Ганеша-пурана

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Литература индуизма

Риг · Яджур · Сама · Атхарва
Деление
Самхиты · Брахманы · Араньяки · Упанишады

Айтарея · Брихадараньяка · Иша · Тайттирия · Чхандогья · Кена · Мундака · Мандукья · Катха · Прашна · Шветашватара

Шикша · Чхандас · Вьякарана · Нирукта · Джьотиша · Калпа

Махабхарата · Рамаяна

Бхагавата · Брахмавайварта · Ваю · Вишну · Маркандея · Нарада · Падма

Смрити · Шрути · Бхагавадгита · Агама · Панчаратра · Тантры · Кавача · Сутры · Стотры · Дхармашастры · Дивья-прабандха · Теварам · Чайтанья-чаритамрита · Рамачаритаманаса · Йога-Васиштха

Портал «Индуизм»

«Гане́ша-пура́на» (санскр. गणेश पुराणम्, gaṇeśa purāṇam IAST) — священный текст индуизма на санскрите, одна из Пуран, относимых к категории упа-пуран. Посвящена индуистскому богу Ганеше и включает в себя множество связанных с Ганешей легенд и ритуальных элементов. Наряду с «Мудгала-пураной», «Ганеша-пурана» является одним из основных священных текстов для последователей традиции ганапатья.[1] «Ганеша-пурана» датируется учёными периодом с XII по XVI век. Авторство её приписывается последователям традиции ганапатья. «Ганеша-пурана» провозглашает бога Ганешу проявлением Сагуна-брахмана (Брахмана, имеющего атрибуты) и даёт свою интерпретацию пуранических историй, в которой подчёркивается особая роль Ганеши и объясняются его взаимоотношения с другими божествами. В «Ганеша-пуране» представлены различные способы поклонения ганапатьев, их основные верования и философские позиции.





Структура

Ганеша-пурана состоит из двух частей (khaṇḍa IAST):

  1. Упасана-кханда (upāsanākhaṇḍa IAST) — «Часть преданности» — состоит из 92 глав.
  2. Крида-кханда (krīḍākhaṇḍa IAST) — «Часть божественных игр» — состоит из 155 глав. Эту часть так же иногда называют Уттара-кханда (uttarakhaṇḍa IAST).[2]

Глава 46 Упасана-кханды включает в себя текст гимна, являющегося основой для Ганеша-сахасранама-стотры, которую ежедневно читают в большинстве храмов не только посвящённых Ганеше, но и в храмах Шивы, Деви и в частной религиозной практике.

Ганеша-гита

Главы 138—148 Крида-кханды составляют Ганеша-гиту — один из важных текстов традиции Ганапатья

Критический анализ Ганеша-Гиты, по мнению Кришнана, показывает, что порядка 90 % текста, с минимальными изменениями, взяты из Бхагавад-гиты,[3] повторяет её же темы — Карма-йога, Бхакти-йога и Джняна-йога — и выводит Ганешу, как божество, которому посвящена пурана, на роль верховного божества[4]. Текст так же представляет собой беседу раджи Варенейи и Гаджананы, аватары Ганеши.

Четыре аватары Ганеши

В Крида-кханде рассказывается о четырёх аватарах Ганеши, каждая из которых приходила в мир в различных югах[3][5] — этот список полностью отличается от списка восьми аватар Ганеши, который находится в «Мудгала-пуране».

  • Махатката Винаяка (mahotkaţa vināyaka IAST). Он имеет десять рук и красный цвет лица. Его вахана — лев или слон (согласно разным источникам. Он родился в Крита-юге как сын Кашьяпы и Адити — отсюда его имя-эпитет Кашьяпах (kāśyapaḥ IAST) — Потомок Кашьяпы.[6] В этой аватаре Ганеша воплотился ради убийства братьев-демонов Нарантаки (narāntaka IAST) и Девантаки (devāntaka IAST), а также демона Дхумракши (dhūṃrākşa IAST).
  • Маюрешвара (mayūreśvara IAST). У него шесть рук и белый цвет лица. Его вахана — павлин. Он родился в Трета-юге и его родители — Шива и Парвати. Воплотился ради убийства демона Синдху. В конце воплощения он дарует своего павлина своему младшему брату Сканде, чьей ваханой сегодня павлин и является.
  • Гаджанана (gajānana IAST). У него шесть рук и красный цвет лица. Его вахана мышь (или крыса). Родился в Двапара-юге у Шивы и Парвати с целью убить демона Синдура (Sindūra IAST — названого так из-за красно-розового цвета лица [см. Синдур]). Именно в этой воплощении Ганеша дарует радже Варанее знание Ганеша-гиты. Отличительной особенностью этой аватары является то, что именно в ней Ганеша говорит радже Варанее, что вся Вселенная и все боги создаются им, Гаджананной, и в конце творения все вернутся к нему, включая Брахму, Вишну и Махешвару (Шиву).[7]
  • Дхумракету (dhūmraketu IAST). Он серого цвета, как зола или дым (dhūmra IAST) и у него две или четыре руки.[8] Его вахана — синий конь. Он должен прийти в конце Кали-юги ради убийства многочисленных демонов. Греймс отмечает,[7] что существует параллель между этой аватарой Ганеши и десятой аватарой Вишну, который так же должен прийти в конце Кали-юги, но на белом коне.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ганеша-пурана"

Примечания

  1. Thapan Anita Raina. Understanding Gaṇapati IAST: Insights into the dynamics of a cult. — Manohar Publishers. — P. 304. — ISBN 81-7304-195-4.
  2. Encyclopaedia of Hinduism edited by Nagendra Kumar Singh , First edition 2000, published by Anmol Publistions Pvt. Ltd., New Delhi ISBN 81-7488-168-9 (set) P. 883
  3. 1 2 Krishan, Yuvraj (1999). Gaņeśa: Unravelling An Enigma. Delhi: Motilal Banarsidass Publishers. ISBN 81-208-1413-4
  4. Rocher, Ludo. «Gaṇeśa IAST's Rise To Prominence», p. 73 in: Ganesh: Studies of an Asian God, Robert L. Brown, editor. (State University of New York: Albany, 1991) ISBN 0-7914-0657-1
  5. Brief summaries of events in each incarnation are given in John A. Grimes. Ganapati: Song of the Self. pp. 100—105. (State University of New York Press: Albany, 1995) ISBN 0-7914-2440-5
  6. Ganesha Purana I.46.28 in the 1993 Sharma edition. In the version used by Bhāskararāya in his Khadyota commentary on the Ganesha Sahasranama the verse is numbered I.46.33 and the name is given as Kaśyapasuta.
  7. 1 2 Grimes, John A. (1995). Ganapati: Song of the Self. SUNY Series in Religious Studies. Albany: State University of New York Press. ISBN 0-7914-2440-5.
  8. Yuvraj Krishan, op. cit. p. 84, footnote 13, says that in the Ganesha Purana 2.131.32, Dhūmraketu is said to have four arms but in ibid. 2.1.21 and 2.85.15 he is said to have only two arms. The version given in Grimes mentions only two arms.

Литература

Отрывок, характеризующий Ганеша-пурана

Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)