Литература Турции
Литература Турции — литературные произведения, созданные на территории Анатолии, часть культуры Турции.
Содержание
Ранний период
Диванная литература замыкалась в кругу высшего класса, а ашуго-сазовая литература сохранила черты народного творчества и была свободна от мистических и схоластических идей ислама.[1] Это разделение отразилось в лингвистике государства Сельджукидов и в Османской империи, где главными было два языка: арабский (религиозный и научный язык) и «османский» (официальный и литературный язык), а турецкий язык долгое время оставался народным и разговорным.[2]
Народная литература
В устном огузском эпосе возникли цикл о деде Коркуда, а затем дастаны о Кёр-оглы, романтические рассказы хикяйе, сказки и басни о Ходже Насреддине и о животных, пословицы, поговорки, загадки, популярные частушки — мани, песни «тюркюи кошма» (лирические) и «хулы ташлама» (трагические).[3]
Диванная поэзия
Диванная поэзия Османской империи начала складываться в XIII—XV веках по подобию арабской и персидской литературы и среди первых образцов этой поэзии часто встречаются переводы стихов с персидского языка. Первые диванные поэты Ахмед-и Даи и Гази Бурханеддин были учениками медресе и в основном писали стихи на религиозную тематику.[4] Поэты сочиняли стихи в форме тюркских четверостиший, имевших силлабическую и силлабо-тоническую метрику, а также в метрике аруз, которую они переняли из арабо-персидской литературы.[5] Кроме того тюрки заимствовали поэтические формы: месневи, касыда, газель.
В переходный период диванной поэзии (XV—XVI век) большую поддержку её развитию оказал двор. Кроме стихов появилась проза, написанная такими авторами, как Ахмед паша, Неджати, Мерджимек Ахмед, Ашык Паша-заде и Синан паша. В период расцвета диванной поэзии (XVI—XVIII век) начала формироваться классика на основе местного материала, стали появляться новые течения, такие как «Себк-и Хинди» (индийский стиль), которого придерживались Фузули, Баки, Багдатлы Рухи, Юсуф Наби, Неф-и, Ахмед Недим, шейх Галиб, Эвлия Челеби, Кятиб Челеби, Наима, Вейси и Нергиси.[4]
Суфийская литература
Первые произведения староанатолийской литературы (середина XIII — середина XV веков) относились к суфизму. Самым древним произведением считается «Книга судьбы» Ахмеда Факиха. Его ученик, Шейад Хамза, написал поэму «Юсуф и Зелиха». Кроме них поэт Руми оставил несколько стихов на турецком языке; его традиции продолжил его сын Султан Велед. Странствующий дервиш Юнус Эмре был известен своими вдохновенными стихами-гимнами, в которых отразились его оппозиционные взгляды. Первым крупным произведением была поэма-месневи «Книга скитальца» суфия Ашик-паши.[6][3]
Национальная литература
Начиная с XVIII века Османы стали активно вовлекаться в западную цивилизацию. Началом развития этого этапа в литературе считают дату издания газеты «Терджуман-ы Ахвал» (1860 год). Она была первым частным и независимым изданием. Эта литература подразделяется на следующие периоды: период конституционных реформ, «сервет-и фюнун», «феср-и ати», национальный период, республиканский и современный периоды.[4]
В период конституционных реформ известными стали писатели Намык Кемаль, Шинаси, Ахмет Митхат, Зия Паша, Махмуд Экрем, Абдульхак Хамит, Сами Пашазаде, Сезаи.
Сервет-и фюнун
С 1891 по 1944 год в Стамбуле выходил литературный журнал Serveti fünun (Богатство наук), вокруг которого группировались молодые писатели, создавшие «новую литературу» и имевшие западническую ориентацию. Самыми известными писателями были Тевфик Фикрет, Фаик Али, Халит Зия Ушаклыгиль, Мехмет Рауф, Сулейман Назыф и поэты Махмуд Экрем Реджаизаде, Дженаб Шахабеддин. В журнале выходили критические статьи, эссе, посвящённые историческим личностям, переводы французской классики, новая европейская поэзия, турецкие стихи, написанные верлибром, иллюстрации из различных европейских журналов, турецкие романы «Сентябрь» (Eylül) М. Рауфа, «Разбитые жизни» (Kırık hayatlar), Х. Зии.[7]
Феджр-и ати
Образованное 24 февраля 1910 года Fecr-i ati (Грядущая заря) первое литературное общество просуществовало до 1912 года. Задачей общества являлись просветительские цели. В него входили двадцать молодых писателей: Ахмет Самим, Ахмет Хашим, Тахсин Нахид, Джеляль Сахир, Рефик Халид Карай, Шехабеттин Сулейман, Мехмет Бехчет, Мехмет Фуат Кёпрюлю-заде, Мюфид Ратиб, Якуб Кадри, Эмин Бюлент Сердароглу, Хамдуллах Супхи Танрыёвер, Якуб Кадри Караосманоглу[4][8].
