Асия бинт Музахим
| Асия бинт Музахим | |
| араб. آسيا بنت مزاحم | |
| Личная информация | |
|---|---|
| Имя при рождении: |
Асия бинт Музахим |
| Отец: |
Музахим |
Коранический персонаж | |
| Категория: |
праведница |
| Упоминания в Коране: |
Аль-Касас [koran.islamnews.ru/?syra=28&ayts=7&aytp=9&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 28:7—9] |
| Связанные персонажи: | |
 Редактирование Викиданных | |
Асия бинт Муза́хим (араб. آسيا بنت مزاحم) — коранический персонаж, жена Фирауна, правившего во времена пророка Мусы (Моисея). Почитается мусульманами как одна из величайших женщин. В исламском предании говорится, что пророк Мухаммед упомянул Асию в числе четырёх величайших женщин в истории ислама, наряду с Марьям (мать пророка Исы), первой женой Мухаммеда Хадиджей и его дочерью Фатимой.
История
Асия была женой Фирауна. В отличие от своего мужа, она была благочестивой и верующей женщиной. Несмотря на своё богатство, она не была такой высокомерной, как её муж. Однажды Асия со своими служанками пришли к Нилу и обнаружили плавающую в реке корзину. Асия немедленно приказала достать из реки корзину, и служанки обнаружили внутри неё мальчика. Асия рассказала мужу о ребёнке и убедила взять его на воспитание. После этого Асия назначила Мусе кормилицу, не подозревая, что та его настоящая мать[1][2]. В исламском предании говорится о том, что Асия тайно поклонялась Богу, боясь наказания мужа и умерла во время пыток её мужа, обнаружившего её истинные убеждения[3].
В хадисах пророка Мухаммеда сообщается, что Асия будет одной из первых женщин, которая войдёт в рай. В Коране Асия упоминается в качестве примера для всех мусульман[2][3][4].
Напишите отзыв о статье "Асия бинт Музахим"
Примечания
- ↑ Ṭabarī; Brinner, William M. The children of Israel. — SUNY Press, 1991. — ISBN 0-7914-0688-1.
- ↑ 1 2 Wheeler Brannon M. Prophets in the Quran: an introduction to the Quran and Muslim exegesis. — Continuum International Publishing Group, 2002. — ISBN 0-8264-4957-3.
- ↑ 1 2 Renard Although the Quran says that she prayed to God to save her from Pharaoh and some Muslim traditions even say that she was migrated when Moses was delivering the Israelites. John. Windows on the house of Islam: Muslim sources on spirituality and religious life. — University of California Press: Continuum International Publishing Group, 1998. — ISBN 0-520-21086-7.
- ↑ Turfe Tallal Alie. Patience in Islam: sabr. — TTQ, INC., 1996. — ISBN 1-879402-32-7.
Литература
- [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/a-siya-SIM_0806 Āsiya] / Wensinck, A.J. // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1960—2005.</span> (платн.)
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Асия бинт Музахим
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
