История США (1980—1991)

История США (1980—1991 гг.) — период истории этой страны, начинающийся с победы Рональда Рейгана на президентских выборах 1980 г. и продолжающийся до окончания холодной войны и распада СССР, главного геополитического противника США во второй половине ХХ в. В 1980 г. президент Картер потерпел сокрушительное поражение, и новый президент Рейган серьёзно изменил направление как внутренней, так и внешней политики США. Его программа экономических реформ включала стимулирование производства, сокращение налогов и государственного регулирования экономики. Рейган четыре раза встречался с советским лидером М. С. Горбачёвым и подписал Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Их партнерство ускорило конец холодной войны и падение Берлинской стены. Среди крупных экономических и политических событий этой эпохи крах фондового рынка 1987 г., предшествовавший экономическому кризису начала 1990-х годов, и скандал Иран-контрас, вскрывший незаконные операции ЦРУ, совершавшиеся с ведома администрации Рейгана в обход Конгресса США.

Демографические изменения и рост населения Юга

Наиболее заметный феномен в демографии США 1970-х годов — рост населения «Солнечного пояса», Юго-запада и Юго-востока США, в особенности в штатах Флорида и Калифорния. К 1980 г. этот регион по населенности обошел промышленные районы Северо-востока и Среднего Запада, где после кризиса 1970-х наблюдалось снижение плотности населения.

Одновременно изменился и политический климат в стране, который стал более консервативным. Население Юга, занятое преимущественно в сфере обслуживания, не разделяло забот людей из Ржавого пояса, которые по окончании индустриального периода развития США впали в бедность и нуждались в социальной поддержке со стороны государства. Если ранее северяне голосовали преимущественно за республиканцев, то теперь на Севере распространилось влияние демократической партии, и наоборот, Юг, ранее бывший оплотом демократов, теперь стал социальной базой республиканской партии.

С закрытием и выводом промышленных предприятий из крупных городов, безработица в них росла, а доходы муниципалитетов падали. Сокращение налоговой базы на фоне роста потребностей в социальной защите горожан приводило Нью-Йорк и другие крупные города до уровня банкротства. Консерваторы усматривали в этом провал либеральных реформ, проводимых демократами. В итоге либеральные лидеры, выдвинувшиеся в 1960-х годах, к 1980 м все шире уступали место консерваторам

Рейгановская революция

Конец разрядки

Война во Вьетнаме и Уотергейтский скандал серьёзно поколебали уверенность американцев в своей политической элите. За ними последовали новые разочарования: падение Южного Вьетнама в 1975 г., захват американских заложников в Иране в 1979 г., вторжение советских войск в Афганистан и начало нового витка гонки вооружений, усилившие сомнения в способности американского правительства контролировать международное положение. Энергетический кризис, массовая безработица и высокий уровень инфляции в 1970-х годах привели к тому, что американцы потеряли уверенность и в собственном материальном благополучии.

В СССР в годы правления Л. И. Брежнева началась эпоха застоя. Экономический рост обеспечивался исключительно за счет экспорта нефти. В годы разрядки коммунисты захватили Южный Вьетнам, а миллион проамерикански настроенных вьетнамцев бежал в США. В странах третьего мира при поддержке Москвы или Пекина продолжали распространяться коммунистические партии и движения. В соответствии с доктриной Брежнева в 1979 г. советские войска вступили в Афганистан, что и на западе, и в мусульманских странах породило новые страхи относительно агрессивных планов коммунистов во всем мире. В США это вызвало усиление неоконсерваторов, в том числе в рядах демократической партии, выступавших против политики разрядки и сдерживания коммунизма, приведших к ослаблению геополитических позиций Америки. Их лидером стал Рональд Рейган, призывавший к конфронтации с Кремлем. Во внутренней политике неоконсерваторы оппонировали социальным программам Великого общества, но главное, что их объединяло — антикоммунизм, желание отбросить наступление коммунистов по всему миру и покончить с коммунистической угрозой, бесполезными переговорами и с контролем вооружений.

