Хелльдорф, Вольф-Генрих фон

Вольф-Генрих фон Хелльдорф
нем. Wolf-Heinrich von Helldorf
обергруппенфюрер СА, обергруппенфюрер СС и генерал полиции Вольф-Генрих фон Хелльдорф
Имя при рождении:	Вольф-Генрих
Дата рождения:	14 октября 1896(1896-10-14)
Место рождения:	Мерзебург
Дата смерти:	15 августа 1944(1944-08-15) (47 лет)
Место смерти:	Берлин
Гражданство:	Германская империя Германская империя Веймарская республика Веймарская республика Третий рейх Третий рейх
Партия:	НСДАП
Основные идеи:	национал-социализм
Отец:	Филипп фон Хелльдорф
Вольф-Генрих фон Хелльдорф на Викискладе

Вольф-Генрих граф фон Хелльдорф (нем. Wolf-Heinrich von Helldorf, 14 октября 1896, Мерзебург — 15 августа 1944, Берлин) — немецкий политический и государственный деятель, активист НСДАП, обергруппенфюрер СА (1933), обергруппенфюрер СС, генерал полиции (1938), начальник полиции Потсдама и Берлина. Казнён за участие в заговоре против Гитлера.

Война, фрайкор, путч

Выходец из знатного дворянского рода. Родился в семье крупного землевладельца капитана Филиппа Хелльдорфа. Во время Первой мировой войны служил в кавалерии. Начинал в звании прапорщика, в 1915 году повышен до лейтенанта. В звании капитана был военным переводчиком Маттиаса Эрцбергера при заключении Компьенского перемирия.

Вольф-Генрих фон Хелльдорф придерживался крайне правых политических взглядов. После войны он был членом фрайкора под командованием Герхарда Россбаха. В 1920 году Хелльдорф принимал участие в Капповском путче, после провала на некоторое время бежал в Италию.

С 1921 по 1928 Хелльдорф занимался сельским хозяйством в своём поместье Вольмирштедт (Wohlmirstedt). Руководил местной организацией Стального шлема.

Нацистский депутат

С середины 1920-х годов Вольф-Генрих фон Хелльдорф снова включился в политику в качестве активного национал-социалиста. В 1924—1928 и 1932—1933 — депутат Прусского ландтага (парламента). Первоначально представлял Национал-социалистическое свободное движение (легальная нацистская организация, созданная для прикрытия после поражения Пивного путча). С 1930 года Хелльдорф состоял в НСДАП (членский номер 325408). В 1932 был председателем фракции НСДАП в ландтаге.

В 1931 году Вольф-Генрих фон Хелльдорф возглавил организацию нацистских штурмовиков в Берлине. Участвовал в организации и проведении первого крупного еврейского погрома в Веймарской республике 12 сентября 1931 года. Был привлечён к уголовной ответственности, но благодаря юридической помощи Роланда Фрейслера отделался небольшим штрафом.

Полицейский функционер

После прихода нацистов к власти в марте 1933 года Вольф-Генрих фон Хелльдорф был назначен начальником полиции Потсдама. По совместительству он возглавил отряды СС в Берлине. На этих постах он объявил, что за каждого убитого нациста погибнут десять марксистов.

В июле 1935 года Хелльдорф был назначен начальником общей полиции (ОРПО) Берлина. На этом посту он был известен активным преследованием берлинских евреев. В частности, Хелльдорф ввёл так называмое «пожертвование», которое еврей должен был заплатить, чтобы получить паспорт и возможность эмигрировать из Германии. Хелльдорф сыграл видную роль в погромах Хрустальной ночи, организации произвольных арестов, избиений, грабежей и убийств под предлогом разоружения евреев.

