Великобритания во Второй мировой войне

Великобритания участвовала во Второй мировой войне с самого её начала 1 сентября 1939 года (3 сентября 1939 года Великобритания объявила войну) и до её конца (2 сентября 1945 года).

Политическая ситуация накануне войны

Великобритания была одним из творцов международной политической системы после Первой мировой войны. В то же время, как сильнейшая европейская «великая держава», Великобритания традиционно стремилась сохранять паритет сил на континенте, попеременно поддерживая те или иные страны. Новая полномасштабная война на европейском континенте была для Великобритании крайне нежелательна как с экономической, так и с политической точек зрения.

В 1933 году к власти в Германии пришли нацисты, одним из основных лозунгов которых был реванш за поражение в Первой мировой войне. Параллельно происходила форсированная индустриализация и милитаризация СССР. Считая «советскую угрозу» достаточно серьезной, во второй половине 1930-х годов британское правительство Невилла Чемберлена шло на уступки нацистской Германии, что вело к её усилению в качестве «противовеса» СССР. Вершиной этой политики стало Мюнхенское соглашение (1938 год). При этом предполагалось, что усилившаяся Германия, тем не менее, останется под контролем «великих держав» и, в первую очередь, Великобритании.

Нарушение Германией Мюнхенского соглашения, раздел и захват Чехословакии в марте 1939 года (в котором на стороне Рейха выступила традиционная союзница Франции Польша) означали крах британской внешней политики — Германия вышла из под контроля «великих держав» и становилась доминирующей силой в Центральной и Восточной Европе.

Тем не менее, после оккупации Чехословакии, в марте 1939 года более 2 тысяч золотых слитков стоимостью 5,6 млн фунтов стерлингов, находившихся в Лондоне, были переданы со счета Национального банка Чехословакии на счет в Банке международных расчетов (Bank for International Settlements), управляемый от имени Рейхсбанка.

19 марта 1939 года СССР заявил о непризнании раздела Чехословакии и непризнании аннексии Чехии Германией. 31 марта 1939 года Чемберлен объявил в британском парламенте о предоставлении Польше, служившей буфером между СССР и Германией, гарантий неприкосновенности. 7 апреля 1939 года, после нападения Италии на Албанию, Великобритания также предоставила гарантии Греции и Румынии. Предполагалось, что это должно было уменьшить напряженность в Восточной Европе, однако в реальности предоставление гарантий достигло противоположных целей.

В августе 1939 года был подписан Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, ставший полной неожиданностью для Великобритании. Секретные протоколы договора предполагали раздел Восточной Европы между СССР и Германией, в том числе Польши, которой Великобритания ранее гарантировала безопасность. Это означало крах всей британской внешней политики в Европе и поставило империю в крайне сложное положение.

Решающую роль в объявлении Великобританией войны Германии сыграли США, осуществляя на Великобританию давление, что в случае отказа Великобританией от выполнения своих обязательств в отношении Польши, США откажутся от своих обязательств в отношении поддержки Великобритании. Конфликт Великобритании с Германией означал подвержение сфер британских интересов в Азии японской агрессии, справиться с которой без помощи США (существовали англо-американские обязательства по совместной обороне против Японии) представлялось вряд ли возможным. Джозеф Кеннеди (Joseph P. Kennedy), посол США в Великобритании в 1938—1940 годах, позднее вспоминал: «Ни французы, ни британцы никогда бы не сделали Польшу причиной войны, если бы не постоянное подстрекательство из Вашингтона». Оказавшись перед фактом заключения Пакта Молотова — Риббентропа, находясь под давлением США, угрожавших в случае отказа Англией выполнения своих обязательств в отношении Польши лишить её своей поддержки, Великобритания пошла на объявление войны Германии.

Военные приготовления Соединённого Королевства и империи

Великобритания была преимущественно морской державой с мощным военно-морским флотом. Основой её стратегии в европейских войнах было наличие одного, а лучше нескольких союзников на континенте, которые бы несли основную тяжесть войны на суше. В соответствии с этим, Великобритания не обладала мощными сухопутными войсками.
Всего армия в метрополии к началу войны насчитывала 897 000 человек, вместе с колониями сухопутные войска составляли 1 261 200 человек. К началу войны в метрополии имелось 9 регулярных и 16 территориальных дивизий и 8 пехотных, 2 кавалерийские и 9 танковых бригад.
Индо-британская армия (стратегический резерв Британской империи) имела в своём составе 7 регулярных дивизий и значительное количество отдельных бригад.

С 1938 года основное внимание стали уделять развитию авиации, перед которой была поставлена задача обороны страны с воздуха. К началу войны в метрополии имелось 78 эскадрилий (1456 боевых самолётов, из них 536 бомбардировщиков), большую часть парка составляли современные машины.

Согласно докладу комитета начальников штабов в феврале 1939 года, стратегически наиболее важными задачами были признаны защита Египта и Суэцкого канала, Индии, а также рекомендовалось направить дополнительные силы флота на Дальний Восток.
Летом 1939 года было создано командование на Среднем Востоке (театр военных действий включал в себя район от Северной Африки до Ирака), для которого было выделено 2 пехотные и 1 бронетанковая дивизии. Командование возглавил генерал А. Уэйвелл.

Ядро линейного флота Великобритании составляли прошедшие модернизацию достаточно удачные линкоры времён Первой мировой войны типа Queen Elizabeth (5 штук) и их упрощённая версия линкоры типа R (5 штук). Вместе с тем, во флоте имелись более современные линкоры послевоенной постройки. В строю также находились авианосцы: «Аргус», «Корейджес», «Глориес», «Фьюриес», «Игл», «Гермес», «Арк Ройал». На стапеле было шесть авианосцев типа «Илластриос».

