Австралия во Второй мировой войне

3 сентября 1939 года, вскоре после вторжения немцев в Польшу, Австралия объявила Германии войну, тем самым вступив во Вторую мировую войну. В вооружённых силах страны в годы войны служило 993 тысячи человек из 6,9 млн человек населения страны. Австралийские военные соединения принимали участие в операциях на территории Европы, Северной Африки, а также в юго-западной части Тихого океана. Кроме того, территория Австралии впервые в истории подверглась прямому нападению противника. Всего, за годы войны, от действий противника погибло 27 073 австралийца, ещё 23 477 было ранено.

Фактически, в период между 1939 и 1945 годами Австралия участвовала в двух войнах. В рамках Британского Содружества наций воевала против Германии и Италии в Европе и Северной Африке. В союзе с Соединенными Штатами и Великобританией принимала участие в военных действиях против Японии. С началом полномасштабной войны на Тихом океане большая часть австралийских войск была выведена со Средиземного моря. Тем не менее, многие австралийские соединения продолжали воздушную борьбу против Германии. С 1942 до начала 1944 года австралийские войска играли ключевую роль в войне на Тихом океане, так как представляли большинство союзных сил в его юго-западной части. С середины 1944 года Австралия, в основном, принимала участие в боях на второстепенных фронтах, при этом продолжая наступательные операции против Японии вплоть до окончания войны.

Вторая мировая война внесла серьёзные изменения в австралийскую экономику, внутреннюю и внешнюю политику. Она ускорила процесс индустриализации, привела к росту и развитию вооружённых сил. В плане внешней политики, Австралия больше стала ориентироваться на США, чем Великобританию. Косвенным результатом войны стало внутреннее преобразование австралийского общества — оно стало более разнородным и космополитическим.

Начало войны

К моменту объявления войны Германии, 3 сентября 1939, австралийские сухопутные силы насчитывали 3 тысячи кадровых военных и 80 тысяч резервистов. Военно-морские силы — 2 тяжелых крейсера («Австралия», «Канберра»), 4 лёгких крейсера («Сидней», «Хобарт», «Перт», «Аделаида»), 5 миноносцев, 4 шлюпа, плавбаза и сетевой заградитель. Военно-воздушные силы — 246 самолётов (в основном устаревших).

15 сентября 1939 премьер-министр Австралии объявил о начале формирования Австралийских имперских сил (AIF) — экспедиционных сил для отправки за пределы Австралии, первоначально — 6-й пехотной дивизии и вспомогательных частей общей численностью 20 тысяч солдат и офицеров. Дивизия была сформирована в октябре-ноябре 1939, и отправлена в Египет в начале 1940 года, где должна была завершить обучение и получить вооружение от Великобритании.

Ещё три пехотные дивизии AIF (7-я, 8-я и 9-я), а также штаб 1-го корпуса и вспомогательные подразделения, были сформированы в первой половине 1940 года.

Северная Африка, Средиземноморье и Ближний Восток

В 1940-41 годах в этот регион были отправлены 3 пехотные дивизии, а также несколько эскадрилий и боевые корабли.

Северная Африка

Первые боевые действия австралийцев начали моряки. Летом 1940 на Средиземном море, в Александрии, вместе с британским флотом базировались австралийский крейсер «Сидней» и 5 старых австралийских миноносцев (прозванные «флотилией металлолома»). После вступления 10 июня 1940 во Вторую мировую войну Италии, крейсер «Сидней» потопил итальянский эсминец, а миноносец «Вояджер» — подводную лодку. 19 июля 1940 «Сидней», во взаимодействии с британскими эсминцами, вступил в бой против двух итальянских крейсеров и потопил один из них.

Австралийская пехота начала боевые действия в Итальянской Ливии в ходе операции «Компас», успешном наступлении войск Британского Содружества в декабре 1940 — феврале 1941. Хотя 6-я австралийская пехотная дивизия ещё не была полностью оснащена, она выполнила поставленную ей задачу по взятию итальянских укреплённых узлов. При поддержке 7-й британской танковой дивизии в Бардии было взято в плен 40 тысяч итальянцев. Затем австралийцы взяли Тобрук, захватив в плен ещё 25 тысяч итальянцев. 4 февраля 1941 6-я австралийская дивизия взяла город Бенгази. После этого 6-я дивизия была отведена (для последующей отправки в Грецию), её сменила 9-я австралийская дивизия.

