Архитектура Эстонии
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 30 апреля 2012 года. |
Содержание
Периодизация
Ранняя готика: XIII — начало XV века
Замки
Ранняя готика в Эстонии представлена четырьмя типами замков:
- нерегулярный (полигональный);
- замок-донжон;
- регулярные замки двух типов: Кастель и конвент.
По таким типам строились Орденские замки. Классическим примером второго типа является замок-донжон в Пайде 1265 года.
Замки в Вильянди XIII—XIV вв. и епископский замок Курессааре на острове Сааремаа, который строился в период от 1343 до начала XV века, являются классическими примерами конвента. Из этих замков лучше сохранился епископский замок Курессааре на острове Сааремаа, планировка которого включает квадратные угловые башни Стурвольт и Длинный Герман, а также расположенные по периметру внутреннего двора капеллу с трапезной, покои епископа, зал капитула и дормиторий.
К этому же типу относится замок-монастырь Ордена цистерцианцев в Падизе, который строился со второй половины XIV века до 1448 года и имеет менее регулярную структуру, чем другие конвенты.
Замок Германа в Нарве XIII—XV веках первоначально принадлежал к типу Кастель, а впоследствии, в начале XV века, был перестроен в конвент.
Всего с начала XIII до начала XVI веков на территории Эстонии было построено 46 каменных замков, из которых 17 были орденскими, 12 — епископскими и 17 принадлежали местным феодалам.
Церкви
Готические провинциальные церкви в Амбла конца XIII века и в Коеру (1290) принадлежат к одному архитектурному типу. Они трёхнефные, зальные, с прямоугольным пресвитерием и небольшой башней по оси западного фасада.
Образцами больших готических храмов являются две кирпичные базилики в Тарту: городской Домский собор (XIII—XV века, сохранился в руинах) и Иоанновская церковь 1330 года постройки. Последняя имеет высокую башню на главном фасаде; вимперги портала украшены знаменитой скульптурной композицией «Страшный суд».
|
Поздняя готика: XV — середина XVI веков
Исторический контекст развития архитектуры определяется Грюнвальдской битвой 1410 года, в которой был разгромлен Тевтонский орден, частью которого являлся Ливонский орден, а также усилением роли Ганзейского торгового союза на этой территории (Таллин, Пярну и Тарту были ганзейскими городами).
Замок Тоомпеа
Город Таллин принадлежал Ливонскому ордену с 1347 года. С XV века главным доминантным архитектурным комплексом города стал орденский замок Тоомпеа на Вышгороде. Это был перестроенный древний датский замок, который потом ещё неоднократно перестраивался. В основе его структуры лежит тип конвента, а его высшая цилиндрическая башня называется Длинный Герман.
Крепостные стены
Крепостные стены и башни Таллина известны с 1248 года, однако старейшие из сохранившихся по сей день стен и башен относятся к XIV веку. Строительство продолжалось в XV веке, реконструкция укреплений завершена в 1520-х годах. Они очень хорошо сохранились до сих пор: на конец XVI века были возведены 26 башен, из которых сохранилось 18. Стены имели высоту до 8 метров при толщине 2,85 метра. По низу внутренней части стены шла стрельчатая аркада. В течение XV—XVI веков по мере развития артиллерии башни надстраивались, в них устраивали пушечные бойницы. Наивысшей является башня Кик-ин-де-Кёк (38 м), самой массивной — четырёхэтажная Толстая Маргарита в комплексе Морских ворот. Аналогичные каменные укрепления имел город Тарту, однако они были снесены в XVIII веке.
Жилые дома
Таллинские жилые дома XV — начала XVI веков относятся к щипцовому типу, когда на улицу выходит узкий фасад, увенчанный щипцом, покрытым двускатной крышей (дом епископа, дом Большой гильдии, дома «Три сестры» первой половины XV века, дом на улице Лай, 25, другие дома старого города).
Ратуша
Достопримечательностью гражданской архитектуры является ратуша в Таллине 1404 года постройки со стрельчатой аркадой первого яруса на продольном фасаде и высокой тонкой восьмигранной башней по оси причилкового фасада, увенчанного треугольным щипцом. Это единственная уцелевшая готическая ратуша в Северной Европе.
Гильдии
Дома гильдий в Таллине известны своими изысканными интерьерами (готический зал Большой гильдии 1410 года, зал Олаевской гильдии 1424). Фасады трёх гильдий Таллина выполнены искусными мастерами и достойны внимания людей, тем более, что находятся они недалеко друг от друга: здания Большой гильдии и Олафа выполнены в готическом стиле, Кнуда — в псевдоготическом английском стиле Тюдоров.
Церкви Таллина
Никольская церковь построена в 1827 году в стиле классицизма, что необычно для православной церкви, по немного измененному проекту петербургского архитектора итальянского происхождения Луиджи Руска.
Необычна по пространственной композиции церковь Святого Духа XIV века. Она двунефна, зального типа, с башней на причилковом фасаде и с высоким щипцом. Запланированный изначально третий неф не был построен, поскольку тогда была бы перекрыта одна из центральных улиц города.