Накануне войны генеральные штабы Великобритании и Франции согласовали некоторые вопросы сотрудничества в случае войны с Германией и Италией. Планирование операций сухопутных войск возлагалось на Францию, которая выделяла основные сухопутные силы; Великобритания направляла во Францию 4 дивизии, которые составили Британские экспедиционные силы (БЭС). Командующим БЭС в случае начала войны становился начальник Имперского Генерального штаба генерал Дж. Горт.
Однако единого англо-французского союзного командования перед войной создано не было.

Период неудач

«Странная война»

1 сентября 1939 года Германия и СССР напали на Польшу (см. Польская кампания). В этот же день правительство Н. Чемберлена направило Германии ноту протеста, 3 сентября за ней последовал ультиматум, затем объявление войны Германии.
Однако всё время, пока германские войска были заняты на Востоке, в действиях против Польши, союзные англо-французские войска никаких активных боевых действий на суше и в воздухе не предпринимали. А быстрое поражение Польши сделало временно́й период, во время которого можно было заставить Германию воевать на два фронта, очень коротким.
В итоге переброшенные во Францию с сентября 1939 по февраль 1940 года Британские экспедиционные силы в составе 10 дивизий бездействовали. В американской печати этот период получил название «Странная война».

Немецкий военачальник А. Йодль позже утверждал:

«Если мы ещё в 1939 году не потерпели поражение, то только потому, что около 110 французских и британских дивизий, стоявших во время нашей войны с Польшей на Западе против 25 немецких дивизий, абсолютно бездействовали».

Война на море

В то же время боевые действия на море начались сразу же после объявления войны. Уже 3 сентября был торпедирован и затонул британский пассажирский пароход «Атения». 5 и 6 сентября у берегов Испании были потоплены корабли «Босния», «Ройал Сетр» и «Рио Кларо». Великобритании пришлось ввести конвоирование судов.
14 октября 1939 года германская подводная лодка U-47 под командованием капитана Прина потопила британский линкор «Ройал Оук», находившийся на стоянке в военно-морской базе Скапа-Флоу на Оркнейских островах.

Вскоре действия немецкого флота и авиации поставили под угрозу международную торговлю и само существование Великобритании.

Сражение за Скандинавию

Великобритания и Франция, установившие экономическую блокаду Германии, были заинтересованы в привлечении к этой блокаде максимального количества стран. Однако малые страны Европы, в том числе скандинавские, не спешили сближаться с воюющими сторонами. С начала войны в Европе скандинавские страны провозгласили нейтралитет. Попытки дипломатического давления не дали результатов, и военно-морские командования воюющих стран стали задумываться над подготовкой операций на севере Европы. Англо-французские союзники были заинтересованы в том, чтобы пресечь поставки в Германию шведской железной руды. Со своей стороны, командование германского военно-морского флота занялось изучением возможности занятия опорных пунктов в Норвегии и Северной Дании.

8 апреля 1940 года 4 британских эсминца поставили минное заграждение у входа в залив, ведущий к норвежскому порту Нарвик. Правительство Норвегии вручило Англии ноту протеста.
Но уже на следующий день, 9 апреля, Германия напала на Норвегию (до того она без сопротивления оккупировала Данию).
12 апреля Великобритания направила в поддержку норвежским войскам свои силы. Позже в Норвегию были направлены французские и польские войска. Однако вследствие нерешительности и несогласованности действий союзные англо-французско-польско-норвежские войска потерпели поражение и 8 июня 1940 года были эвакуированы из Норвегии.

Единственным положительным итогом сражения для Великобритании стали большие потери в Норвежской операции немецкого флота.

Поражение Франции

Неудачи внешнеполитического курса привели к смене правительства в Англии. 10 мая 1940 года новым премьер-министром стал У. Черчилль.
В этот же день началось вторжение германских войск во Францию, Бельгию и Нидерланды.

Прорыв немецкого бронетанкового клина через Арденны к Булони поставил союзные англо-французские силы в тяжёлое положение. 25 мая командующий Британскими экспедиционными силами генерал Дж. Горт принял решение отступить к морю и эвакуироваться в Англию. 27 мая британские войска начали эвакуацию с Дюнкеркского плацдарма, а к 4 июня эвакуация войск была закончена (см. Дюнкеркская операция). Оставшиеся во Франции британские войска (1-я английская бронетанковая дивизия, 51-я северо-шотландская дивизия и 52-я южно-шотландская дивизия, всего 150 тыс. человек) возглавил генерал А. Брук. Он сделал вывод, что положение безнадёжно. Вновь прибывшие силы (1-я канадская дивизия) были посажены обратно на корабли, а 15 июня британский экспедиционный корпус был выведен из подчинения французской 10-й армии, была начата его эвакуация.

16 июня новый французский премьер-министр маршал Петен направил Гитлеру просьбу о перемирии.

Нейтрализация французского флота

После падения Франции перед Великобританией встала задача не позволить Германии поставить французский военный флот под свой контроль. 3 июля 1940 года Великобритания захватила французские корабли в своих портах. В этот же день французский флот был атакован британцами в Оране и некоторых других местах и понёс большие потери.
В ответ французское правительство Виши разорвало отношения с Великобританией.

Помощь США

После поражения во Франции, Великобритания, по сути, лишилась сухопутной армии. Основные потери были понесены в тяжёлом вооружении. Начиная с июля 1940 года, в Великобританию стало поступать вооружение из США в большом количестве. Англия нуждалась также в помощи в битве за Атлантику и была также вынуждена просить у США 50 старых эсминцев в обмен на аренду на 99 лет военно-воздушных и военно-морских баз в Вест-Индии и на Ньюфаундленде.