Норман Подгорец и другие неоконсерваторы называли курс либералов в холодной войне политикой умиротворения и сравнивали её с курсом Чемберлена по отношению к Гитлеру накануне Второй мировой войны, СССР называли «империей зла», выступали против предоставления Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования в торговле и призывали к односторонним военным акциям США в третьем мире. Джин Киркпатрик, которая при Рейгане занимала пост представителя США в ООН, примкнула к неоконсерваторам из рядов демократической партии. Во внешней политике она усматривала принципиальную разницу между некоммунистическими диктаторами стран третьего мира, которых она считала способными принять демократию, и коммунистическими тоталитарными режимами, которые, по её мнению, не были способны к демократическому пути развития.

Президентские выборы 1980 г.

При подготовке к выборам 1980 г. Рейган, бывший в то время губернатором Калифорнии, не смог договориться с экс-президентом Фордом, который хотел стать вице-президентом с необыкновенно широкими полномочиями, и его партнером на выборах стал бывший соперник Джордж Буш. Советником Рейгана по международной политике стала Джин Киркпатрик.

Рейган обещал избирателям покончить с «вьетнамским синдромом» и восстановить военную мощь США, сократить правительственные расходы и восстановить экономику, опираясь на новую экономическую теорию предложения. Теоретики Рейгана предлагали отказаться от модели социального государства, построенного в эпоху Великого общества, считая его экономически неоправданно дорогим. расходы на социальные программы требовали высоких налогов, что делало производство невыгодным и вело к деиндустриализации Америки. По их мнению, сокращение налогов должно было стимулировать экономику и создать новые рабочие места. Их поддерживал средний класс, особенно из «Солнечного пояса», чьи голоса и обеспечили Рейгану победу на выборах 1980 г. Критики заявляли, что Рейган пренебрегает нуждами бедных, а преодоление экономического кризиса выходит за пределы возможностей любого президента. Однако президентские выборы 1980 г. стали поворотным моментом в истории США и продемонстрировали выход на политическую арену населения «Солнечного пояса» и пригородов, которые не были заинтересованы в социальных программах.

Во внешней политике президент Картер, оказавшийся неспособным преодолеть кризис в отношениях с Ираном и адекватно отвечать на советскую угрозу, в конце своего президентского срока взял более жесткий курс, но Рейган заявил, что он сделал слишком мало и слишком поздно.

Администрация Рейгана

Многие историки считают, что Рейган, развернув американскую политику вправо, в сторону «прагматичного консерватизма», возродил веру американцев в свою политическую элиту и их уверенность в себе и своей стране, а также в значительной степени содействовал окончанию холодной войны. Многие полномочия президента США он делегировал своим подчиненным, например, главе администрации Джеймсу Бейкеру. В 1986 г. он выдвинул на пост председателя Верховного суда Уильяма Ренквиста, чье место судьи занял известный консерватор Антонин Скалиа. Кроме того, Рейган номинировал на пост судьи Энтони Кеннеди.

Рейганомика

См. также: Рейганомика

Экономическая программа Рейгана опиралась на расчеты сторонников экономической теории предложения, которые утверждали, что сокращение налогообложения приведет к росту экономики и, в конечном счете, приведет к росту доходов всех граждан страны. Критики утверждали, что сокращение налоговых поступлений увеличит дефицит федерального бюджета, что ударит по экономике, но предсказания теоретиков Рейгана состояли, в частности, в том, что экономической рост приведет к увеличению налоговых поступлений, которые компенсируют потери бюджета от сокращения налоговой ставки.

На деле экономическая политика администрации Рейгана в 1981 г. носила переходный характер и была компромиссом между разными группами консерваторов. Монетаристы настаивали на сокращении денежной массы, неоконсерваторы пытались увеличить военный бюджет, лоббисты интересов богатых налогоплательщиков стремились сократить налоги, а представители среднего класса — сохранить свои пенсии и прочие социальные программы. Рейган сократил отчисления на пенсионное обеспечение, которые составляли примерно половину расходов федерального бюджета, но налоговая реформа и рост расходов на вооружения поначалу не удавались.

Рецессия 1982 г.