В конце марта 1941 немецкие войска, высадившиеся в Северной Африке (Африканский корпус генерала Роммеля), начали наступление и вынудили силы Британского Содружества отступить к Египту. 9-я австралийская дивизия прикрывала этот отход, а 6 апреля 1941 получила приказ оборонять стратегически важный портовый город Тобрук, в течение не менее двух месяцев. В ходе длительной осады, 9-я австралийская дивизия, усиленная одной бригадой 7-й австралийской дивизии и британской артиллерией и танками, упорно отражала многочисленные атаки немецкой пехоты и танков. Снабжение гарнизона Тобрука осуществляли «металлоломные» австралийские миноносцы, два из них были потоплены. В сентябре-октябре 1941, после полугода осады, большинство австралийцев в Тобруке были заменены британской дивизией, однако оборона Тобрука обошлась австралийцам в 3 тысячи потерь, в том числе более 800 убитыми.

В этих боях в Северной Африке также принимали участие 2 австралийские эскадрильи.

Греция, Крит и Ливан

В марте 1941 года в Грецию, для отражения немецкого нападения, был отправлен экспедиционный корпус Британского Содружества в составе 6-й австралийской дивизии, 2-й новозеландской дивизии и 1-й британской танковой бригады.

Немецкое вторжение в Грецию началось 6 апреля 1941, греческие войска и силы Содружества не смогли противостоять превосходящим силам противника, были вынуждены отступать. В конце апреля войска союзников были эвакуированы из материковой Греции. В ходе боёв австралийцы потеряли 320 человек убитыми и 2 тысячи пленными.

Большая часть 6-й австралийской дивизии была эвакуирована в Египет, а 19-я бригада была высажена на Крите. В боях, начавшихся там после высадки 20 мая 1941 немецкого десанта, австралийцы потеряли более 3 тысяч человек (большинство из них попало в плен).

В июне-июле 1941 года 7-я австралийская дивизия и 17-я бригада 6-й дивизии участвовали в Ливанско-Сирийской кампании против французских войск, перешедших на сторону Германии. Сломив упорную оборону французов, австралийцы заняли весь Ливан и взяли Бейрут 12 июля 1941. Остатки французских войск во главе с их командующим сдались австралийцам.

Эль-Аламейн

После начала в декабре 1941 войны с Японией, 6-я и 7-я австралийские дивизии были возвращены в Австралию. Австралийские боевые корабли также ушли из Средиземного моря. На Ближнем Востоке осталась только 9-я австралийская дивизия, но и она перестала получать пополнение из Австралии.

В середине 1942 года немецко-итальянские силы разбили войска Содружества в Ливии, и вступили в северо-западную часть Египта. В июне 1942 британская 8-я армия располагалась в 100 км западнее Александрии, 9-я австралийская дивизия получила приказ закрепиться на северном участке линии обороны. Австралийцы сыграли важную роль в первом сражении за Эль-Аламейн, где было остановлено наступление немцев и итальянцев. В сентябре 1942 9-я дивизия стала совершать атаки на позиции противника.

В октябре 1942 9-я австралийская дивизия и австралийские эскадрильи участвовали во втором сражении за Эль-Аламейн. 8-я британская армия перешла в наступление. 9-я дивизия в тяжёлых боях прорвала немецкую оборону, но понесла тяжёлые потери.

В январе 1943 дивизия была отправлена из Египта в Австралию.

Тунис, Сицилия и Италия

После вывода 9-й австралийской дивизии в Северной Африке остались несколько австралийских эскадрилий, поддерживавшие наступление британской 8-й армии в Ливии, затем в Тунисе. Два австралийских миноносца также участвовали в высадке войск союзников в Северной Африке в ноябре 1942.

Австралийцы сыграли небольшую роль в Итальянской кампании. В мае-ноябре 1943 в Средиземном море находились 8 австралийских корветов, содействовавшие высадке войск союзников в Сицилии. 239-е авиационное крыло и 4 австралийские эскадрильи также принимали участие в Сицилийской кампании, и содействовали высадке в Италии в сентябре 1943.

В Британии и Западной Европе

Австралийцы участвовали в обороне Великобритании в течение всей войны. Во время «Битвы за Британию» в 1940 году более 100 австралийских лётчиков сражались вместе с британскими ВВС. С июня 1940 по январь 1941 в Великобритании также были размещены две австралийские пехотные бригады, входившие в состав британских мобильных сил для отражения возможной высадки немцев на острове. С 1941 года в Великобритании находились несколько австралийских эскадрилий, защищавших от налётов немецких бомбардировщиков, а с середины 1944 — от Фау-1.