Ликвидация «пятой колонны»

В самой Великобритании существовали сторонники Гитлера, в частности, О. Мосли и Британский союз фашистов (БСФ).
В мае—июне 1940 года О. Мосли вместе с большинством руководителей БСФ был арестован, а в июле вся фашистская организация была объявлена вне закона.

В июле 1940 года немцы предприняли неудачную попытку захватить герцога Виндзорского (бывшего короля Эдуарда VIII, в 1936 году отрёкшегося от престола через несколько месяцев царствования в пользу своего брата Георга VI), известного своими симпатиями к Гитлеру (смотри Операция «Вилли»). В случае оккупации Британских островов Гитлер всерьёз обсуждал возможность реставрации на троне лояльного герцога. Однако английская спецслужба предотвратила эту попытку. Герцог Виндзорский, проводивший время в Португалии, был посажен на британский военный корабль и отправлен на Багамские острова губернатором.

Битва за Британию

Для Гитлера готовность британского правительства продолжать войну оказалось неожиданностью. Полагают, что после победы над Францией Гитлер рассчитывал добиться согласия британского правительства на компромиссный мир на благоприятных для Великобритании условиях. Видимо, он не хотел, чтобы конфликт с Великобританией привёл к серьёзным последствиям.
Поэтому Германия начала подготовку к высадке на Британские острова, только одержав победу во Франции. Основной предпосылкой к успеху операции «Морской лев» было завоевание господства в воздухе.

13 августа 1940 года начались массированные налёты немецкой авиации на Англию. Однако сопротивление британской авиации не было сломлено, и 17 сентября Гитлер отложил, а 12 октября отменил операцию «Морской лев».
Немецкая авиация продолжала атаковать британские города. 14-19 ноября немецкая авиация совершила разрушительные налёты на Бирмингем и Ковентри, 29 декабря был нанесён большой ущерб Лондону. Но эти атаки уже служили целью скрыть подготовку Германии к войне с СССР. Германское руководство приняло решение, что «если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду».

16 мая 1941 года основные силы люфтваффе были отправлены на Восток для подготовки вторжения в Россию.

На Среднем Востоке

Ещё 10 июня 1940 года Италия объявила войну Великобритании. Основные действия велись на Средиземном море и в Африке.
К этому времени в распоряжении генерала А. Уэйвелла в Египте было 50 тыс. человек. Итальянские колониальные войска насчитывали около 500 тыс. человек.
В начале июля 1940 года итальянские войска предприняли наступление в Восточной Африке, в августе 1940 года захватили Британское Сомали, продвинулись вглубь Кении и вышли на дальние подступы к столице Судана Хартуму.
Началась переброска британских войск в Африку. 9 июля 1940 года на пути от Мальты до Александрии произошло первое столкновение британского и итальянского флота, но в целом итальянский флот мало препятствовал британцам сосредотачивать силы в Африке.

13 сентября итальянские войска вторглись в Египет и стали продвигаться вдоль побережья Средиземного моря. Британские войска, не оказывая сопротивления, отошли к линии у Мерса-Матрух.
Тем временем, когда 28 октября 1940 года Италия напала на Грецию, британские войска взяли под контроль остров Крит.
11 ноября британская авиация нанесла удар по итальянскому флоту в Таранто и потопила 3 итальянских линкора.

9 декабря 1940 года началось британское наступление в пустыне у Сиди-Баррани. Итальянские войска потерпели тяжёлое поражение и были изгнаны из Египта. В январе 1941 года британские войска заняли Эритрею и продолжили наступление в Эфиопии.

Однако в феврале-марте 1941 года в Северную Африку прибыл немецкий экспедиционный корпус генерала Э. Роммеля. Кроме того, часть британских сил была отвлечена на операцию на Балканах. Всё это сместило чашу весов в Северной Африке на сторону держав Оси. 31 марта 1941 года германо-итальянские войска перешли в наступление, нанесли поражение англичанам у Эль-Агейлы и отбросили их к Египту.

1 апреля 1941 года началось восстание в Ираке под руководством сторонника нацистской Германии Гайлани. Только 31 мая британцам удалось восстановить контроль над страной, а к власти пришло новое, лояльное Великобритании правительство.

Сражение за Балканы

Черчилль вспоминал, что Великобритания стремилась «создать против неминуемого наступления немцев Балканский фронт, объединяющий Югославию, Грецию и Турцию… Нам показалось, что если бы по мановению нашей руки Югославия, Греция и Турция стали действовать совместно, то Гитлер либо временно оставил бы Балканы в покое, либо настолько бы увяз в схватке с нашими объединёнными силами, что на этом театре войны возник бы важный фронт…»

Английское командование приняло решение о переброске большей части Нильской армии с авиацией в Грецию; 7 марта в Грецию прибыли первые английские войска.
28 марта 1941 года в морском сражении у мыса Матапан с итальянским флотом господство английского флота было укреплено, что сделало переброску войск беспрепятственной.

Активность Великобритании на Балканах во многом способствовала смещению вектора агрессии Германии. 1 марта 1941 года немецкие войска вступили в Болгарию; они стали занимать исходные позиции для нападения на Грецию. 4 марта югославский принц Павел под нажимом Германии согласился последовать примеру Болгарии, а 25 марта правительство Югославии присоединилось к Стальному пакту. Однако 27 марта в результате военного переворота правительство было свергнуто, принц Павел был смещён с поста регента, союз Югославии с Германией был расторгнут.

