Вёшенское восстание

Вёшенское восстание (Верхне-Донское восстание, Вёшенский мятеж)
Основной конфликт: Гражданская война в России
Район восстания
Дата	11 марта – 8 июня 1919 года
Место	Верхне-Донской округ (Область Войска Донского)
Итог	Победа восставших и их вхождение в Белые армии.
Противники
Совет народных комиссаров (большевики) Донские казаки
Командующие
П. Е. Княгницкий Т. С. Хвесин Суяров П. Н. Кудинов хорунжий Х. В. Ермаков сотник Меркулов есаул Егоров подхорунжий Медведев хорунжий Ушаков подхорунжий Богатырёв штабс-капитан В. Врановский
Силы сторон
части и объединения Южного фронта: 9-я армия 8-я армия (около 20 000 человек) армия восставших в составе: 1, 2, 3, 4, 5-я дивизии, отдельная бригада, Березняково-Лопатинский полк, бывш. 204-й Сердобский стрелковый полк РККА (всего около 30 000 человек)
Потери
неизвестно неизвестно

Вёшенское восстание (Верхне-Донское восстание, Вёшенский мятеж) (11 марта−8 июня 1919) — восстание донских казаков против большевистской власти, установившейся на территориях Верхне-Донского округа после их занятия силами Южного фронта Красной Армии в январе−марте 1919 года.

В конце 1918−начале 1919 года Царицынский фронт рассыпался. Донская армия и многие казаки разошлись по домам. Вошедшие в Верхне-Донской округ части Красной Армии забирали хлеб, проводили репрессии. Поводом к восстанию послужили многочисленные расстрелы казаков и другого населения, а также обыкновенный грабёж со стороны большевиков. Одним из лозунгов восставших был: «Советы без коммунистов».

Предыстория

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Осенью 1918 года донские казаки, выгнав красных за границы Области, не стремились продвигаться дальше. Первой волной массового дезертирования в ноябре стали 200 казаков 2-го Верхне-Донского пешего полка, снявшиеся с фронта и ушедшие в родную Вёшенскую, где находился штаб Северного фронта во главе с генералом Ивановым. Штабные договорились с мятежниками, и те, выдав офицерам 12 зачинщиков, были перевооружены и отправлены назад на фронт. По дороге, узнав о расстреле зачинщиков, мятежные казаки решили идти на чужой, Калачевский участок фронта. Командование нехотя согласилось присоединить их к тамошнему 28-му конному полку (также состоявшего из казаков Верхне-Донского округа). В это время, в начале января 1919 года, «замитинговали» также казаки Казанского и Мигулинского полков. Они также отправились в тыл, где в Калаче столкнулись с частью отправленного на переформирование 28-го полка, к которому уже присоединились вёшенские мятежники. Казанский и Мигулинский полки пошли по домам, а казаки 28-го полка решили заключить мир с красными и разгромить «кадетский» штаб в Вёшенской. Устроив собрание, 28-й полк выбрал командиром Якова Фомина, комиссаром (по аналогии с красными частями) — Ивана Мельникова. 14 января полк, поредевший из-за дезертирства чужих станичников, вошёл в Вёшенскую, хотя и не спешил нападать на штаб. В тот же день 32-й Вёшенский полк также бросил фронт.

Штабные офицеры пытались вызвать карательные части для подавления мятежа, но с рассыпающегося фронта оттянуть кого-то не было возможности. В ночь на 17 января генералы бежали из станицы, а мятежники объявили на 18 число окружное собрание. Мнения на нём разделились, но в итоге решили отправить к красным переговорщиков для заключения мира. На следующий день встревоженный Краснов прибыл в Каргинскую, где пытался поднять казаков в поход на Вёшенскую. Получив отказ, он удалился в Новочеркасск, своей слабостью только ускорив события. Узнав об этом, Фомин арестовал штаб Северного фронта, а станичники Казанской также решили заключать мир с красными. Их делегация отправилась на фронт и заключила со 112-м Богучарским полком (тоже не стремившимся покидать родную губернию) мирный договор с условием не вторгаться на Дон, и обещав самим установить у себя советскую власть. 22 января Фомин издал приказ о новой власти, без «предателя трудового казачества Краснова», и также начал переговоры о мире.

24 января Оргбюро ЦК ВКП(б) постановило начать массовый террор казачества. Фронт окончательно рассыпался; казаки с нижнего Дона, обходя мятежников, отступали маршем к родным землям, устойчивые части верхнедонцев шли с ними, другие разошлись по домам. 30 января Богучарский полк занял Казанскую. Ещё через несколько дней 33-й полк Московской рабочей дивизии занял Вёшенскую, где Фомин практически безуспешно попытался рекрутировать казаков на борьбу с «кадетами». В это же время Сокольников, опасаясь вооружённых восстаний, пытался отговорить советское руководство от массовых репрессий по отношению к казакам, но Свердлов согласился с Сырцовым, предлагавшим казнить всех воевавших против красных. 9 февраля самопровозглашённый комиссар округа Фомин был заменён Василием Калюжным из Могилёва. В тот же день казакам было приказано под угрозой смерти в течение суток сдать всё оружие.