Тем временем к началу 1982 г. экономические трудности усугубились. Как и предсказывали оппоненты Рейгана, бюджетный дефицит резко увеличился, выросли процентные ставки по кредитам, производство ещё более сократилось, а безработица выросла до 10 %. Ржавый пояс (промышленные регионы Севера США) переживал депрессию. Высокие процентные ставки ударили также по фермерам Среднего запада, которые объявляли банкротство и за бесценок продавали свои земли крупным компаниям. Чтобы справиться с инфляцией, Рейган разрешил Федеральной резервной системе сократить денежную массу, но это средство в краткосрочной перспективе даже ухудшило экономическое положение США.

Но в 1983-84 гг. экономика начала восстанавливаться. На помощь Рейгану пришел неожиданный фактор, падение цен на нефть, которое ослабило инфляционное давление. Процентные ставки поползли вниз, а денежная масса была вновь увеличена. В результате экономика начала набирать обороты и уровень безработицы с 11 % в 1982 г. снизился до 8,2 % в 1983 г. Валовой внутренний продукт увеличился на 3,3 %, побив рекорд второй половины 1970-х годов, в то время как инфляция теперь не превышала 5 % в год. Рейган объявил все это победой своей экономической политики, что позволило ему обойти Уолтера Мондейла на президентских выборах 1984 г. и остаться президентом на второй срок.

Рост бюджетного дефицита и его последствия

В течение первых пяти лет правления Рейгана военный бюджет США вырос до 1,6 триллиона долларов, намного превысив расходы на социальные программы, в то время как последние были сильно сокращены. Одновременно дефицит федерального бюджета вырос с 60 миллиардов долларов в 1980 г. до 220 миллиардов (более 5 % валового внутреннего продукта) в 1986 г., а государственный долг США увеличился более чем вдвое, с 749 до 1746 миллиардов долларов. Преимущественно займы были сделаны за границей, что превратило США из крупнейшего кредитора в крупнейшего в мире должника. Производство товаров в Америке также вышло из моды. Кинофильм 1987 г. «Уолл-стрит» отражает дух этой эпохи, когда молодежь стремилась стать брокерами, инвесторами или банкирами. В октябре 1987 г. внезапно разразился один из крупнейших в истории США кризисов на фондовой бирже, и лишь оперативные действия Федеральной резервной системы, увеличившей денежную массу, предотвратили наступление новой Великой депрессии.

После увеличения количества долларов курс национальной валюты США оказался сильно завышен, а американский экспорт стал неконкурентоспособным, значительно уступая японскому. Американцы стали охотнее покупать импортные товары, в то время как американские товары на внешнем рынке проигрывали из-за своей завышенной цены. Застойные явления в американской тяжелой промышленности в сочетании с высокой заработной платой американских рабочих, поддерживаемой профсоюзами, предопределили её неспособность конкурировать с японским импортом. Даже американская электроника не выдерживала японской конкуренции, отчасти из-за того, что значительная часть американских ученых и инженеров работала на военных, а не на потребительский рынок. Если бы не начало эры персональных компьютеров, к концу 1980-х годов американская электроника перестала бы существовать.

Дефицит торгового баланса США за этот период вырос с 20 до 100 миллиардов долларов. Чтобы поддержать американских автомобилестроителей, администрация Рейгана была вынуждена ввести ограничения на японский импорт в США (не выше 1,3 миллиона машин в год и 25 % таможенный сбор на грузовики). Чтобы обойти запреты, японские производители стали открывать свои предприятия на территории США, создавая здесь новые рабочие места.

Внешняя политика США в эпоху Рейгана

Третий мир

См. также: Доктрина Рейгана

Поскольку после войны во Вьетнаме американцы крайне скептически относились к участию своей армии в вооруженных конфликтах за рубежом, Рейган поддерживал те режимы и движения третьего мира, которые тяготели к антикоммунизму.

Одной из горячих точек планеты того времени был Ближний Восток, где разгорелся арабо-израильский конфликт. В 1982 г. Израиль, пытаясь подавить базы Организации освобождения Палестины в Ливане, ввел в эту страну свои вооруженные силы. Поддержав Израиль и желая противопоставить его и американские войска про-советскому режиму в Сирии, администрация Рейгана послала и собственный контингент в Бейрут в составе многонациональных сил. Однако в разгоревшейся гражданской войне американцы понесли большие потери — при взрывах казарм миротворцев в Бейруте погиб 241 американский солдат. В 1983 г. США пришлось вывести свои войска из Ливана.

