Грузинская литература
Грузинская литература (груз. ქართული ლიტერატურა) — совокупность письменных произведений на грузинском языке, который является государственным языком Грузии. Грузинская историческая средневековая литература является важным источником выявления истории региона, однако сохранилась крайне плохо[1]. Самым известным произведением грузинской литературы считается поэма Шоты Руставели «Витязь в тигровой шкуре».
Содержание
Исторический очерк
Раннее средневековье, V—X века
Грузинская литература возникла в V веке. Изначально до XI столетие она имеет исключительно церковно-религиозное содержание[2][3]. Первый сохранившийся памятник грузинской литературы это сочинение Якова Цуртавели «Мученичество Шушаник» написанный между 475—484[2]. Существует также точка зрение, что самым ранним грузинским произведением является «Житие святой Нины»[4][5][6][7][8], хотя по преобладающему в науке мнению труд написан несколькими столетиями позже. В раннем средневековье были созданы несколько житей и мученичеств[1][9] (агиографические сочинения), некоторые из которых дошли до нас в переработанных редакциях позднего времени[2]. Художественную ценность представляют «Мученичество Або Тбилели» Иоанна Сабанисдзе, созданный в VIII веке, и «Обращение Картли» написанный на рубеже VIII—IX веков. С VII века известен церковно-полемическое сочинение католикоса Кириона (сохранились отрывки на армянском языке).
Первые памятники гимнографической поэзии (песнопения) относятся к VIII—IX векам[10], к X веку этот вид поэзии достигает наивысшего уровня развития[2]. Одним из первых гимнографов был, по всей вероятности, Григорий Хандзтели, живший на рубеже VIII – IX веков[2]. К X в. относится замечательное гимнографическое произведение Синайского писателя Иоанна-Зосима «Похвала и славословие грузинскому языку». Среди гимнографов наиболее известны Стефан Сананоисдзе, Иоанн Мтбевари, Иоанн Минчхи, Микел Модрекили и другие.
Высокое и позднее средневековье, XI—XVI века
В XI веке формировалась собственно грузинская историческая литература[11]. Первые грузинские историки — Леонтий Мровели, Сумбат Давитисдзе, Джуаншер Джуаншериани. Грузинские историки, являясь, по большей части приближенными людьми царей, преимущественно ставили своей задачей описание их царствования.
От XI в. дошла «Жизнь Вахтанга Гаргасара», труд Джуаншера. Автор излагает историю Грузии V в., итоги правления такой яркой личности, как Вахтанг I Горгасал, учреждение католикосата, дает сведения о печенегах.
Неизвестный автор «Хроники Грузии» (написана в XI веке) охватывает период времени от V до VI века. В ней прослеживается история укрепления царской власти в Грузии путём постепенного объединения отдельных грузинских княжеств. Неизвестному автору принадлежит также труд, охватывающий события XIII—XIV веков.
В Грузии XIII века был составлен и летописный сборник, так называемая «Жизнь Грузии» (Картлис Цховреба). Сборник этот, постепенно пополняющийся, дошел до нас во многих списках. Наиболее древними являются — сборник XIII века и дошедший до нас вариант сборника XIV века.
В XII—XIII веках были созданы замечательные памятники грузинской литературы. Следует отметить «Покаянный канон» Давида Агмашенебели (Строителя). Это песнопение — блестящий образец высокой поэзии, выделяющийся по глубине содержания и по своей художественной форме. В нем Давид кается в своих личных грехах, но его переживание и покаяние принимают общечеловеческое звучание.[12]
До нас дошло также несколько ямбических стихов Деметре I-го (в монашестве-Дамиане), из которых популярным стал посвященный Богородице ямб «Шен хар венахи» («Ты, лоза виноградная»).
Замечательным памятником светской литературы является роман «Амирандареджаниани», написанный Мосе Хонели. В нем рассказывается о героических похождениях Амирана и его друзей (сюжет произведения построен в таком плане, что повествование ведется от имени соратника Амирана — глубокого старца Саварсамисдзе, рассказывающего о себе и Амиране индийскому царю Абесалому). Это — написанный в прозе богатырский эпос, в котором переплетаются мифологические и сказочные мотивы, но в то же время в нем отражаются нравственные идеалы современного грузинского общества, его устои и традиции. «Амирандареджаниани» был чрезвычайно популярным романом. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в Сванети стена одного из храмов расписана (правда, это было позднее, в XIV—XV веках) сценами из этого произведения.
Значительными литературными памятниками являются «Тамариани» (автор — Чахрухадзе) и «Абдул-Мессия» Иоанэ Шавтели («Абдул Масих» по-арабски значит «раб Христа»).