Яростный антисемитизм Хелльдорфа имел теневую сторону. Хелльдорф был известен беспорядочным и распутным образом жизни, постоянно находился в крупных денежных долгах. В 1931 за долги было продано его имение. Преследования берлинских евреев и вымогательство «пожертвований» было для него способом поправить собственное финансовое положение. Кроме того, постоянным кредитором Хелльдорфа был еврейский трюкач-«ясновидящий» Эрик Ян Хануссен, убитый штурмовиками 25 марта 1933. Альберт Шпеер с отвращением вспоминал, с какой алчностью Хелльдорф присваивал предметы роскоши в оккупированной Вене 1938 года.

Причастность к заговору

С 1938 Хелльдорф установил контакты с военной оппозицией. Важной причиной его переориентации было возмущение Делом Фрича — Бломберга. Он поддерживал контакты с Людвигом Беком, Эрвином фон Вицлебеном, Фридрихом Фроммом, Фридрихом Ольбрихтом, Фрицем-Дитлофом Шуленбургом — будущими руководителями и участниками антигитлеровского заговора. В 1944 году фон Хелльдорф имел контакт с Клаусом фон Штауффенбергом.

Заговорщики рассчитывали на помощь Хелльдорфа как главы берлинской полиции. Однако они переоценили его готовность к участию в перевороте. Хелльдорф пытался подстраховать себя ограниченнотью своей причастности. Его участие не дало ожидаемого эффекта.

Расследование гестапо быстро установило причастность фон Хелльдорфа. Народная судебная палата под председательством Роланда Фрейслера вынесла ему смертный приговор. 15 августа 1944 года Вольф-Генрих фон Хелльдорф был повешен в берлинской тюрьме. Гитлер и Гиммлер высказались по этому поводу с резкими комментариями, отметив как характерный признак известную непорядочность Хелльдорфа в денежных делах.

Отзывы и память

Несмотря на формальную причастность, Вольф-Генрих фон Хелльдорф практически не упоминается среди участников германского Сопротивления или Заговора 20 июля 1944. Отзывы о нём носят крайне негативный характер. В то же время его называют «яркой и противоречивой фигурой Третьего рейха» — жестокость и коррумпированность сочетались у Хелльдорфа с тягой к независимости и способностью к самостоятельному мышлению.

Персонаж Фейхтвангера

Граф фон Хелльдорф послужил прообразом графа Цинздорфа — персонажа романа Лиона Фейхтвангера Братья Лаутензак, нацистского карателя и хладнокровного убийцы, надменного аристократа, позволявшего себе игнорировать приказы самого Гитлера. Сюжетная линия романа, касающаяся отношений Ульриха Цинздорфа с Оскаром Лаутензаком — денежная задолженность Цинздорфа и спровоцированный им конфликт, кончившийся гибелью Лаутензака — взята из биографии Хелльдорфа. Прообразом Лаутензака явился Эрик Ян Хануссен.

Литература

• Bruno Frei: Der Hellseher. Leben und Sterben des Erik Jan Hanussen 2.Aufl. 1980 ISBN 3-922009-33-6
• Ted Harrison: [www.ifz-muenchen.de/heftarchiv/1997_3.pdf «Alter Kämpfer» im Widerstand. Graf Helldorff, die NS-Bewegung und die Opposition gegen Hitler.] (pdf, 6,5 MB) In: Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 45(1997), S. 385—423.

Ссылки

• [www.reichstag-abgeordnetendatenbank.de/selectmaske.html?pnd=119528789&recherche=ja Verhandlungen des Deutschen Reichstags] (нем.). reichstag-abgeordnetendatenbank.de. Проверено 16 августа 2012. [www.webcitation.org/6B7aPUvQS Архивировано из первоисточника 3 октября 2012].
• [www.bundesarchiv.de/aktenreichskanzlei/1919-1933/0000/adr/adrhl/kap1_1/para2_180.html «Akten der Reichskanzlei. Weimarer Republik» Online «Helldorff, Wolf-Heinrich Graf von» (1.180:)] (нем.). bundesarchiv.de. Проверено 16 августа 2012. [www.webcitation.org/6B7aQ7Boa Архивировано из первоисточника 3 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Хелльдорф, Вольф-Генрих фон

– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.