Во время вторжения на Гренаду США впервые после вьетнамской войны осуществили интервенцию для свержения режима, который там считали коммунистическим. В результате государственного переворота там пришло к власти левое правительство. Организация Восточно-карибских государств, которую тогда возглавляла Юджиния Чарлз, премьер-министр Доминики, обратилась к США с просьбой о вмешательстве. Вторжение было успешным, заняло три дня, и потери людьми были невелики. В США и на самой Гренаде большинство населения реагировали на эту «маленькую победоносную войну» позитивно, хотя международное общественное мнение было возмущено действиями администрации Рейгана.

В Центральной Америке США поддерживали финансами и оружием правительства Сальвадора, Гондураса и Гватемалы, управлявшейся диктатором Эфраином Риосом Монттом. Рейган, в отличие от своего предшественника Картера, поддерживал и военную хунту Аргентины, которую обвиняли в нарушении прав человека, и даже позволил ЦРУ сотрудничать с аргентинской разведкой в афере по финансированию операций никарагуанских контрас. В Никарагуа левый Сандинистский фронт национального освобождения сверг поддерживавшийся США военный режим Анастасио Сомосы Дебайле. В этой стране традиционно господствовали крупные землевладельцы и транснациональные корпорации, в то время как основная масса населения бедствовала, и левые здесь пользовались широкой поддержкой. В 1982 г. ЦРУ при содействии аргентинской разведки организовало финансирование правоэкстремистских вооруженных формирований в Никарагуа, известных как контрас. Расследование, проведенное позднее в Конгрессе, показало, что в 1985 г. Рейган разрешил продажу оружия в Иран, запрещенную законами США, пытаясь освободить американских заложников, взятых тогда в Ливане. После этого его администрация продолжала проводить тайные сделки с Ираном, а вырученные от продажи оружия средства направлялись в Никарагуа. Эта афера в прессе получила название Иран-контрас или Ирангейт, по ассоциации с Уотергейтом, но, в отличие от последнего, не привела к импичменту американского президента, хотя и пошатнула личную репутацию Рейгана, а также привела к победе демократов на выборах в Конгресс в 1986 г.

В Африке администрация Рейгана поддерживала режим апартеида и противников просоветских режимов ФРЕЛИМО и МПЛА, партии Мозамбикское национальное сопротивление и Национальный союз за полную независимость Анголы, предоставляя им военную и гуманитарную помощь.

В Афганистане Рейган поддерживал движение моджахедов против советской армии и сил просоветского правительства, в частности, предоставляя в их распоряжение зенитные ракеты FIM-92 Stinger. В результате советские войска увязли в боях и несли тяжелые потери до тех пор, пока новый советский лидер М. С. Горбачев не сократил контингент своей армии в Афганистане и, в конце концов, вывел оттуда советские вооруженные силы.

В Индокитае Рейган поддерживал роялистов и оппозиционный Национальный фронт освобождения кхмерского народа в Камбодже, боровшихся против коммунистических режимов Хенг Самрина и Хун Сена. На Филиппинах его администрация оказывала помощь антикоммунистическому режиму Фердинанда Маркоса.

Последний период холодной войны

После введения советских войск в Афганистан США ещё при президенте Картере отказались от политики разрядки. Рейган уже называл СССР империей зла, и отношения между двумя странами стали не менее холодными, чем во времена Карибского кризиса. Администрация Рейгана инициировала программу перевооружения Америки, известную как Стратегическая оборонная инициатива или программа звездных войн. Это был чрезвычайно дорогостоящий план создания противоракетной оборонительной системы, осуществление которого имело целью обезопасить США от ответного ядерного удара из-за океана.