Две австралийские эскадрильи участвовали в «Битве в Атлантике». Они потопили 12 немецких подводных лодок. Одна австралийская эскадрилья некоторое время в 1942 году базировалась на севере СССР (в Ваенге). Несколько австралийских боевых кораблей участвовали в эскортировании караванов в Атлантике.

Австралийцы принимали активное участие в стратегических бомбардировках Германии, а также в авиаподдержке высадки в Нормандии и наступления войск союзников во Франции и Германии. Около 13 тысяч лётного и наземного персонала служили во многих британских и в пяти австралийских эскадрильях в составе британских бомбардировочных сил с 1940 года и до конца войны.

Война на Тихом океане

В декабре 1941 австралийские вооружённые силы в регионе состояли из 8-й пехотной дивизии, размещённой в Малайе, и восьми частично обученных и экипированных дивизий на территории Австралии. В австралийских авиачастях было 373 самолёта, большинство из них устаревшие и учебные. Флот располагал в австралийских водах тремя крейсерами и двумя эсминцами. Кроме того дополнительно были переданы и построены — тяжёлый крейсер «Шарпшир», 4 эсминца, 15 тральщиков, 6 фрегатов, шлюп и 3 сетевых заградителя. Собственные потери флота за годы войны составили — лёгкий крейсер, эсминец и шлюп.

Малайя и Сингапур

К началу японского нападения в Малайе находилась австралийская 8-я пехотная дивизия (неполного состава) и 4 авиаэскадрильи. Они были размещены в Джохоре, на юге Малайи, там же располагались несколько индийских частей.

14 января 1942 австралийцы вступили в боевой контакт с японской 25-й армией, и под натиском превосходящих по численности японских сил 31 января отошли с боями в Сингапур, понеся большие потери — подразделения дивизии потеряли до половины личного состава (из них 145 раненых австралийцев попало в плен, все они, вместе с пленными индийцами, были убиты японскими императорскими гвардейцами по приказу командира гвардейской дивизии генерала Нисимуры).

Остатки 8-й австралийской дивизии по приказу командующего британскими войсками в Сингапуре генерал-лейтенанта Персиваля были размещены на северо-западном участке острова. Командующий полагал, что японцы будут штурмовать северо-восточный участок, и разместил там британскую 18-ю дивизию полного состава.

Однако 8 февраля 1942 японцы после многочасовых артобстрелов и бомбардировок высадились именно на австралийском участке обороны. Австралийцы упорно сопротивлялись в течение двух дней тяжёлых боёв, но не смогли сдержать напор японцев. Генерал Персиваль не послал помощь австралийцам, поскольку был твёрдо уверен, что это всего лишь отвлекающий манёвр японцев.

15 февраля 1942 британский генерал Персиваль лично, с белым флагом в руках, явился к японцам и сдал все оставшиеся под его командованием войска и весь Сингапур японцам. В Японии это было отмечено как национальный праздник — каждой семье власти выдали по пакетику бобов, а всем детям до 13 лет — по леденцу. В Сингапуре тем временем японские войска методично уничтожали китайских жителей, а всех европейцев и индийцев Сингапура поместили в концлагеря.

Индонезия и Тимор

В первые недели войны против Японии два батальона австралийской 23-й пехотной бригады были высажены на острове Амбон и на Западном Тиморе (принадлежавших Нидерландам). Кроме того, 2-я отдельная рота коммандос была высажена в Дили на Португальском Тиморе (в нарушение нейтралитета Португалии).

Остатки австралийского батальона на Амбоне после 5 дней боёв против высадившихся японцев сдались, и японцы как обычно убили всех пленных. Та же судьба постигла второй австралийский батальон на Западном Тиморе.

Однако рота коммандос (под командованием майора-резервиста Александера Спенса, по профессии — журналиста) в Португальском Тиморе не только не сдалась, но вела партизанскую борьбу против японских войск (48-й дивизии) до февраля 1943, когда рота была эвакуирована австралийскими кораблями. (В июне 1943 эта рота была высажена на острове Новая Гвинея, затем на острове Новая Британия, где сражалась против японцев до окончания Второй мировой войны.)

В марте 1942 несколько австралийских боевых кораблей, пехотные части общей численностью в три тысячи бойцов, и несколько авиаэскадрилий обороняли остров Яву от высадившихся там японцев.