Округ наводнили проходящие на юг к фронту красные части, налагавшие на станицы многомиллионные контрибуции. Пришлые трибуналы начали составлять расстрельные списки, постановили отобрать имущество у «богачей и буржуев». Хлеб был взят под учёт, любые деньги кроме советских были запрещены, начались реквизиции. К началу восстания было расстреляно до 300 казаков, появились слухи о расстрельных списках в сотни казаков из каждой станицы, что вконец взбудоражило верхнедонцев. Ревкомы и исполкомы станиц претворяли в жизнь решения руками пары сотен бойцов из числа заградительных отрядов, рабочих дружин и милиции. 6 марта Верхне-Донской округ был ликвидирован, вместо него создавался Вёшенский район из Казанской, Мигулинской, Вёшенской, Еланской, Усть-Хопёрской и Краснокутской станиц.

Уходя за Донец, окружной атаман Захар Алфёров оставил подъесаулов Илью Сафонова и Алексея Алфёрова готовить подпольную сеть для восстания, которое должно было помочь будущей атаке Донской армии через округ. Вопрос, насколько это подполье способствовало восстанию, остаётся дискуссионным: большинство белых активистов были в числе первых расстрелянных, а повстанцы отрицали сколь-нибудь централизованный характер восстания. В то же время газеты Добровольческой армии предсказали восстание и утверждали о ключевой роли Алфёрова. В начале марта в Вёшенской была раскрыта «подпольная ячейка». Входивший в неё Павел Кудинов сумел убедить красных в своей непричастности.

Силы сторон

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Восставшие

По данным командующего восстанием Павла Кудинова

• 1-я конная дивизия (Каргинская, Боковская, Вёшенская) — командующий — хорунжий Харлампий Васильевич Ермаков
  • 3-й конный полк — подхорунжий П. Боков
  • 4-й конный полк — подхорунжий Иван Платонович Рябчиков
  • 5-й конный полк — подхорунжий Иосиф Алексеевич Фаддеев, затем есаул Алифанов
  • 6-й пеший полк — вахмистр Иван Александрович Зыков
• 2-я конно-пешая дивизия (Мигулинская) — сотник Митрофан Терентьевич Меркулов
  • 1-й пеший полк — хорунжий Петр Савельевич Прибытков
  • 1-й конный полк — подхорунжий Егоров
  • 2-й конный полк — подхорунжий Филимонов, затем вахмистр Сетраков
  • 3-й конный полк
  • 4-й конный полк — подхорунжий Рыбников
• 3-я дивизия (Казанская) — сотник Афанасий Арсентьевич Егоров
  • 1-й конный полк — подхорунжий Башкин
  • 2-й конный полк — подхорунжий Агафонов
  • Партизанский отряд — хорунжий Д. Шумилин
• 4-я дивизия (Казанская, Вёшенская, Воронежская губерния) — подхорунжий Кондратий Егорович Медведев
  • Шумилинский полк — урядник Симонов
  • Дударевский (Ежовский) полк — прапорщик Иван Константинович Благородов
  • Колодезно-Березняговатский полк — фельдфебель Климов, затем подхорунжий Разогреев
• 5-я дивизия (Вёшенская, Еланская, Хопёрский округ)
  • 1-й Вёшенский полк — прапорщик Николай Васильевич Дарин
  • 2-й Еланский полк — хорунжий Иван Федорович Голицын
  • 3-й Калиновский полк — подхорунжий Митичкин, затем подхорунжий Гришин
  • 4-й Букановский полк — сотник Белов
• Отдельная бригада (с конца мая — 6-я повстанческая дивизия) — хорунжий Дмитрий Колычев, затем сотник Богатырев
  • 1-й Еланский полк — подхорунжий Григорий Матвеевич Богатырев
  • 2-й Вёшенский «смешанный» полк — вахмистр Ванифатий Назарович Кудинов
  • Усть-Хопёрская сотня (позже — 1-й Усть-Хопёрский полк) — подхорунжий Митичкин
  • Партизанская сотня (с конца апреля)
• Перешедшие на сторону восставших части Красной Армии
  • 4-й Сердобский (краснознамённый) полк (с 12 апреля) — штабс-капитан Виталий Иосифович Врановский
  • 2-й заградительный отряд (с 12 апреля)
  • 2-я сотня Федосеевского полка (с 27 апреля)

