Нахичеванский, Исмаил Хан Эхсан Хан оглы

Исмаил Хан Нахичеванский
азерб. İsmayıl xan Ehsan xan oğlu Naxçıvanski
Дата рождения	5 января 1819(1819-01-05)
Место рождения	Нахичевань, Нахичеванское ханство
Дата смерти	10 февраля 1909(1909-02-10) (90 лет)
Место смерти	Нахичевань, Эриванская губерния
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1839—1908
Звание	Генерал от кавалерии
Командовал	«Конница Кянгерлы», Эриванская бекская дружина, Эриванский конно-иррегулярный полк
Сражения/войны	Крымская война Русско-турецкая война 1877—1878: Баязетское сидение
Награды и премии

Исмаил Хан Эхсан Хан оглы Нахичева́нский (азерб. İsmayıl xan Ehsan xan oğlu Naxçıvanski; 5 января 1819 — 10 февраля 1909) — российский военачальник, генерал от кавалерии (18.08.1908).

Начало военной карьеры

Исмаил Хан Нахичеванский родился 5 января 1819 года в семье правителя Нахичевани Эхсан Хана (1789—1846), перешедшего в подданство России. Получил начальное образование в Тифлисской дворянской гимназии. С юных лет под командованием отца, служил в «Коннице Кянгерлы». В 1837 году «Конница Кянгерлы» в качестве почётного конвоя сопровождала прибывшего на Кавказ императора Николая I. В составе почётного конвоя находился и 18-летний Исмаил Хан. В числе других конвойцев он был награждён императором серебряной медалью на ленте ордена Святого Владимира. Службу в российской императорской армии Исмаил Хан начал в 1839 году в Варшаве в Закавказском конно-мусульманском полку наибом (помощник командира сотни). «За отличие по службе» во время смотров и манёвров под Варшавой в 1840 году произведён в прапорщики 28 октября 1840 года. 27 декабря 1841 года Исмаил Хан был произведён в поручики, а 3 марта 1845 года штабс-капитан Исмаил Хан высочайшим приказом был назначен состоять по армейской кавалерии при Отдельном Кавказском корпусе. 19 сентября 1847 года он был назначен начальником «Конницы Кянгерлы». За отличие по службе 5 февраля 1853 года был произведён в капитаны.

Восточная (Крымская) война

16 октября 1853 года началась Восточная (Крымская) война. 10 ноября Исмаил Хан был назначен начальником Эриванской бекской дружины, вошедшей в состав Эриванского отряда русских войск. С 1 мая по 5 декабря 1854 года он был помощником командира 4-го конно-мусульманского полка. С 22 апреля по 5 июля принимал участие в боестолкновениях с противником в районе Игдыря, Караван Сарая, Оргова. 17 июля в составе Эриванского отряда под общим командованием генерал-лейтенанта барона Карла Карловича Врангеля, участвовал в разгроме 12 тысячного корпуса Селим-паши на Чингильских высотах и последующим занятии Баязета 19 июля. В дальнейшем участвовал в действиях в районе Абас-геля, Мысуна, Дутаха, Диадина, Кара-килиса, Алашкерта (Топрак-кала) и т. д. За боевые заслуги 4 августа 1855 года он был переведён в лейб-гвардии казачий Его Величества полк с переименованием в ротмистры, а 13 октября 1856 года был награждён орденом Святого Станислава 3-й ст. с мечами.

Между двумя войнами

3 апреля 1860 года Исмаил Хан был произведён в полковники. 22 сентября 1867 года высочайшим приказом за выслугу в офицерских чинах 25 лет гвардии полковник Исмаил Хан был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом. В январе 1868 года шахом персидским был пожалован орденом Льва и Солнца 2 степени со звездой. 28 сентября 1872 года «за отличие по службе» был награждён орденом Святого Станислава 2-й степени с императорской короной.