Цистерцианский монастырь. Первоначально здесь находилась часовня св. Вячеслава (Вицлава), которая была построена в память сражения 1219 г. и сначала использовалась как монастырская церковь. После 1310 г. монастырь был включен в городскую оборонительную систему. Главные монастырские здания построены не позднее 1300 г. Из дошедших до нашего времени построек древнейшими являются двухнефные помещения восточного и северного флигелей, где крестовые своды опираются на круглые столбы (единственные в Таллине). В украшении капителей наряду со стилизованным растительным орнаментом встречается натуралистический. По-видимому, эти капители готландского происхождения. В последней трети XIV в. часовня была расширена и перестроена в двухнефную, четырёхтравейную (церковь Святого Михаила) без самостоятельного хора. Снаружи, вдоль её фасада со стороны внутреннего двора, через контрфорсы проходил крестовый ход, частично двухэтажный. Сохранился эркер, который соединял крестовый ход с балконом для монахинь. В интерьере церкви 12-гранные столбы поддерживают крестовые своды.
Церковь Святого Михаила построена в трёх стилях. В начале XIII века это была небольшая капелла, которая принадлежала ордену цистерцианских монахинь. С течением времени вокруг капеллы вырос монастырь св. архангела Михаила, и капелла была перестроена в просторную двухнефную церковь. Строительство храма было закончено к XIV веку. В XVI в. с приходом в Эстонию реформации храм стал лютеранским, и во время Северной войны (1700—1721) здесь располагалась гарнизонная шведская церковь. В 1710 г. Ревель был взят войсками Петра I, а в 1716 г. храм был переосвящен в православный собор русского гарнизона в Ревеле (Преображенская церковь). Эти исторические события отражены в облике церкви: она представляет собой эклектичное собрание стилей: башня с барочным шпилем (1776), круглые окна и купол с барабаном (1828—1832, архитектор И. Д. Бантельманн). В интерьере представляет интерес барочный иконостас И. П. Зарудного. Самые крупные работы с внешними стенами церкви были проведены в 1827-30, когда церковь получила вид в стиле классицизма.
Церковь Святого Николая (Нигулисте) была построена в 1406-93 годах. Это трёхнефная базилика с деамбулаторием и башней на западном фасаде.
Церковь Святого Олафа (Олевисте) того же времени, 1400-50 годов. Это трёхнефная базилика, имеет средний неф в 31 метр высотой и башню со шпилем 123,7 метра высотой. Церковь была самой высокой в мире с 1549 года по 1625 год с отметкой 158,4 м, но пожар 1820 года лишил церковь рекорда.
Домский собор, реконструкция 1465 года — короткая трёхнефная базилика с многоугольной апсидой и массивной западной башней, на Тоомпеа. Внутри западной стены маленькая винтовая лестница ведёт в небольшую королевскую часовню и выше на большой королевский балкон, выходящий внутрь церкви.
Монастырь доминиканцев в Таллине начале XV века — большой готический комплекс с зальным трёхнефным храмом и клуатром на улице Вене; сооружения сохранились частично: сохранились капитул, дом приора, амбар, крипта, особую ценность имеют готические порталы. Рефекторий переделан в XVIII веке в Церковь Петра и Павла.
Церковь Петра и Павла на улице Вене имеет форму базилики и построена в классическом стиле с двумя неоготическими башнями. Внутреннее пространство разделено на три нефа.
Монастырь Святой Биргитты, 1417-36 годов — трёхнефная зальная церковь в Пирита, разрушенная ныне, которая имела высокую и массивную щипцовую крышу (стоит в руинах с 1577 года).
Собор Александра Невского — православный пятиглавый трёхпрестольный собор на Тоомпеа, рассчитанный на 1500 человек, построен по образцу московских храмов XVII века.
Шведская церковь Святого Михаила (Таллин) — здание на улице Рюютли, занимаемое церковью, построено как Новая богадельня, и не имеет традиционной ориентации по сторонам света, а также выделенной алтарной части. После Второй мировой войны здесь была спортшкола. В 2002 году отремонтированное и реконструированное здание было снова освящено.
Церковь Святого Иоанна — деревянная церковь богадельни Святого Иоанна. Впервые расположенный неподалеку от города лепрозорий Святого Иоанна, то есть Яановская богадельня была упомянута в 1237 году. Богадельней в средние века называли приют для больных, увечных и стариков. Богадельни строились церквами, монастырями или общинами. В Средние века в Таллине было по крайней мере четыре богадельни: Святого Духа, богадельня у ворот на Нунне, Яановская богадельня и так называемая Новая богадельня на улице Рюютли.
|
Ренессанс: 1550—1630 гг.
Ренессанс пришёл в Эстонию под властью Швеции. Ренессансные и маньеристские влияния проявлялись лишь в малых архитектурных формах и декоре, украшавших вполне готические по композиции и конструкциями здания. Единственное сохранившееся здание в этом стиле — дом братства Черноголовых в Таллине (1597, перестройка готического здания). Другое — важня (весовая) — разрушено в 1944 г.