Экспедиционные силы

• Экспедиционная дивизия 8-й армии (на 20 апреля) — Антонович
  • Журавская группа
    • 103-й стрелковый полк
    • 104-й стрелковый полк
    • 106-й стрелковый полк
    • 107-й стрелковый полк
    • Сводный кавдивизион
    • 2-й дивизион 2-й артбригады
    • 2-й заградотряд
    • 3-й заградотряд
    • Отряд курсантов
  • Богучарская группа
    • Правый отряд
    • Левый отряд
    • Калужский эскадрон
    • 1-й заградотряд 13-й стрелковой дивизии
    • 3-й заградотряд 12-й стрелковой дивизии
  • Калачевская группа
    • Правый отряд
    • Левый отряд
    • 1-й конный полк
    • Отряд моряков
    • Пензенско-Саратовский отряд
• Экспедиционная дивизия 8-й армии (на 27 марта) — Волынский
  • 1-й Московский полк
  • 5-й Заамурский полк
  • 204-й Сердобский полк
  • 1-й заградотряд
  • 2-й заградотряд
  • 3-й заградотряд
  • 1-й Саратовский конный полк
  • 2-й Камышинский дивизион
  • Десять запасных рот
  • Батальон лыжников
  • 5-я конная батарея
  • 23-я противосамолётная батарея

Итоги

Несмотря на массовые репрессии, донское казачество сумело при поддержке частей Донской армии сдержать натиск экспедиционных войск. Это в значительной мере позволило Вооружённым Силам Юга России под командованием генерала Деникина прорваться в пределы Донской области, создав угрозу выхода в Центральные районы России.

В военном отношении восстание являло роль отвлекающего фактора и притянуло на себя часть сил Красной Армии, что способствовало успешному наступлению Донской армии.

28 мая−2 июня, учитывая обстановку, Донское командование перешло в наступление по всему фронту. Захватив инициативу, части Донской армии заняли 29 мая Миллерово, 1 июня Луганск, и, взаимодействуя с частями Добровольческой армии, вытеснили 8-ю армию РККА — на север, на воронежское направление, а 9-ю армию РККА — на северо-восток, на балашовское направление, открывая дорогу на Орёл и Тулу.

Литература

• Венков А. В. Вёшенское восстание. — М.: «Вече», 2012. — ISBN 978-5-9533-6038-8..
• Краснов В., Дайнес В. Неизвестный Троцкий. Красный Бонапарт. — М.: Олма-Пресс, 2000. — 510 с. — 5000 экз. — ISBN 5-224-01104-3..
• Кондрашенко О. В. [volgokray.narod.ru/history/Erohin/vosstanie.html Верхне-Донское восстание весной 1919 г.] // «Актуальные проблемы истории Царицына начала ХХ века и периода Гражданской войны в свете современного видения (1900−1920)». — Волгоград, 2001.
• Гражданская война в СССР: В 2-х т. Т.2./ Под ред. Н.Н. Азовцева.. — М.: Воениздат, 1980−1986.
• Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия / редколл., гл. ред. С. С. Хромов. — 2-е изд. — М.: «Советская энциклопедия», 1987.
• Большевистское руководство. Переписка. 1912−1927. Сборник документов / Составители: А.В. Квашонкин, О.В.Хлевнюк, Л.П.Кошелева, Л.А.Роговая. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996. — 423 с. — (Документы советской истории). — 2 000 экз. — ISBN 5-86004-083-0..
• Филипп Миронов. (Тихий Дон в 1917−1921 гг.). Документы и материалы. / Под редакцией В.Данилова, Т.Шанина. — М., 1997. — 792 с. — (Россия. XX век). — 3 000 экз. — ISBN 5-89511-011-0..
• Семанов С. «Тихий Дон»: «белые пятна». Подлинная история главной книги XX века. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — 416 с. — 6 000 экз. — ISBN 5-699-14784-5..
• Уильямсон Хадлстон. Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919−1920. — М.: Центрполиграф, 2007. — (Свидетели эпохи). — ISBN 978-5-9524-2564-4.

Ссылки

• [veshki-bazar.ru/tag/vosstanie/ «TAG ARCHIVES: ВОССТАНИЕ» : подборка статей о Вёшенском восстании // Сайт «Вёшенский базар» (veshki-bazar.ru) (Проверено 16 апреля 2012)]
• [www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m6/0/art.aspx?art_id=140 Трут В. П. Трагедия расказачивания: к событиям весны 1919 года на Верхнем Дону // «Донской временник»: краеведческий альманах / Донская государственная публичная библиотека. — Ростов-на-Дону, 1993−2014.  (Проверено 15 июня 2014)]

Отрывок, характеризующий Вёшенское восстание

Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.