Однако СССР в 1980-х годах был уже колоссом на глиняных ногах. Советская экономика страдала от структурных проблем, её развитие в 1964—1982 гг. носило исключительно экстенсивный характер, а дефицит товаров широкого потребления оставался хроническим все годы существования Советской власти. После прихода к власти М. С. Горбачева в 1985 г. отношения Советского Союза с западом быстро улучшились. Старшее поколение коммунистических лидеров уступило место молодым технократам, которые стремились к либерализации политического режима, экономического управления и внешней торговли. Горбачевская программа перестройки советской экономики предусматривала расширение производства товаров гражданского назначения, а дальнейшее участие СССР в гонке вооружений с США и поддержка просоветских и левых режимов во всем мире были этому препятствием. Поэтому СССР вместо создания системы противоракетной обороны аналогичной американской прибег к «асимметричному ответу», то есть массированному производству старых ядерных ракет, которые должны были пробивать усиленный противоракетный щит Америки. С другой стороны, Горбачев перешел от либерализации к демократизации советского режима в своей политике гласности и начал широкомасштабные политические реформы. Сторонники Рейгана считали, что это была уступка американцам, совершенная под давлением их военной угрозы.

Администрация Буша-старшего

На президентских выборах 1988 г. вице-президент Рейгана Джордж Буш-старший одержал победу над кандидатом демократов Майклом Дукакисом. К этому времени социалистические режимы в странах Варшавского договора начали разваливаться. Падение Берлинской стены в 1989 г. стало символом окончания холодной войны и объединения Европы, со времен Второй мировой войны расколотой между двумя противостоящими военными блоками. Потепление международных отношений во многом было определено подписанием в 1987 г. нового Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности между США и СССР, выводом советских войск из Афганистана и кубинских — из Анголы.

Потепление международных отношений позволило США отказаться от поддержки репрессивных режимов в Чили, Южной Корее и ряде других стран, а вместо этого поддержать новые демократии в Восточной Европе. Кроме того, стала ненужной программа звездных войн, и президент Буш мог бы сократить расходы федерального бюджета на вооружения. Однако накануне Войны в Персидском заливе он предпочел переориентировать вооруженные силы и военные приготовления Америки на новые цели: борьбу с терроризмом и обеспечение гегемонии США в третьем мире. В 1989 г. Буш послал американские войска в Панаму, президент которой Мануэль Норьега за поощрение терроризма и торговлю наркотиками был осужден американским судом на длительное тюремное заключение и отбывал наказание до 2010 г. в США, а затем был экстрадирован во Францию, где был также осужден французским судом за аналогичные преступления.

К 1991 г. пятнадцать республик, составлявших Советский Союз, объявили о своей независимости. СССР фактически распался и к концу года официально был ликвидирован. Порожденный его распадом вакуум власти выразился в коллапсе правительств и в некоторых других странах, таких как Югославия и Сомали, десятилетиями державшихся на авторитарной центральной власти. Для западных правительств и общественного мнения участие в возникших там локальных конфликтах стало почвой для пересмотра своей внешней политики в отсутствие прежней коммунистической угрозы. Как заявлял позднее президент Клинтон, новый мировой порядок стал более свободным, но менее стабильным, и эта нестабильность стала новым вызовом для западных государств.

В мировой экономике США стремились проводить глобальные реформы, опираясь на институты, созданные ещё во времена холодной войны: Международный валютный фонд и Всемирный банк. Следуя традиции неолиберализма, в Северной Америке США создали зону свободной торговли, а сформулированные к концу ХХ века принципы Вашингтонского консенсуса рекомендовали либерализацию торговли во всем мире. НАТО по окончании холодной войны также не прекратила своё существование, а напротив, расширилась на восток, включив в свою орбиту Венгрию, Чехию, Польшу и планируя дальнейшее расширение в этом геополитическом направлении. Экономические санкции США теперь принимали преимущественно против стран третьего мира, обвиняемых в поддержке международного терроризма, попытках создания оружия массового поражения или нарушении прав человека. Иногда к этим санкциям присоединялись и другие западные страны, как это было, например, при объявлении эмбарго на поставки вооружений в КНР после известных событий на площади Тяньаньмэнь 1989 года или в Ирак после его вторжения в Кувейт. Меньшей международной поддержкой пользовались санкции против Кубы и Ирана, вследствие чего Конгресс принимал меры против транснациональных корпораций, нарушавших американское эмбарго.

В экономике США в конце 1980-х годов имел место кризис, затронувший преимущественно Северо-Восток и Калифорнию.

Отрывок, характеризующий История США (1980—1991)

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.