В «Тамариани» воздается хвала замечательным личным качествам царицы Тамар, её душевной чистоте, прекрасной внешности, разуму и таланту государственного деятеля. Вместе с Тамар, автор восхваляет Давида Сослана и Георгия-Лашу.
В «Абдул-Мессии» воспеваются деяния Давида Сослана и царицы Тамар.
В XII веке на грузинский язык был переведен роман «Висрамиани», в основе которого лежит персидская поэма XI века «Вис о Рамини» о любви Виса и Рамина.
Вершиной грузинской поэзии является гениальная поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Шота Руставели был родом из месхетского Рустави. Во время царствования царицы Тамар в течение определенного времени занимал должность мечурчлетухуцеса (государственного казначея). Последние годы жизни Шота Руставели провел в Иерусалимском Крестовом монастыре. При его содействии монастырь был реконструирован, а стены покрыты росписью. Здесь же, на стене монастыря сохранилось его фресковое изображение.[12]
XVII—XVIII века
В историческом труде Парсадана Горгиджанидзе (XVII век) наибольший интерес представляет описываемый автором как современником период времени от 1636 до 1696 года. Сехниа Чхеидзе является автором истории Грузии, охватывающей события до 1739 года. Оману Херхеулидзе принадлежит история царствования Ираклия II, доведенная до 1780 года.
Первая попытка составления полной истории Грузии с применением научных методов была осуществлена в капитальном труде знаменитого историка и географа царевича Вахушти, сына Вахтанга. Труд окончен в 1745 году «в царственном граде Московии, на Пресне».
См. также
Напишите отзыв о статье "Грузинская литература"
Примечания
- ↑ 1 2 А. П. Новосельцев, [gumilevica.kulichki.net/NAP/nap0114.htm Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа]:"Древнегрузинская литература, возникшая, как и древнеармянская, B V в., сохранилась гораздо хуже. От V—VIII вв. уцелело лишь несколько агиографических сочинений…"
- ↑ 1 2 3 4 5 [feb-web.ru/feb/ivl/vl2/Vl2-3082.htm А.Барамидзе. Грузинская литература]
- ↑ Грузия — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ Чхартишвили М. Проблемы источниковедческого исследования грузинской агиографии: Житие святой Нины. — Тбилиси: Мецниереба, 1987. (груз.)
- ↑ Николозишвили Н. Крещения водою и землей. (груз.) // Литература да хеловнеба. — Тбилиси, 1991. — ნომ. 3. — გვ. 37-55.
- ↑ Патаридзе Л. Житие святой Нины. — Тбилиси: Мецниереба, 1993. — (Культурно-исторические вопросы христианизации Грузии). (груз.)
- ↑ Сирадзе Р. Житие святой Нины и начало грузинской агиографии. — Тбилиси, 1997. (груз.)
- ↑ Николозишвили Н. На каком языке расказевала Св. Нино? // Сборник «Святая Нино» / под. ред. Сирадзе Р.. — Тбилиси: «Артануджи», 2008. (груз.)
- ↑ [www.krugosvet.ru/articles/117/1011739/1011739a2.htm#1011739-L-104 Грузинская оригинальная литература ]
- ↑ [www.nplg.gov.ge/ic/DGL/work/Drevne_gruzinskay_literatura/drevne_gruzinskaia_literatura/1.htm А.Барамидзе ДРЕВНЕГРУЗИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (V—XVIII вв.)]
- ↑ [feb-web.ru/feb/ivl/vl2/Vl2-3082.htm А.Барамидзе. Грузинская литература]: «Собственно историографическая литература Древней Грузии представлена рядом важных памятников XI—XII вв. (Леонтия Мровели, Джуаншера, Сумбата сына Давидова, Арсения, историков Давида Строителя и царицы Тамар, имена которых остались неизвестными). Все без исключения грузинские летописцы и историки развивают идею объединения страны и единовластия, осуждая княжеское своеволие, феодальные распри и внутренние раздоры.»
- ↑ 1 2 М. А. Бахтадзе, М. Вачнадзе, В. Гурули — История Грузии (с древнейших времен до наших дней).
Ссылки
- [www.vostlit.info/Texts/rus6/Wachushti/pred.phtml?id=239/ История царства Грузинского Вахушти Багратиони]
- [www.vostlit.info/Texts/rus3/Tcheidze/text.phtml?id=1812/ Жизнь царей Сехниа Чхеидзе]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Грузинская литература– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги. – Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера. Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей. – От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора! Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением. – Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие! Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая. – Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать. Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра. – До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову. Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием. Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина. – А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите. Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина. Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам. Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах. Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес. Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела. Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело. – Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он. Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра. – Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он. Билибин усмехнулся и распустил складки кожи. – Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.] Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть. – Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа? – Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма… – Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала? – Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера. – Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра. – Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей. Навигация | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||