Песет, Хуан Антонио

Хуан Антонио Песет Juan Antonio Pezet
16-й президент Перу
5 августа, 1863 — 25 апреля, 1865
Предшественник:	Педро Диас Кансеко
Преемник:	Мариано Игнасио Прадо
17-й президент Перу
24 июня, 1865 — 8 ноября, 1865
Предшественник:	Мариано Игнасио Прадо
Преемник:	Педро Диас Кансеко
Рождение:	11 июня 1809(1809-06-11) Лима
Смерть:	24 марта 1879(1879-03-24) (69 лет) Лима
Место погребения:	«Пастор Матиас Маэстро»

Хуан Антонио Песет (исп. Juan Antonio Pezet; 11 июня 1809, Лима — 24 марта 1879, Лима) — перуанский военный и политический деятель, занимал посты премьер-министра, вице-президента и президента республики Перу с 1863 по 1865 год.

Биография

Хуан Антонио Песет родился в столице в городе Лима 11 июня 1809 года в семье доктора Хосе Песет Монеля, перуанского врача, журналиста, писателя и парламентария, одного из героев войны за независимость Перу. Дед Хуана Антонио Песеты был французским переселенцем прибывшим в Перу в 1765 году.

В детстве Песет недолгое время обучался в иезуитском колледже Сан-Карлоса. Когда войска Хосе де Сан Мартина с освободительной армией вынудили покинуть Лиму испанского вице-короля в 1821 году Хуан Антонио Песет в двенадцатилетнем возрасте присоединился к армии освободителей в звании подпоручика. В 1823 году он получил звание лейтенанта, и под командованием Боливара и Сукре участвовал в сражениях при Хунин и при Аякучо.

Звание капитана Песет получил в 1828 году. В 1835 году в звании полковника участвовал в войне против Перу-боливийской конфедерации на стороне Августина Гамарры с целью восстановления суверенитета Перу.

В 1862 году Песет был выбран вице-президентом Перу, при президенте генерале Мигеле де Сан-Романе. В 1863 году, после смерти президента Сан-Романа и краткого правления временных Кастильи и Диаса Консеки, Хуан Антонио Песет стал президентом республики Перу.

Президентство

Самое важное событие случившееся во время правления Песеты это развязавшаяся Война с Испанией пытавшейся вернуть себе бывшие колонии в Южной Америке.

14 апреля 1864 года, так и не предъявив ультиматум, как того требовали полученные Салазаром-и-Масаредо инструкции, испанская эскадра покинула рейд Кальяо и высадила десант на островах Чинча. Острова представляли огромную ценность для Перу — экспортные пошлины на добывавшееся на островах гуано составляли более 60 % доходов государственного бюджета страны. Перуанские рабочие были изгнаны с острова, находящиеся на рейде суда захвачены, и над островами был поднят испанский флаг.

Хосе Антонио Песет, был вынужден был вступить в осторожные переговоры с испанцами; газеты тех лет критиковали его за нерешительность, называя «современным Атауальпой». Однако в тот момент перуанский флот находился в плачевном состоянии — в его составе были лишь фрегат «Амасонас» и шхуна «Тумбес-и-Лоа». Они не могли оказать испанской эскадре серьёзного сопротивления. Поэтому, желая выиграть время, Песет послал в Европу полковника Франсиско Болоньези Сервантеса для приобретения кораблей и вооружения. Результатом этой поездки была покупка кораблей «Уньон» (исп. Unión, «Союз»), «Америка», «Уаскар» (исп. Huáscar) и «Индепенденсиа» (исп. Independencia, «Независимость»); правда, последние два прибыли в Тихий океан уже после окончания военных действий.

Начатые Песетом переговоры потерпели крах. Тем временем испанская группировка была усилена кораблями «Королева Бланка» (исп. Reina Blanca), «Беренгела» (исп. Berenguela), «Вилья де Мадрид» (исп. Villa de Madrid) и броненосцем «Нумансия» (исп. Numancia). Во главе эскадры встал прибывший с подкреплением из Испании вице-адмирал Хосе Мануэль Пареха, бывший морской министр Испании.

Боевые действия начались 25 января 1865 года: эскадра блокировала Кальяо и потребовала в течение 24 часов принять все условия испанцев.

Опасаясь худшего, Песет поспешил подписать договор Виванко—Пареха. Договор был подписан на борту корабля «Вилья де Мадрид» (Мануэль Игнасио Виванко представлял на переговорах перуанское правительство). В соответствии с договором Перу признавало испанского посланника Салазара-и-Масаредо и обязалось выплатить Испании 3 млн песо в качестве компенсации расходов; в обмен Испания возвращала Перу острова Чинча.

Подписание этого договора не нашло широкого понимания в перуанском обществе. Большинство перуанцев считало договор унизительным для страны, в Перу начались народные волнения. Отсутствие какой либо реакции Песеты на это привело к ещё большему негодованию народа, в результате приведшему к многомесячному противостоянию и массовым волнениям закончившимся революцией возглавленной генералом Мариано Игнасио Прадо который в результате отстранил президента Песету от власти 6 ноября 1865 года.

Отрывок, характеризующий Песет, Хуан Антонио

– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.