Вариация фонемы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вариа́ция фоне́мы — в учении Московской фонологической школы: звук, являющийся реализацией фонемы (иными словами, аллофон[1]) в сигнификативно сильной, но перцептивно слабой фонологической позиции[2], не нейтрализуя, таким образом, фонемного противопоставления, и обусловленный данной позицией[3]. Так, в русском языке ударные гласные непереднего ряда в положении между мягкими согласными в артикуляции смещаются вперёд[4] (вол — вёл [v'o'l], лук — люк [l'u'k]), однако не совпадают по звучанию с русскими гласными фонемами переднего ряда, поэтому перед нами вариации фонем (<o> и <u> соответственно).

Вариация противопоставлена, с одной стороны, основному варианту фонемы, выступающему в абсолютно сильной (сигнификативно и перцептивно сильной) позиции (в отличие от него, как и вариант, относится к модификациям фонемы[4]), с другой стороны, варианту фонемы, представляющему фонему в сигнификативно слабой позиции.

Иногда вариацию называют оттенком фонемы[5], однако следует учитывать, что термин «оттенок» используется и шире, в значении «аллофон» и «вариант фонемы» (в его понимании Петербургской фонологической школой)[6].

Напишите отзыв о статье "Вариация фонемы"



Примечания

  1. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 2007
  2. Касаткин Л. Л. Современная русская диалектная и литературная фонетика как источник для истории русского языка. М., 1999
  3. Аванесов Р. И., Сидоров В. Н. Очерк грамматики русского литературного языка (часть I: фонетика и морфология). М.: Учпедгиз, 1945
  4. 1 2 Кодзасов С. В., Кривнова О. Ф. Общая фонетика. М.: 2001
  5. Большая советская энциклопедия, статья «Фонема»
  6. Зиндер Л. Р., Матусевич М. И. [www.ruthenia.ru/apr/textes/sherba/bio.htm Л. В. Щерба. Основные вехи его жизни и научного творчества]


Отрывок, характеризующий Вариация фонемы



В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.