Тогда 6 апреля немецкие войска напали на Югославию и Грецию. Югославские и греческие войска были разгромлены, 17 апреля Югославия капитулировала, 24 апреля за ней последовала Греция. Британские войска вынуждены были эвакуироваться в Египет и на остров Крит.
Греческий флот ушёл в Александрию и перешёл под контроль англичан.

20 мая 1941 года началась немецкая операция по захвату острова Крит. Британские войска понесли тяжёлое поражение, их остатки вынуждены были эвакуироваться, при этом большие потери понёс британский Средиземноморский флот.

Военный союз с СССР и США

10 мая 1941 года заместитель фюрера Р. Гесс приземлился на парашюте в Великобритании. От имени фюрера он предложил заключить мир между Великобританией и Германией. Тяжёлое положение Великобритании, тем не менее, не заставило её пойти на уступки Германии и признать собственное поражение.
Продолжались ожесточённые бои по всему миру.
19 мая итальянские войска капитулировали в Эфиопии.
27 мая британскому флоту удалось потопить немецкий «Бисмарк» — грозу английских морских коммуникаций.
8 июня объединённые силы британцев и «свободных французов» вступили в Сирию, к 12 июля Сирия оказалась под контролем Великобритании и войск «Свободной Франции».
Однако предпринятое британцами в июне 1941 года наступление в Северной Африке завершилось неудачей.

Только две страны могли реально помочь Англии в её борьбе: США и СССР.
Правительство США поддерживало Англию, однако всеми силами стремилось избежать участия в войне.
11 марта 1941 года президент США Ф. Рузвельт подписал принятый Конгрессом закон о ленд-лизе. 18 апреля США объявили о расширении своей зоны безопасности в Атлантике, таким образом, оставаясь невоюющей стороной, начали патрулировать воды Западной Атлантики. Началось строительство американских баз в Гренландии, 7 июля 1941 года в зону ответственности США была включена Исландия, при этом американский гарнизон сменил британские войска.

СССР до последнего не вмешивался в войну Германии и Великобритании.
Нападение Германии на СССР 22 июня 1941 года способствовало ослаблению давления на Великобританию. Уже в мае прекратились воздушное наступление на Англию, исчезла угроза вторжению немецких войск на Британские острова, облегчилось положение в Средиземноморье.
Премьер-министр Англии У. Черчилль в тот же день сделал заявление:

«…мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем… Это не классовая война, а война, в которую втянуты вся Британская империя и Содружество наций… Если Гитлер воображает, будто его нападение на Советскую Россию вызовет малейшее расхождение в целях или ослабление усилий великих демократий, которые решились уничтожить его, то он глубоко заблуждается. Напротив, это ещё больше укрепит и поощрит наши усилия спасти мир от его тирании…
…Его вторжение в Россию — это лишь прелюдия к попытке вторжения на Британские острова… Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединённым Штатам…»

Великобритания получила нового союзника, который призван был нести основную тяжесть войны на суше.

Британская помощь СССР

12 июля 1941 года в Москве было подписано советско-британское соглашение о совместных действиях против Германии. 16 августа Великобритания предоставила СССР военный кредит. 31 августа в Архангельск прибыл первый британский конвой, а уже в сентябре первые британские самолёты приняли участие в боевых действиях на советско-германском фронте.

Противоречия с США

Ослабление позиций Великобритании привело к естественному усилению позиций США на международной арене. Значительную напряжённость вызвало стремление американских кругов использовать поставки по ленд-лизу для ограничения британской мировой торговли. Британское правительство вынуждено было сделать заявление, что получаемые из США материалы не будут использоваться для производства товаров на экспорт.

Тем не менее, обстоятельства требовали совместных действий Великобритании и США. 14 августа 1941 года президент США Ф. Рузвельт и премьер-министр Великобритании У. Черчилль опубликовали совместное заявление о целях войны и принципах послевоенного устройства — так называемую Атлантическую хартию.

Оккупация Ирана

Для обеспечения контроля над Иранскими нефтяными промыслами, а также для создания прямого сообщения британских владений с СССР 17 августа 1941 года Великобритания и СССР представили ноту иранскому правительству относительно изгнания немецких агентов из страны. После отказа иранского правительства британские войска на юге и в центре страны и советские войска на севере 25 августа вторглись в Иран. 17 сентября был занят Тегеран; за день до этого шах Ирана отрёкся от престола в пользу своего сына и бежал из страны.

11 октября 1941 года аналогичную советско-британскую ноту получило правительство Афганистана.

В Северной Африке

Англичане продолжали успешно проводить караваны на Мальту и в Северную Африку, тогда как авиация и флот, базируясь в Мальте, значительно нарушали коммуникации немецко-итальянских войск в Северной Африке.
18 ноября 1941 года британские войска перешли в наступление в Северной Африке и овладели всей Киренаикой.

Так как во многом это было следствием господства британцев над коммуникациями в Средиземноморье, Германия перебросила в Средиземное море подводные лодки. 13 ноября 1941 года был торпедирован и на следующий день затонул вблизи Гибралтара авианосец «Арк Ройал». Впереди были новые потери, которые привели к утрате господства британского флота в Средиземноморье.
Для поддержки действий немецко-итальянских войск в начале декабря 1941 года на Средиземноморье были переброшены дополнительные силы авиации и штаб 2-го воздушного флота генерал-фельдмаршала А. Кессельринга. Авиация подвергла массивной атаке Мальту.
Восстановление нормального снабжения способствовало усилению немецко-итальянских войск в Северной Африке. 21 января 1942 года они нанесли ответный удар и к 7 февраля вернули себе почти всю Киренаику, однако не смогли захватить Тобрук — важный стратегический пункт.

