Эстиль, Фруде

Спортивные награды
Лыжные гонки
Олимпийские игры
Серебро	Солт-Лейк-Сити 2002	15 км
Золото	Солт-Лейк-Сити 2002	преследование 10+10 км
Золото	Солт-Лейк-Сити 2002	эстафета 4×10 км
Серебро	Турин 2006	дуатлон 15+15 км
Чемпионаты мира
Серебро	Лахти 2001	30 км классика
Золото	Лахти 2001	эстафета 4×10 км
Бронза	Валь-ди-Фьемме 2003	30 км классика
Бронза	Валь-ди-Фьемме 2003	15 км классика
Золото	Валь-ди-Фьемме 2003	эстафета 4×10 км
Бронза	Оберстдорф 2005	дуатлон 15+15 км
Золото	Оберстдорф 2005	эстафета 4×10 км
Золото	Оберстдорф 2005	50 км классика
Серебро	Саппоро 2007	50 км классика
Чемпионаты мира среди военных
Бронза	Эстерсунд 2004	15 км
Золото	Эстерсунд 2004	команда 15 км
Биатлон
Чемпионаты мира среди военных
Золото	Эстерсунд 2004	гонка патрулей 25 км

Фруде Эстиль (норв. Frode Estil, род. 31 мая 1972 в Лиерне, Норвегия) — известный норвежский лыжник, двукратный олимпийский чемпион 2002 года, 4-кратный чемпион мира. Всего за карьеру выиграл 13 наград Олимпийских игр и чемпионатов мира.

Свою первую награду на высшем международном уровне выиграл лишь в возрасте 28 лет. В 2001 году был признан лучшим спортсменом Норвегии. В 2007 году был удостоен Холменколленской медали. Завершил карьеру в 2007 году. Женат, 2 детей.

Достижения

Олимпийские игры

• 2 золота — эстафета и дуатлон в 2002 году (в дуатлоне разделил золото с Томасом Альсгордом)
• 2 серебра — 15 км в 2002 году и гонка преследования в 2006 году

Чемпионаты мира

• 4 золота — эстафета (2001, 2003 и 2005) и 50 км в 2005 году
• 2 серебра
• 3 бронзы

Интересные факты

• В Солджер Холлоу в Солт-Лейк-Сити, где Эстиль выиграл 2 золота и 1 серебро на Олимпиаде-2002, в его честь назван один из холмов
• Является поклонником английского футбольного клуба «Лидс Юнайтед»

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/es/frode-estil-1.html Эстиль на Олимпийских играх]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Эстиль, Фруде

– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.