулузе, столице герцогства Аквитания.

Армия Аль-Самх состояла из пехоты, небольшого количества всадников и многочисленных наемников, а также имела осадные механизмы. И, хотя Тулуза была большим и хорошо защищенным городом, стены которого были последовательно усилены начиная с римских и вестготских времён, Эд Аквитанский, не дожидаясь подхода арабов, покинул Тулузу, чтобы собрать достаточно большую армию для защиты от приближающейся армии.

Осада Тулузы с её почти неприступными стенами продлилась до начала лета. Защитники были уже близки к капитуляции, когда 9 июня 721 года Эд возвратился во главе большой армии, застав врасплох Аль-Самха.

Точного описания битвы не существует. Она упоминается в ряде франкских хроник (Петавианские анналы, Лоббские анналы и другие). Однако более подробные описания битвы есть в двух испанских хрониках продолжателей Исидора Севильского: в так называемых «Арабо-византийской хронике 741 года» («Continuatio Isidoriana Byzantia-Arabica») и «Мосарабской хронике 754 года» («Cronica mozarabe de 754»). Наиболее полное описание битвы содержится в «Мосарабской хронике»:

В западных областях Арабы достигли многих побед благодаря своему предводителю аль-Саму. Управляя Испанией чуть менее трех лет, он по собственной инициативе провел перепись населения Дальней и Центральной Испаний. Он разделил между союзниками добычу, оружие и все прочее, что после захвата Испании оставалось нераспределённым, а также наполнил казну множеством движимого и недвижимого имущества. После этого он сделал Нарбонну своей и начал беспокоить народ Франков частыми набегами. Он разместил гарнизон Сарацин в Нарбонне, чтобы усилить защиту города. Собрав силы, аль-Сам напал на Тулузу и окружил город войсками, пытаясь победить её с помощью камнеметов и других осадных машин. Узнав о том, что происходит, Франки собрались под командой Одо. И там, близ Тулузы, во время серьёзного сражения, в которое были вовлечены обе армии, Франки убили аль-Сама, предводителя Сарацинских войск, вместе с частью его воинов, а прочих обратили в бегство. Абд ар-Рахман принял команду над Сарацинами на один месяц, пока не прибыл, назначенный правителем, наместник Анбаса.

Упоминает о битве также и Павел Диакон, однако он считает, что в битве участвовал также майордом Карл Мартел:

В это время народ сарацин, пройдя через Африку, собрался в местечке Септем (Сеута) и вторгся в Испанию. Затем, спустя 10 лет, они вместе с женами и детьми пришли и вторглись в провинцию Аквитания в Галлии, чтобы заселить её. Однако, Карл, который хотя и был в ссоре с принцем Аквитанским Одо, но все же выступил вместе с ним, чтобы вместе сразиться с этими сарацинами. Франки напали на них и убили триста и семьдесят пять тысяч сарацин, тогда как со стороны франков погибло только пятнадцать сотен. Также и Одо, вместе со своими людьми, напал на их лагерь и также многих убил и все разграбил.

Однако, по мнению историков, Павел объединяет здесь известия о двух битвах: битве при Тулузе с битвой при Пуатье.

Три главных историка мусульмаского периода, Ибн Хайан, Ибн аль-Асир и Аль-Маккари сходятся на том, что Аль-Самх попал в классическую ловушку, сконцентрировав всю свою армию вокруг стен Тулузы. Имея недостаточно большое количество всадников (широкое употребление арабской конницы в Европе началось позже), он был неспособен достаточно быстро реагировать на нападающую армию Эда, которая полностью окружила его. Оказавшись между защитниками города и армией Эда, Аль-Самх попытался прорваться наружу, но был пойман в ловушку с большой частью его войск в месте по имени Балат.

Аль-Маккари оценивает численность армии Эда в 300 000 человек. Европейские источники говорят о 375 000 погибших и раненных воинов против 1500 погибших франков и аквитанцев. Количество погибших со стороны арабов преувеличено, но арабские историки соглашаются, что битва при Тулузе была первой полной катастрофой для арабской армии в Европе, особенно её заключительная фаза.

Сам Аль-Самх был смертельно ранен, что во многом решило исход битвы. От полного разгрома арабскую армию спасла только энергия Абд ар-Рахмана, сумевшего вывести остатки армии на восток, к Нарбонне. Там вскоре Аль-Самх умер от полученных ран. Столь серьёзным было поражение, что каждый год в течение следующих 450 лет тех, кто умер в «Balat al-Shuhada» (Плато Мучеников), вспоминали на специальной церемонии воспоминания.

Итоги

Эта победа получила широкий общественный резонанс. Официальная хроника римских пап Liber pontificalis торжествовала по поводу уничтожения 375 000 сарацинов (цифра совершенно фантастическая), а папа Григорий II направил Эду поздравительное послание и подарки в честь этой победы.

Кроме того, победа укрепила независимость Эда Аквитанского и на время остановила движение арабов на север. В 725 и 726 годах герцог Аквитании дважды разбил армию нового вали, Анбасы ибн Сохайм аль-Калби, причём сам вали в 725 году был убит стрелой при переправе через Рону. Однако Эд не смог помешать арабам захватить в 725 году Ним и Каркассон, и арабские силы, укрепившиеся в Нарбонне и легко получавшие снабжение по морю, направили свой удар на восток, проникнув до самого Отёна в Бургундии в 725 году. При вторжении арабов в 732 году Эд был разбит в битве при Бордо и лишь вмешательство Карла Мартела, разбившего Абд ар-Рахмана в битве при Пуатье, смогло остановить продвижение арабов на север. Только сын Карла, Пипин Короткий, смог в 759 году завоевать Септиманию, обезопасив франкское королевство от арабской угрозы.

См. также

• Эд Великий (герцог Аквитании)
• Битва при Пуатье (732)

Литература

• Девиосс Жан, Руа Жан-Анри. Битва при Пуатье = Bataille de Poitieis (octobre 733) / Перевод Саниной А. В. — СПб.: Евразия, 2003. — 288 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0132-4.
• [www.vostlit.info/Texts/rus15/Ann_Petaviani/text.phtml?id=1082 Петавианские анналы] = Annales Petaviani / Monumenta Germaniae Historica. Bd. 1. — Hannover, 1826.
• [www.vostlit.info/Texts/rus15/Ann_Laubachenses/text.phtml?id=835 Лоббские анналы] = Annales Laubachenses / Monumenta Germaniae Historica. Bd. 1. — Hannover, 1826.

Ссылки

• [www.covadonga.narod.ru/Septimania.htm Сайт Реконкиста. Вторжение арабов в Септиманию (719—759)]

Отрывок, характеризующий Битва при Тулузе (721)

– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.