27 мая 1942 года началось новое наступление немецко-итальянских войск. 8-я британская армия была отброшена в Египет к Эль-Аламейну; 21 июня пал Тобрук. Британский флот ушёл из Александрии в Красное море, в Каире начали сжигать военные архивы.

На Дальнем Востоке

На Дальнем Востоке столкнулись интересы Японии, которая желала развязать себе руки в Китае, и западных держав: США, Великобритании и Нидерландов, которые этому всячески препятствовали. Необходимо также учитывать тот факт, что влиятельные британские доминионы Австралия и Новая Зеландия настороженно относились к японской экспансионистской внешней политике. После того, как США 26 июля 1941 года ввела санкции против Японии, а Великобритания и Нидерланды присоединились к ним, Япония решила направить вектор своей агрессии на юг, против США, британских владений в Юго-Восточной Азии и Голландской Индии.
С целью усиления своих позиций на Дальнем Востоке Великобритания усилила свой Восточный флот линкором «Принс оф Уэльс» и линейным крейсером «Рипалс», которые прибыли в Сингапур 2 декабря.

7 декабря 1941 года Япония нанесла удар по американской военно-морской базе Пёрл-Харбор. На следующий день она объявила войну США и Великобритании. Началось вторжение японских войск в Малайю. 10 декабря у берегов Малайи японская авиация потопила оба прибывших британских корабля, при этом погиб главнокомандующий британским Восточным флотом адмирал Т. Филлипс.
25 декабря пал Гонконг, 15 февраля — Сингапур.

В результате захвата Голландской Индии возникла непосредственная угроза Австралии. В это время основные силы австралийской армии находились в составе 8-й британской армии в Египте. В конце февраля 1942 года возникли серьёзные разногласия между британским правительством и правительством Австралии в части дальнейших действий. Австралия всё больше подпадала под влияние США, сюда были направлены американские войска; 17 марта в Австралию прибыл американский главнокомандующий генерал Д. Макартур.

Англо-американский военный союз

Учитывая, что Германия и Италия объявили 14 декабря 1941 года войну США, окончательно оформились два лагеря противоборствующих сторон: СССР, США, Великобритания с доминионами и некоторые другие страны с одной стороны, и Германия, Италия и Япония, с другой (важное исключение: Япония не объявила войну СССР).
22 декабря 1941 года в Вашингтоне началась конференция c участием представителей США и Великобритании (конференция «Аркадия») по вопросу совместного ведения войны. Был создан Объединённый англо-американский штаб; британскую миссию возглавил фельдмаршал Д. Дилл.
4 апреля 1942 года были разделены зоны ответственности США и Великобритании, при этом к зоне ответственности Великобритании отошли Ближний и Средний Восток, а также Индийский океан, к зоне ответственности США — Тихий океан, Китай, Австралия, Новая Зеландия и Япония; Европа и Атлантика составили зону совместной ответственности.

Индия и Индийский океан

После захвата Сингапура часть японских войск была направлена в Бирму. 8 марта 1942 года они захватили столицу Бирмы Рангун, что создало непосредственную угрозу Индии; в конце апреля они нарушили сухопутную связь британских владений с Китаем.
В марте-апреле 1942 года японский флот и авиация нанесли удары по Цейлону и нанесли новое поражение британскому Восточному флоту. Оставшиеся корабли были отведены в Восточную Африку.
Действие японского подводного флота парализовало судоходство в Индийском океане.

Поражения Англии привели к снижению её престижа в Индии. 22 марта 1942 года специальный представитель британского правительства Р. С. Криппс прибыл в Дели с предложением:

«британское правительство торжественно обязалось предоставить Индии полную независимость в случае, если учредительное собрание потребует этого после войны».

Однако индийский Национальный конгресс отверг эти предложения, так как в них не предусматривалось создание национального правительства в годы войны. М. Ганди писал в своей газете 10 мая:

«Присутствие британцев в Индии подстрекает Японию вторгнуться в Индию. Их уход уничтожит приманку. Но если даже предполагать, что это не так, то свободная Индия сможет лучше бороться против вторжения…»

В августе 1942 года Всеиндийский комитет Национального конгресса принял резолюцию о начале кампании гражданского неповиновения. В ответ британская администрация арестовала руководство Конгресса. Согласно индийским источникам, организованный британскими властями голод в Бенгалии в ответ на неповиновение британской администрации унёс жизни 3,5 млн человек.

Тем временем британские войска 5-7 мая высадились на Мадагаскаре и к ноябрю 1942 года взяли остров под свой контроль (см. Мадагаскарская операция).
Япония к тому времени направила вектор своей агрессии на восток, в Коралловое море и на остров Мидуэй. Таким образом, её давление в бассейне Индийского океана уменьшилось.

Перелом в войне

Перелом в битве за Атлантику

По-прежнему важнейшее значение для Великобритании имело обеспечение устойчивости морских коммуникаций, в первую очередь, в Северной Атлантике. До сих пор потери британского торгового флота, несмотря на все усилия, превышал тоннаж вводимых в строй судов. В мае-октябре 1942 года действия немецких подводных лодок были самыми результативными. Только осенью они были вытеснены из прибрежной зоны западной части Атлантического океана, резко возросли также потери немецких подводных лодок (22 лодки за первое полугодие 1942 года и 66 лодок — за второе). В конце 1942 года потери британского торгового флота стали меньше тоннажа вновь построенных кораблей.
Однако в феврале-марте 1943 года активность немецкого подводного флота вновь усилилась. Вновь возросли потери торгового флота.
Только начиная с апреля 1943 года отмечен качественный и количественный рост противолодочных сил союзников, сокращение их потерь в тоннаже и рост потерь немецких подводных лодок, при этом прирост союзного тоннажа стал превышать потери.