Баязетское сидение

Исмаил Хан Нахичеванский прославился во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов. 17 апреля 1877 года войска Эриванского отряда под общим командованием генерал-лейтенанта Арзаса Тергукасова, в составе которых находился и Исмаил Хан, перешли русско-турецкую границу и через Чингильский перевал вышли к Баязету. Турки, узнав о подходе больших сил русских войск, оставили крепость. 18 апреля Баязет был занят небольшим отрядом во главе с подполковником А. Ковалевским, командиром 2-го батальона 74-го пехотного Ставропольского полка 19-й пехотной дивизии. Ковалевский был назначен командующим войсками Баязетского округа. Основные же силы Эриванского отряда продолжили движение вглубь территории противника. 24 мая подполковника Ковалевского на посту командующего войсками округа сменил прибывший в Баязет с пополнением из двух рот 73-го пехотного Крымского полка той же дивизии подполковник Г. Пацевич. Комендантом крепости был назначен капитан Ф. Э. Штоквич.

5 мая 1877 года приказом главнокомандующего Кавказской армией великого князя Михаила Николаевича полковник Исмаил Хан был назначен командиром вновь формировавшегося Эриванского конно-иррегулярного полка. Полк вошёл в состав конно-иррегулярной бригады генерал-майора Келбали Хана Нахичеванского, младшего брата Исмаил Хана. Бригада имела задачей прикрытие государственной границы от возможного вторжения неприятеля на территорию Эриванской губернии.

4 июня генерал-майор Келбали Хан, получив от подполковника Пацевича сведения о движении турок со стороны Вана к Баязету, обратился к начальнику Эриванского отряда генералу Тергукасову за разрешением отправить подкрепления гарнизону Баязета, однако получил отказ. На следующий день Пацевич сообщил Келбали хану, что турецкая конница рекогносцирует дороги к Баязету, и запросил помощи. Келбали Хан вновь обратился к генералу Тергукасову за разрешением. На этот раз соответствующий приказ был получен. В тот же день, 5 июня, генерал Келбали Хан отправил в Баязет 3 сотни Эриванского конно-иррегулярного полка во главе с Исмаил Ханом. 6 июня подполковник Пацевич решил провести разведку, и выступил с двумя ротами пехоты под командованием подполковника Ковалевского и одной сотней казаков из крепости к Вану. Столкнувшись с многократно превосходящими войсками противника, отряд Пацевича, неся серьёзные потери, стал отходить к крепости. Был тяжело ранен и скончался на носилках подполковник Ковалевский. Создалась критическая ситуация. В этот момент к Баязету, после многочасового перехода, подошли сотни Эриванского конно-иррегулярного полка во главе с Исмаил Ханом. Со своими ещё необстрелянными бойцами Исмаил Хан вступил в неравный бой с превосходящими силами противника.

Из рапорта коменданта Баязета капитана Штокфиша (так в документе) Его Императорскому Высочеству Главнокомандующему Кавказской армией великому князю Михаилу Николаевичу от 4 июля 1877 года № 116:

противник в числе до 7000 человек делает обходное движение по гребню Кизил-дага, дабы отрезать нашим отступление в город. Исмаил-хан сделал быстрое передвижение влево, спешил свои сотни и, занявши заняв хорошую позицию, метким огнём приостановил обходное движение, удерживая неприятеля часа два…

Когда отступающая колонна, отстреливаясь, подходила к крепостным воротам, она оказалась заблокирована большим стадом ослов, гружёных сухарями, так как крепостной провиантмейстер решил перевести свои склады из города в цитадель именно в этот день. Произошла большая неразбериха под убийственным огнём противника, которая привела к тяжёлым людским и материальным потерям — весь провиант, ослы, лошади казаков и милиционеров достались неприятелю. Несмотря на тяжёлые потери, уцелевшей части отряда Пацевича и остаткам сотен Исмаил Хана всё же удалось отойти в цитадель под защиту крепостных стен. Гарнизон крепости состоял из шести рот пехоты, трёх сотен казаков, двух орудий и остатков Эриванского конно-иррегулярного полка. Всего, с учётом понесённых потерь, около 1300 человек. Цитадель не была подготовлена к осаде, так как комендант крепости не отдал своевременно распоряжений о создании запасов воды, а продовольственный склад гарнизона разместил в городе, и провизия доставлялась в цитадель по потребности. Осаждавшие отвели ручей, из которого в крепость по трубам поступала вода. Провизии оставалось не более чем на три дня. В таких условиях началась 23-дневная оборона крепости Баязет, длившаяся с 6 по 28 июня и вошедшая в историю как «Баязетское сидение». Из воспоминаний Исмаил Хана:

…Положительных сведений об отряде Тергукасова не было; напротив, в гарнизон проникли слухи о том, что он окружён и чуть-ли не уничтожен, что отнимало всякую надежду на выручку извне, и, конечно не могло не оказывать влияния в известной мере на настроении людей… В разговорах со мной подполковник Пацевич и ещё человека два-три неоднократно высказывались в том смысле, что исходом нашего сидения может быть одна только неминуемая гибель, если мы не сдадимся. Я, конечно, не отрицал возможности подобного конца, но всегда повторял при этом, что я никогда не соглашусь на сдачу Баязета еще и потому, что я — мусульманин. Я знаю, что именно этому обстоятельству припишут сдачу, если бы на неё побудили даже тысячи других причин…

Уже на третий день блокады жара, жажда и голод начали приводить осаждённых в отчаяние. Офицеры и нижние чины собирались группами и обсуждали сложившееся положение. Начали раздаваться голоса с призывом к капитуляции. Из воспоминаний Исмаил Хана:

Лица говоривших были пасмурны. Не менее сурово выглядели и слушатели. — Могло случиться и хуже! — Воскликнул вдруг молодой артиллерийский офицер, стоявший в толпе других, но фамилию которого, к сожалению, я не помню. — Ведь трижды не умирать?! Будем бороться, пока ноги держат, а там, что Бог пошлет! Я молча протянул руку этому офицеру и сказал остальным, что главное не падать духом и не терять надежды, так как нас выручат, во что бы то ни стало…

Молодой артиллерийский офицер, о котором вспоминал полковник Исмаил Хан, был командир 4-го взвода 4-й батареи 19-й артиллерийской бригады поручик Николай Константинович Томашевский.

Утром 8 июня турки большими силами под командованием бывшего коменданта города Кямал Али-паши предприняли мощную атаку на цитадель. Поддавшись панике, подполковник Пацевич с согласия ряда других офицеров, в том числе и коменданта крепости Штоквича, принял решение о сдаче Баязета. Огонь был прекращён и над стенами крепости был поднят белый флаг. Исмаил Хан в это время находился у изголовья тяжело раненного сына, прапорщика Эриванского конно-иррегулярного полка Амануллы Хана Нахичеванского. О том, что над Баязетом поднят белый флаг, ему сообщил поручик Томашевский. Из воспоминаний Исмаил Хана:

…ко мне влетел вдруг артиллерийский офицер, о котором я говорил раньше. Он был взволнован. — Полковник, сдают крепость! — воскликнул он. — Что вы говорите, как сдают?! — вскочил я, как ужаленный. — Пацевич поднял белый флаг и огромная масса турок уже хлынула к нашим воротам, — объяснил офицер. После этого я выскочил во двор, где толпилась масса офицеров и солдат, и действительно вижу: на громадном шесте, прикреплённом к стене цитадели, высоко развевается белый флаг, а возле стоят Пацевич и несколько других офицеров. — Господа, что вы делаете?!… — крикнул я. — На то ли мы принимали присягу, чтобы малодушной сдачей опозорить себя и русское оружие?!… Стыдно!… Пока в жилах наших остается хоть капля крови, мы обязаны перед Царём бороться и отстаивать Баязет!… Кто вздумает поступить иначе, тот — изменник, и того я прикажу расстрелять немедленно! Долой флаг, стреляй ребята!…

С этого момента, по сути отстранив подполковника Пацевича, полковник Исмаил Хан Нахичеванский на правах старшего по званию, по собственной инициативе, вступил в командование гарнизоном Баязета. Стрельба возобновилась, и одним из первых был смертельно ранен Пацевич, причём ранен он был в спину. По некоторым данным, выстрел был произведён одним из офицеров гарнизона. После того, как белый флаг был сорван и атака турок отбита, Исмаил Хан назначил войскового старшину 2-го Хопёрского полка Кубанского казачьего войска Олимпия Никитича Кванина своим помощником по приведению в исполнение всех распоряжений по обороне Баязета. Вступив в командование гарнизоном, Исмаил Хан Нахичеванский организовал оборону крепости и в тяжёлых условиях, без воды и провианта, удерживал её до подхода основных сил русской армии. Когда прибывший в цитадель очередной парламентёр, перебежавший к врагу после начала войны, заявил Исмаил Хану, что если гарнизон не капитулирует, то он будет перевешан, Исмаил Хан ответил, что вначале будет повешен сам парламентёр, как изменник, и это приказание было немедленно выполнено. После снятия блокады с крепости из всех её защитников полковник Исмаил Хан Нахичеванский был удостоен самых высоких наград. Высочайшим приказом от 19 декабря 1877 года «за боевые отличия» он был награждён чином генерал-майора, а 31 декабря 1877 года «за примерную храбрость и распорядительность, оказанные во время блокады Баязета в июне 1877 года», удостоен ордена «Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени».