Новая Гвинея

Японские войска высадились на северном побережье Новой Гвинеи 8 марта 1942. В то время там не было австралийских войск. Первый боевой контакт состоялся 29 июня 1942, когда австралийская 5-я отдельная рота коммандос успешно атаковала один из японских гарнизонов в посёлке Саламауа, уничтожив около 100 японцев (австралийские потери — 3 раненых).

Японцы решили захватить Порт-Морсби на южном побережье Новой Гвинеи не высадкой с моря, а сухопутным путём (более 200 км), от северного побережья. Первое сопротивление японцам на этом маршруте 22 июля 1942 оказала слабоподготовленная австралийская бригада резервистов (3 батальона, из них один папуасский, общая численность — около 2 тысяч австралийцев и 500 папуасов). Они сумели замедлить продвижение японцев, но не смогли его остановить.

Численность японских экспедиционных сил на этом маршруте достигла 10 тысяч, австралийцы прислали на помощь своей бригаде 2 батальона (из 7-й пехотной дивизии). 16 сентября 1942 японцы находились в 50 км от Порт-Морсби, где получили приказ от вышестоящего командования вернуться на северное побережье Новой Гвинеи. Австралийцы преследовали отступавших японцев и к ноябрю 1942 те оказались на небольшом плацдарме на северном берегу. Этот плацдарм в ноябре 1942 был атакован австралийской 7-й дивизией и американской 32-й дивизией, однако японские войска там были уничтожены лишь в январе 1943.

Бои с небольшими японскими силами на северном побережье Новой Гвинеи (в том числе в западной, нидерландской части острова) продолжались до 1945 года.

Борнео

Бои на острове Борнео стали последней крупной наземной операцией австралийских сухопутных сил. Там были высажены 2 австралийские дивизии, на 3 отдельных участках, с мая по июль 1945. Целью было захват нефтяных полей и лишение Японии источников топлива.

См. также

• Танцующий человек

Литература

• Beaumont, Joan (2001). Australian Defence: Sources and Statistics. The Australian Centenary History of Defence. Volume VI. Melbourne: Oxford University Press. ISBN 0-19-554118-9.
• Bullard, Steven (translator) (2007). Japanese army operations in the South Pacific Area New Britain and Papua campaigns, 1942-43. Canberra: Australian War Memorial. ISBN 978-0-9751904-8-7.
• Day, David (1992). Reluctant Nation: Australia and the Allied Defeat of Japan, 1942—1945. New York: Oxford University Press. ISBN 0-19-553242-2.
• Dennis, Peter; et al. (2008). The Oxford Companion to Australian Military History (Second ed.). Melbourne: Oxford University Press Australia & New Zealand. ISBN 978-0-19-551784-2.
• Frame, Tom (2004). No Pleasure Cruise. The Story of the Royal Australian Navy. Sydney: Allen & Unwin. ISBN 1-74114-233-4.
• Grey, Jeffrey (1999). A Military History of Australia. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-64483-6.
• Grey, Jeffrey (2001). The Australian Army. The Australian centenary history of defence (First ed.). Melbourne: Oxford University Press. ISBN 0-19-554114-6.
• Horner, David (1982). High Command. Australia and Allied strategy 1939—1945. Sydney: Allen & Unwin with the assistance of the Australian War Memorial. ISBN 0-86861-076-3.
• Long, Gavin (1973). The Six Years War. A Concise History of Australia in the 1939—1945 War. Canberra: The Australian War Memorial and the Australian Government Printing Service. ISBN 0-642-99375-0.
• McKernan, Michael (1983). All In! Australia During the Second World War. Melbourne: Thomas Nelson Australia. ISBN 0-17-005946-4.
• McKernan, Michael (2006). The Strength of a Nation. Six years of Australians fighting for the nation and defending the homeland during WWII. Sydney: Allen & Unwin. ISBN 978-1-74114-714-8.

Ссылки

• [www.awm.gov.au/atwar/ww2.asp Second World War, 1939–45 Australian War Memorial] (англ.). Australian War Memorial. Проверено 28 сентября 2012.
• [www.awm.gov.au/collection/records/awm52/8/2/21/awm52-8-2-21-9.pdf AWM52 2nd Australian Imperial Force and Commonwealth Military Forces unit war diaries, 1939-45 War] (боевой журнал 21-й пехотной бригады)

Отрывок, характеризующий Австралия во Второй мировой войне

Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…