Налёты британской авиации на Германию

В марте 1942 года британская авиация начала бомбардировки германских городов. С конца апреля началась переброска в Англию американской авиации, которая в июне 1942 года была сведена в 8-ю воздушную армию. Первый налёт на Германию был ею сделан в августе 1942 года.
Основное усилие в конце 1942 — начале 1943 годов британская авиация сосредоточила на бомбардировке германских судоверфей, морских объектов и военно-морских баз. С весны 1943 акцент был смещён на бомбардировку промышленных объектов, особенно Рурского района. Действия британской стратегической авиации стали приобретать всё более активный и целеустремлённый характер.
В связи с возросшим сопротивлением германской ПВО летом 1943 года было принято решение сосредоточить усилия на уничтожении истребительной авиации и заводов, выпускающих истребители.
Позже стратегические бомбардировки были подчинены целям подготовки к предстоящей высадке союзных войск во Франции.

Победа в Северной Африке

После поражения в мае-июне 1942 года новым главнокомандующим в Северной Африке был назначен генерал Х. Александер. Новым командующим 8-й британской армией в Египте стал генерал Б. Монтгомери. Предпринятое ими 23 октября наступление у Эль-Аламейна завершилось поражением немецко-итальянских войск. 13 ноября британские войска вернули Тобрук.

Тем временем 8-10 ноября 1942 года в Северной Африке (в Алжире, Оране и Касабланке) высадились американские и британские войска (6 американских и 1 британская дивизии). Французский главнокомандующий вооружёнными силами Виши адмирал Ф. Дарлан отдал приказ о прекращении сопротивления. К концу ноября англо-американские войска заняли Алжир и Марокко и вступили в Тунис, однако были остановлены переброшенными в этот район немецкими и итальянскими войсками.

В январе 1943 года продвижение 8-й британской армии в Ливии продолжилось. 23 января она заняла Триполи и 4 февраля пересекла границы Туниса. 31 января американский генерал Д. Эйзенхауэр объединил под своим командованием все союзные войска в Северной Африке, британский генерал Х. Александер возглавил 18-ю группу армий. В марте 1943 года 1-я и 8-я британские армии возобновили своё продвижение, и 13 мая 1943 года немецко-итальянские войска в Тунисе капитулировали.

Высадка в Италии

10 июля 1943 года англо-американские войска, объединённые в 15-ю группу армий, высадились на Сицилии и к середине августа полностью заняли остров, 3 сентября они высадились на юге Апеннинского полуострова, что привело к падению правительства Б. Муссолини и выходу Италии из войны.
В ответ немецкие войска разоружили почти всю итальянскую армию и заняли большую часть страны. К началу ноября они отошли на подготовленные оборонительные позиции на реке Гарильяно и реке Сангро. Попытки англо-американских войск прорвать оборону не увенчалось успехом.

В декабре 1943 года зоны ответственности США и Великобритании в Европе были разделены: Верховным командующим союзными войсками на северо-западе Европы стал американский генерал Д. Эйзенхауэр, Верховным командующим союзными войсками в Средиземноморье — британский генерал Г. Уилсон.

На Бирманском фронте

После отступления остатков англо-индийских войск из Бирмы в Индию английский главнокомандующий генерал А. Уэйвелл предпринял реорганизацию индийской армии. Воспользовавшись отсутствием активных боевых действий, он занялся срочным формированием и подготовкой новых соединений, были созданы индийские ВВС.
Однако предпринятое в конце 1942 года наступление в Бирме завершилось неудачей. Не привели к успеху и две наступательные операции в начале 1943 года на Араканском побережье и в Центральной Бирме.
Таким образом, в боевых действиях в Бирме не было достигнуто решающего успеха. Основные сражения в 1942-43 годах происходили между Японией и США на Тихом океане.

Победа над Германией

С 22 июня 1941 года основные силы вермахта сражались на Восточном фронте против СССР. Советский Союз настаивал на открытии второго фронта против Германии в Европе. Однако У. Черчилль всеми силами оттягивал высадку во Франции. В итоге она не состоялась ни в 1942 году, ни в 1943 году.

Освобождение Франции

6 июня 1944 года началась высадка англо-американских войск во Франции. Успеху десантной операции способствовало полное господство англо-американского флота и авиации.
25 июля началось наступление союзных войск в северо-западной Франции. К этому времени были сосредоточены силы 1-й американской, 2-й британской и 1-й канадской армий; вскоре в бой вступила 3-я американская армия. Общее руководство сухопутными войсками осуществлял британский генерал Б. Монтгомери, Верховное командование союзными войсками оставалось за американским генералом Д. Эйзенхауэром.
К концу августа немецкие войска на севере Франции потерпели тяжёлое поражение.

Высадка союзных (американских и французских) войск на юге Франции 15 августа заставила немецкие войска покинуть юг страны.
К 10 сентября 1944 года союзные войска, наступавшие с севера и с юга Франции, соединились.

Положение на Балканах

В результате разгрома Румынии (в августе 1944 года), оккупации Болгарии (в сентябре), продвижения советских войск в Югославию и Венгрию (в сентябре—октябре) влияние СССР на Балканах возросло. Это не могло не обеспокоить правительство Великобритании.
У. Черчилль вспоминал, как на англо-советской конференции в Москве в октябре 1944 года он обратился к Сталину:

«Давайте урегулируем наши дела на Балканах… Согласны ли вы на то, чтобы занимать преобладающее положение на 90 % в Румынии, на то, чтобы мы занимали также преобладающее положение на 90 % в Греции и пополам — в Югославии? Пока это переводилось, я взял пол-листа бумаги и написал:
Румыния
Россия — 90 %
Другие — 10 %
Греция
Великобритания (в согласии США) — 90 %
Россия — 10 %
Югославия 50 : 50%
Венгрия 50 : 50%
Болгария
Россия — 75 %
Другие — 25 %…»

Сталин согласился с предложениями Черчилля.