Последующая карьера

28 октября 1890 года исполнилось 50 лет службы Исмаил Хана Нахичеванского в офицерских чинах. В этот день юбиляром были получены многочисленные поздравления. Из телеграммы военного министра:

Государь Император, по случаю исполнившегося сего числа пятидесятилетия службы Вашей в офицерских чинах, Всемилостивейше соизволил произвести Вас в Генерал-Лейтенанты, с оставлением при войсках Кавказского Военного Округа и с производством жалования по чину из усиленного оклада по 2034 рубля в год. Поздравляю Ваше Превосходительство с Монаршей милостью и с днем юбилея. Военный Министр Генерал-Адъютант Ванновский

Из телеграммы Великого князя Михаила Николаевича:

Генерал-Лейтенанту Исмаил Хану. Поздравляю Вас с знаменательным днем Вашей жизни и благодарю Вас за службу под Моим начальством. Михаил

14 июня 1908 года, в возрасте 89 лет, Исмаил Хан обратился с прошением об отставке к Николаю II. 18 августа 1908 года Император, принимая во внимание «весьма продолжительную и боевую службу генерал-лейтенанта Исмаил Хана» Высочайшим приказом произвёл его в генералы от кавалерии с увольнением от службы с мундиром и пенсией. За время службы Исмаил Хан стал Кавалером орденов Святого Георгия Победоносца 4-й ст., Святого Владимира 2-й ст., 3-ст., 4-ст. с бантом, Святой Анны 1-й ст., Святого Станислава 1-й ст., 2-й ст. с Императорской Короной, 3-й ст. с мечами. Ему было Высочайше разрешено принять и носить персидские ордена Льва и Солнца 1-й ст., 2-й ст. со Звездой, 3-й ст. Он был награждён многими медалями. Герой обороны Баязета генерал от кавалерии Исмаил Хан Нахичеванский скончался 10 февраля 1909 года в родном городе Нахичевань. На похоронах у изголовья генерала лежало 14 подушек с орденами.

Личность Исмаил Хана недавно вновь привлекла к себе внимание после выхода телесериала «Баязет» по одноимённому роману Валентина Пикуля, где Исмаил Хан был представлен как предатель, пытающийся сдать крепость врагу. Такая вольная трактовка исторических фактов вызвала протесты со стороны ряда российских историков.

Воинские звания

• В службу вступил (01.05.1839)
• Прапорщик (28.10.1840)
• Поручик (20.03.1844)
• Штабс-капитан (30.08.1847)
• Капитан (05.02.1853)
• Ротмистр гвардии (04.08.1855)
• Полковник (03.04.1860)
• Генерал-майор (19.12.1877)
• Генерал-лейтенант (28.10.1890)
• Генерал от кавалерии (18.08.1908)

Награды

российские:

• Орден Святого Станислава 3 ст. с мечами (1856)
• Орден Святого Владимира 4 ст. с бантом за 25 лет в офицерских чинах (1867)
• Орден Святого Станислава 2 ст. с императорской короной (1872)
• Орден Святого Георгия 4 ст. (31.12.1877)
• Орден Святого Владимира 3 ст. (1883)
• Орден Святого Станислава 1 ст. (1888)
• Орден Святой Анны 1 ст. (1901)
• Орден Святого Владимира 2 ст. (1907)

иностранные:

• Персидский Орден Льва и Солнца 3 ст. с алмазами (1846)
• Персидский Орден Льва и Солнца 2 ст. со звездой (1868)
• Персидский Орден Льва и Солнца 1 ст. (1903)

Семья

Был женат первым браком на Ханым-Джан Ханум (около 1819 — ?), дочери главы Кенгерлинского племени Новруз Ага. Вторым браком был женат на Шовкет Ханум, дочери Аббас-Кули Хана Эриванского. Имел девять детей:

• Старший сын Аманулла Хан Нахичеванский (Аман-Улла-Хан-Эксан-Ханов) (15 июня 1845 — около 1891) —В службу вступил 6 мая 1865 года в Собственный Его Величества Конвой оруженосцем. 1 ноября 1865 года произведён в юнкеры. По завершении установленного срока службы, 21 августа 1869 года произведён в прапорщики милиции с состоянием по армейской кавалерии. Награждён серебряной медалью «За службу в Конвое Государя Императора Александра Николаевича» на Аннинской ленте для ношения на шее. После начала русско-турецкой войны 1877—1878 гг. зачислен во вновь сформированный Эриванский конно-иррегулярный полк. 6 июня 1877 года в бою под Баязетом тяжело контужен. Участник 23—дневнего «баязетского сидения». 19 июня того же года «По Высочайше представленной власти Его Императорскому Высочеству Главнокомандующему Кавказской армией награждён орденом Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом». 19 декабря 1877 года «Высочайшим приказом» зачислен в лейб-гвардии Казачий полк корнетом. 28 марта 1882 года «Высочайшим приказом» произведён в поручики. Был женат на дочери генерал-майора князя Хасая Уцмиева и известной азербайджанской поэтессы Хуршидбану Бегум «Натаван» княжне Ханбике Ханум Уцмиевой (1855—1921).
• Старшая дочь Тарлан Ханум (13 октября 1848 года — ?). Была замужем за Аббас Кули Ханом Эриванским.
• Хадыр Ханум (15 июля 1850 года — ?)
• Бахман Хан (2 сентября 1851 года — ?)
• Хабиб Улла Хан (17 октября 1852 года — ?). Был женат на принцессе Навваб Ага Ханум, дочери принца Бахман Мирзы Каджара.
• Солтанат Ханум (20 октября 1855 года — ?)
• Азис Хан I (15 мая 1857 года — ?)
• Сона Бегум (20 февраля 1859 года — ?)
• Азис Хан II (15 января 1860 года — 10 апреля 1883 года). Прапорщик милиции.

Генеалогия

Мураде Халифе

Аббас Кули-хан (? — ок. 1810)

Келбали-хан (?—1823)

Керим-хан

Шейх Али-хан

Эхсан Хан (1789—1846)

Мамедсадыг-ага Келбалиханов

Исмаил Хан Нахичеванский (1819—1909)

Келбали Хан Нахичеванский (1824—1883)

Гончабейим (1827—?)

Мамед-хан

Гаджи Теймур

Минебейим

Аманулла Хан

Эхсан Хан (1855—1894)

Гусейн Хан (1858—1919)

Джафаркули Хан (1859—1929)

Хан Николай (1891—1912)

Татьяна (1893—1972)

Хан Георгий (1899—1948)

Келбали Хан (1891—1931)

Джамшид (1895—1938)

Никита (1924—1997)

Татьяна (1925—1975)

Мария (1927 г. р.)

Александра (1947 г. р.)

Джордж (1957 г. р.)

Владимир-Пьер (1993 г. р.)

София (1995 г. р.)

См. также

• Нахичеванский

Ссылки

• [nvo.ng.ru/history/2003-11-28/5_bayazet.html Рудольф Иванов. Оборона Баязета: Правда и вымысел]
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/68150. Большой энциклопедический словарь (БЭС). БАЯЗЕТ]
• [www.islam.ru/pressclub/histori/nahi4van/ Азербайджанский хан — генерал и герой России. Д. Макаров]
• [runivers.ru/lib/book4708/ Гизетти А. Л. Сборник сведений о георгиевских кавалерах и боевых знаках отличий кавказских войск. Тифлис, 1901] на сайте Руниверс
• Гизетти А. Библиографический указатель печатанным на русском языке сочинениям и статьям о военных действиях русских войск на Кавказе. Изд. Военно-Ученного комитета главного штаба. — СПг., 1901
• Ежегодник русской армии за 1878 г., часть II. — СПб., 1878
• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Памятник Восточной войны 1877—1878 гг. — СПб., 1878
• Ибрагим Багиров. Генералы племени Кянгерлы. — Баку, 1994
• [военная-энциклопедия.рф/советская-военная-энциклопедия/Б/Баязит Баязит] // А — Бюро военных комиссаров / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 1).</span>

Отрывок, характеризующий Нахичеванский, Исмаил Хан Эхсан Хан оглы

– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.