Раннее барокко: 1630—1730-е гг.
Раннее барокко представлено немногими памятниками, учитывая тогдашний упадок строительной деятельности, обусловленный многочисленными войнами в регионе: виднейшими являются ратуша в Нарве 1671 года, Таллинские ворота в Пярну конца XVII века.
Позднее барокко: 1710—1775-е гг.
Вследствие Северной войны территория Эстонии стала частью Российской империи. Самой выдающейся достопримечательностью является дворцово-парковый ансамбль Екатериненталь (Кадриорг), созданный в 1723 году по приказу российского императора Петра I, архитектор Никколо Микетти. Стилистика приближена к тогдашней петербургской архитектуре, довольно сдержанной в применении средств выразительности, в том числе и декора. Ещё один значительный образец барокко — резиденция губернатора Эстляндской губернии, построенная в 1773 году на месте разрушенной восточной стены замка Тоомпеа. Здание с боковыми ризалитами, выкрашенное в розовый цвет, до сих пор привлекает внимание красотой и благородством. Первоначально дворец был построен двухэтажным, третий этаж и портик пристроили в 1935 г.
Барочная архитектура была также представлена в мызной архитектуре Эстонии, например, в 1797 году неизвестным итальянским архитектором было построено здание мызы Вяяна.
Прекрасным образцом мызной барочной архитектуры Эстонии является также главное здание мызы Палмсе.
Классицизм: 1745—1840 гг.
Классицистическая стилистика представлена преимущественно в университетском городе Тарту и в Таллине. Ратуша в Тарту, построена в 1789 году, ещё содержит отголоски позднего барокко и общей композицией несколько напоминает ратушу в Нарве.
Самым масштабным памятником классицизма является комплекс Тартуского университета, главный корпус которого был построен в строгих и монументальных ордерных формах в 1803 году по проекту немецкого архитектора И. Краузе, который был в этом университете профессором экономики, технологии и гражданской архитектуры. Классицистический ансамбль дополняют другие университетские здания, среди которых самым значительным является анатомический театр.
Примеры классицизма в Таллине: дом Понтуса Стенбока, дворец Каульбарса-Бенкендорфа на Тоомпеа.
В Таллине был ликвидирован пояс бастионных укреплений вокруг Старого города, вместо них созданы парковое кольцо. Характерным явлением стали загородные усадебные дома ордерной архитектуры. Например мыза Саку, мыза Риисипере, мыза Керну, мыза Кирну, мыза Колга, мыза Раиккюла, мыза Удрику, мыза Ааспере, мыза Хыреда, мыза Пиргу, мыза Вохня, мыза Ухтна, мыза Массу, мыза Хяргла, мыза Ряпина, мыза Пенийыэ, мыза Лихула, мыза Касти, мыза Трииги, мыза Путкасте, мыза Курисоо, мыза Тори, мыза Орина, мыза Выхмута, мыза Кяравете.
|
Историзм: 1840—1900 гг.
Доминирующее направление историзма в архитектуре Эстонии — неоготика, образцом чего является Церковь Каарли в Таллине (1870, арх. А. Гиппиус). Дворец Унгерн-Штернберга (1865, арх. Гроппиус), вдохновлённый флорентийским палаццо Строцци, дополнен также неоготическими башенками-трубами и выполненный из кирпича, производит очень живое впечатление и остается в памяти. Фасад здания гильдии Святого Канута построен в английском стиле Тюдоров (английская псевдоготика). Примером неоренессанса может служить здание торгово-промышленной палаты на улице Тоомкололи.
Модерн: 1900—1920 гг.
Модерн Эстонии относится к так называемому северному модерну. В Таллине сформировался под влиянием Петербурга, Финляндии и Риги. Близок к рациональному модерну, однако с мотивами национально-романтических стилизаций. В этой стилизации решены доходные дома в Таллине, Тарту, Пярну, а также виллы того времени.
К наиболее общественных зданий относятся таллинские театр «Эстония» (сейчас Национальная опера) 1910—1913 (архитектор А. Линдгрен) и Немецкий театр (теперь Эстонский драматический театр) 1910 года (петербургские архитекторы А. Ф. Бубырь и Н. В. Васильев); театр «Эндла» в Пярну 1911 года (архитекторы Г. Хеллат и Е. Вольфельдт); здание студенческого общества в Тарту 1902 года.
Церковь Св. Павла в Тарту спроектировал и возвёл в 1915-17 годах знаменитый финский архитектор Элиэль Сааринен (отец ещё более известного американского архитектора середины ХХ века Ээро Сааринена). Сааринен-старший много проектировал для Таллина, в частности, в 1913 году выиграл конкурс на создание генерального плана города.
Архитектура эпохи модерна стала основой для развития эстонской архитектуры в течение 1920-40-х годов и сегодня во многом формирует своеобразие крупнейших городов Эстонии.
| ||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Архитектура Эстонии"
Отрывок, характеризующий Архитектура Эстонии
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».
Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