Опасаясь усиления коммунистического влияния в Греции, У. Черчилль настоял на высадке в Греции британских войск, которая началась 4 октября 1944 года.
Однако греческое коммунистическое движение подняло восстание, которое охватило всю столицу. Дело дошло до прямого столкновения британских и греческих коммунистических войск. В декабре в Грецию из Италии прибыл фельдмаршал Х. Александер, который вскоре сменил Уилсона на посту Верховного командующего на Средиземноморье. К середине января 1945 года британские войска взяли под контроль всю Аттику. 11 января было подписано перемирие, по которому прокоммунистические вооружённые силы были распущены.
Эти события получили неблагоприятный для Великобритании отклик в мире, в том числе в США. Однако И. В. Сталин воздержался от вмешательства.

Нарастание разногласий между Великобританией и СССР

См. также: Операция «Немыслимое»

В то время как вопрос о влиянии на Балканах был решён достаточно быстро, по крайней мере на бумаге, первым большим камнем преткновения в отношениях между западными союзниками, в первую очередь Великобританией, и СССР, стал вопрос о Польше. Основные разногласия вызвал принцип формирования польского правительства. Советская сторона настаивала на создании по сути марионеточного просоветского правительства, лояльность которого должна быть гарантией от продолжения политики, проводившейся до войны.
Ялтинская конференция союзников в феврале 1945 года не решила окончательно этот вопрос.

У. Черчилль писал в своих мемуарах:

По мере того, как война, которую ведёт коалиция, подходит к концу, политические вопросы приобретают всё более важное значение… Уничтожение военной мощи Германии повлекло за собой коренное изменение отношений между коммунистической Россией и западными демократиями. Решающие практические вопросы стратегии и политики… сводились к тому, что:

• во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира;
• во-вторых, надо немедленно создать новый фронт против её стремительного продвижения;
• в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на Восток;
• в-четвёртых, главная и подлинная цель англо-американских армий — Берлин;
• в-пятых, освобождение Чехословакии и вступление американских войск в Прагу имеет важнейшее значение;
• в-шестых, Вена, и по существу вся Австрия, должна управляться западными державами, по крайней мере, на равной основе с русскими Советами;
• в-седьмых, необходимо обуздать агрессивные притязания маршала Тито в отношении Италии;
• наконец — и это самое главное, — урегулирование между Западом и Востоком по всем основным вопросам, касающимся Европы, должно быть достигнуто до того, как армии демократии уйдут или западные союзники уступят какую-либо часть германской территории, которую они завоевали…

Однако Черчилль не нашёл поддержки у американских союзников, которые играли всё более определяющую роль в англо-американском союзе.

Вторжение в Германию

16 декабря 1944 года немецкие войска перешли в генеральное наступление в Арденнах.
22 декабря 3-я американская армия под командованием генерала Дж. Паттона начала контрнаступление на немецкий выступ с юга, и атаковала его с южного фланга, поставив немцев под угрозу окружения. Погода в Арденнах улучшилась и авиация союзников начала бомбить позиции немецких войск и их линии снабжения. 24 декабря американские и британские войска остановили наступление противника на подступах к реке Маас. К 24 декабря в результате сопротивления англо-американских войск немецкое наступление окончательно выдохлось и немецкие войска начали отступать на исходные позиции. Немецкое наступление в Арденнах как стратегическая операция закончилось полным провалом. Стратегическая инициатива безвозвратно перешла к союзникам и они начали наступать на Германию.

В начале 1945 года британская авиация возобновила воздушные налёты на германские города с целью терроризировать население и посеять панику среди гражданского населения и беженцев. В середине февраля состоялся опустошительный налет на Дрезден, который практически стёр с лица земли центр города (см. Бомбардировка Дрездена).

В феврале-марте 1945 года союзные британские, американские и французские войска отбросили немецкие войска за Рейн. У. Черчилль настаивал на быстрейшем продвижении на Берлин. Однако Верховный командующий союзными войсками в Европе генерал Д. Эйзенхауэр собирался продолжить наступление вдоль оси Эрфурт—Лейпциг—Дрезден и на Регенсбург—Линц. Он не собирался вступать с советской армией в гонку за Берлин.
2 мая после штурма столица Германии Берлин был взят советскими войсками.

Окончание войны в Италии

Тяжёлая и кровопролитная кампания в Италии продолжалась с сентября 1943 года до самого конца войны. 4 июня 1944 года союзные войска вступили в Рим и к 15 августа вышли на укреплённую линию юго-восточнее Римини, Флоренция, река Арно.
Однако предпринятое наступление осенью 1944 года не увенчалось успехом.
Только 9 апреля 1945 года новое наступление союзных войск привело к прорыву немецкого фронта.
2 мая 1945 года Верховный командующий союзными войсками в Средиземноморье фельдмаршал Х. Александер принял капитуляцию немецкой группы армий «C».

Окончание войны в Германии

Британские войска продвигались в Германию на северном фланге союзного фронта.
4 мая 1945 года немецкие войска на северо-западе капитулировали перед 21-й группой армий фельдмаршала Б. Монтгомери, которая оккупировала Данию, Шлезвиг-Гольштейн и часть Мекленбурга.
В ночь на 7 мая в ставке Д. Эйзенхауэра в Реймсе генерал А. Йодль от имени германского командования подписал акт о безоговорочной капитуляции Германии. Советская сторона выразила категорический протест против таких односторонних действий, и 8 мая в предместье Берлина Карлхорсте в присутствии представителей СССР, США, Великобритании и Франции был подписан акт о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Германии.