Национальный период
Имена основных деятелей национального периода: Ёмер Сейфеттин, Мехмет Акиф Эрсой, Халиде Эдип Адывар, Решат Нури Гюнтекин.[4]
Период республики и современность
Наиболее крупные писатели Турецкой Республики: Решат Нури Гюнтекин, Ака Гюндюз, Якуп Кадри Караосманоглу, Пеями Сафа, феминистка Халиде Эдиб Адывар, Махмут Йесари, Осман Джемаль Кайгылы, для которых были свойственны социальный реализм, критическое восприятие действительности, использование национальных мотивов и психологизм персонажей.[9]
Самым ярким поэтом становится Назым Хикмет Ран, отошедший от стихотворной формы «дизе». Однако многие поэты продолжали следовать стилю «хедже», последователями которого были Ахмет Хамди Танпынар, Зия Осман Саба, Кемалеттин Каму, Ахмет Мухип Дранас.[9]
В 1940-х годах направление реализма развивали Джевдет Кудрет Солок, Тарык Бугра, Самим Коджагёз, Джеват Шакир Кабаагачлы, Октай Акбал, Халдун Танер.[9]
С 1950-х годов в литературу приходит тема деревни. Самыми известными произведениями этого направления являются: «Наша деревня» Махмута Макала и «Месть змей» Факира Байкурта. Яшар Кемаль в 1955 году издал первый том романа «Тощий Мемед» о жизни долины Чукурова, заложивший основы стиля писателя Кемаля Тахира («Люди с озера», 1955). К данному направлению относятся Демир Озлю, Ферит Эдгю, Юсуф Атылган и Незихе Мерич.[9]
Сатирическое направление приобрело заметного представителя в лице Азиза Несина, дважды получившего литературную награду «Золотая пальма» и всемирную известность. Музаффер Изгю и Рыфат Ылгаз, автор комедий «Класс Хабабам», также прославились в данном жанре.[9]
Вследствие значительных перемен в обществе в 1960-х — 1970-х годах социально-политические темы стали наиболее актуальны. Писатели Осман Атилла, Явуз Бюлент Бакилер, Фейзи Халыджи, Айхан Инал, Исмет Озель, Атаол Бехрамоглу, Хильми Явуз, Севги Сойсал, Четин Алтан, Адалет Агаоглу, Тезер Озлю, Пынар Кур, Селим Илери, Бекир Йылдыз, Томрис Уйар и Айла Кутлу пытались найти новые литературные формы. Только в 1980 году деполитизация турецкого общества привела к появлению интереса к турецкой и тюркской истории, отразившаяся в произведениях Мустафы Неджати Сепетчиоглу.[9]
Наиболее известным современным писателем Турции является обладатель нобелевской премии Орхан Памук.[9]
Другие писатели — Яшар Наби Наыр, Орхан Вели Канык, Октай Рыфат, Джахит Кюлеби, Хюсеин Рахми Гюрпынар, Неджати Джумалы, Селим Илери[4]
Напишите отзыв о статье "Литература Турции"
Примечания
- ↑ Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокstanbulне указан текст - ↑ [www.turkishlife.ru/na-styke-azii-i-evropy-ocherki-o-turcii-i-turkax/ii-turciya-istoriya-i-sovremennost/17-kemalizm-i-lingvistika.html/2 Кемализм и лингвистика]. Турция: История и современность. turkishlife.ru. Проверено 13 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DW6HJlV2 Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
- ↑ 1 2 Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокturlitне указан текст - ↑ 1 2 3 4 5 6 Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокtashне указан текст - ↑ Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокmoluchне указан текст - ↑ Турция: Литература//Большая Советская Энциклопедия
- ↑ [www.gramota.net/articles/issn_1993-5552_2009_7-1_04.pdf Альманах современной науки и образования]. № 7 (26). Грамота (2009). Проверено 13 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DW6IvaGR Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
- ↑ В. С. Гарбузова. [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke9/ke9-7551.htm «Фе́джр и а́ти»]. Краткая литературная энциклопедия. Проверено 13 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DW6JRmiQ Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.turkishnews.ru/kultura-turizm-otdyh-v-turcii/kultura-turcii/article/tureckaya-literatura Турецкая литература]. Новости Турции. Проверено 13 ноября 2012.
Ссылки
- [feb-web.ru/feb/ivl/vl8/vl8-6622.htm Турецкая литература на рубеже XIX—XX веков]
- Турция — статья из Большой советской энциклопедии.
Литература
- Т. Д. Меликли «История литературы Турции».- М., 2010
- Гениш Эйюн Турецкая литература: Биографии самых известных поэтов и писателей, направления их творчества и примеры произведений. М.: Издательство ЛКИ, 2008. — 464 с. ISBN 978-5-382-00442-6
- Кямилев Х. У истоков современной турецкой литературы. М., 1967.
- Алькаева Л. О. Очерки по истории турецкой литературы. М., 1959.
| ||||||||
| Серия статей о | |
| Турках | |
 | |
| Культура | |
|---|---|
| Этнические группы | |
| Исторические общности | |
| Диаспора | |
| Родственные народы | |
| Диалекты турецкого языка | |
| Традиционный ареал обитания | |
| Религия | |
| История • Тюркизация • Пантюркизм | |
| Портал «Турция» |
Отрывок, характеризующий Литература ТурцииВместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал. Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше. Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам. Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке. В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку. – Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва? – Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной. – Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он. – Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца. – Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно! – Ну да. – Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу… – Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.) – А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф! – Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу. – Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу… – А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке. Дядюшка ехал насупившись. – Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю! – Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась. Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно. – Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу. – Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку. – Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему. – Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что. «Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!» – Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш! – Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет. – Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный. – Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время. Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки. «Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки. Навигация | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||