Однако в зоне британской оккупации немецкими войсками продолжали командовать немецкие генералы: Г. Линдеман в Дании, Г. Блюментритт в северо-западной Германии и Й. Бласковиц в Голландии и к западу от реки Везер. В Норвегии немецкие войска сдали оружие, при этом не были признаны военнопленными и сохранили свою структуру. Как писал Черчилль в своих мемуарах,

«В моих глазах советская угроза уже заменила нацистского врага».

Только 23 мая по требованию СССР и США британские власти арестовали германское правительство во главе с гросс-адмиралом К. Дёницем.

Победа над Японией

Победа в Бирме

В августе 1943 года было создано Объединённое командование союзных войск в Юго-Восточной Азии во главе с британским адмиралом лордом Маунтбеттеном. В декабре 1943 года 14-ю индо-британскую армию возглавил генерал У. Слим.
В марте-июле 1944 года британцам удалось отразить японское наступление в районе Импхала, затем в результате контрнаступления 14-я индо-британская армия заняла Северную Бирму, в феврале 1945 года форсировала широководную реку Иравади и в марте под Мейктилой нанесла новое поражение японцам, после чего 2 мая заняла столицу Бирмы Рангун.

См. также Кохимская битва.

На Дальнем Востоке

Великобритания хотела участвовать во всё большем числе кампаний завершающего периода войны. В ноябре 1944 года был сформирован британский Тихоокеанский флот. В марте 1945 года он развернул операции на Тихом океане под главным командованием американского адмирала.
Однако Япония капитулировала гораздо раньше, чем британские войска прибыли на Дальний Восток. Таким образом, в завершающей стадии войны принимали участие только британский флот и объединённые силы Австралии и Новой Зеландии.

Итоги войны

Основным итогом войны с точки зрения Великобритании стало сохранение независимости страны. В то же время, Великобритания израсходовала на войну более половины своих иностранных капиталовложений, внешний долг к концу войны достиг 3 млрд фунтов стерлингов. Она крайне нуждалась во внешней помощи для своего восстановления. Многие международные рынки были ею утеряны. Таким образом, Великобритания утратила роль мирового лидера, а в первый ряд сверхдержав вышли США и СССР.

К итогам Второй мировой войны можно отнести распад Британской империи. Падение престижа Британской империи в период неудач дорого ей обошлось. В послевоенный период большая часть британских колоний обрела независимость, хотя определённые связи с бывшей метрополией сохраняются в рамках Содружества.
Потери и расходы во время войны привели к огромному дефициту платёжного баланса. Заграничные капиталовложения сократились на четверть. Торговый флот сократился более чем на четверть, а доход от него в послевоенные годы в реальном выражении так и не достиг довоенного уровня. Дефицит платежного баланса на долгие годы стал хроническим.
Приходилось экономить, и уже в начале 1948 года был запрещен рост заработной платы, несмотря на рост цен и налогов. В 1949 году были отменены школьные бесплатные завтраки и бесплатный проезд школьников в автобусах.
После войны производство в Великобритании стало расти, главным образом за счет наукоёмких отраслей промышленности: электроники и, в частности, производства ЭВМ, самолетостроения, производства реактивных двигателей, химии. В первые послевоенные годы Великобритания производила до 2/3 всех автомобилей Западной Европы. Все это имело на мировом рынке большой спрос.
В 1948 году общий индекс промышленной продукции достиг довоенного уровня. Великобритания восстановила свою долю в мировом экспорте.
Послевоенное лейбористское правительство отменило антипрофсоюзный закон 1927 года, ввело новую систему здравоохранения, социального страхования и ограничило права палаты лордов, которая впредь могла задержать принятие закона не более чем на год.
Зарплата женщин в послевоенный период составляла 52-55 % от зарплаты мужчин.
Нормирование продуктов после войны не только не было отменено, но и было распространено на хлеб (июнь 1946 г.) и на картофель (ноябрь 1947 г.), чего не было даже во время войны. Нормы отпуска продуктов по карточкам были сокращены. Карточки на продукты сохранялись вплоть до 1953 года.

Потери

По данным У. Черчилля, вооружённые силы Великобритании за годы Второй мировой войны потеряли убитыми и пропавшими без вести 303 240 человек, а вместе с доминионами, Индией и колониями — 412 240 человек.
Потери гражданского населения составили 67 100 человек, потери рыболовецкого и торгового флота — 30 000 человек.

Согласно двенадцатитомной «Истории Второй мировой войны», потери Великобритании во Второй мировой войне составили 450 000 человек.

Источники

• У. Черчилль. Вторая мировая война. В 3-х книгах. Сокр. пер. с английского. — М.: Воениздат, 1991. — ISBN 5-203-00705-5, ISBN 5-203-00706-3, ISBN 5-203-00707-1.
• [militera.lib.ru/h/liddel-hart/index.html/ Лиддел Гарт Б. Г. Вторая мировая война. — М.: АСТ, СПб.: Terra Fantastica, 1999]
• История Второй мировой войны 1939—1945. В 12 томах. 1973—1982. М.: Воениздат.
• [militera.lib.ru/research/meltyukhov/index.html/ Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. — М.: Вече, 2000]
• [militera.lib.ru/db/halder/index.html Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939—1942 гг.— М.: Воениздат, 1968—1971]

Отрывок, характеризующий Великобритания во Второй мировой войне

Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.