Июньское наступление ВСЮР

Июньское наступление ВСЮР
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	июнь 1919
Место	Екатеринославская губерния, Область Войска Донского, Таврическая губерния, Харьковская губерния, Донецкая губерния, Воронежская губерния, Царицынская губерния, Астраханская губерния
Итог	Победа белых, взятие Харькова и Царицына
Противники
Добровольческая армия Донская армия Кавказская армия Войска Северного Кавказа 14-я армия 13-я армия 8-я армия 9-я армия 10-я армия 11-я армия
Командующие
А. И. Деникин П. Н. Врангель В. З. Май-Маевский В. И. Сидорин А. Г. Шкуро А. П. Кутепов Н. С. Тимановский С. М. Топорков Я. А. Слащёв И. И. Вацетис В. М. Гиттис К. Е. Ворошилов Т. С. Хвесин Н. И. Махно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Июньское наступление — серия наступательных операций ВСЮР, предпринятых в июне 1919.

Переход ВСЮР в наступление

В результате поражения, нанесенного в мае 1919 армиям Южного и Украинского фронтов РККА в боях за Донбасс, Луганск, на Северском Донце и Маныче, войска генерала Деникина смогли перейти от обороны к наступлению.

По словам Деникина, к концу мая на северном фронте белые имели 50,5 тыс. чел. против 95—105 тыс. у красного Южного фронта.

Войска Деникина предприняли одновременное наступление по пяти направлениям:

• Войска Северного Кавказа выделили отряд для наступления на Астрахань
• Кавказская армия наступала на Царицын
• Донская армия имела задачу очистить от красных север Донской области и выходом на линию Поворино — Лиски отрезать район Царицына с запада
• Добровольческая армия наступала на Харьков
• 3-й армейский корпус наступал в Крыму, а особый отряд Добровольческой армии имел задание перехватить отступающие красные войска по выходу с полуострова

Отступление Южного фронта

1 июня части 13-й армии оставили Бахмут, 4 июня добровольцы вступили в Славянск. В тот же день Украинский фронт был ликвидирован, 2-я Украинская армия была переименована в 14-ю и подчинена Южному фронту, 1-я и 3-я Украинские армии были сведены в одну 12-ю армию, вошедшую в состав Западного фронта. Разграничительная линия между Западным и Южным фронтами прошла через Курск — Валуйки — Екатеринослав и далее по Днепру до Херсона.

4—7 июня Марковский полк, наступая от Лоскутовки, взял Лисичанск и очистил от красных значительный район к югу от Донца, подготовив переправу через реку. 9 июня части переправились на левый берег, и к 12-му продвинулись на 30 км вдоль железной дороги в направлении на Сватово.

Запоздалой директивой от 31 мая главком И. И. Вацетис поставил перед армиями Южного фронта оборонительные задачи.

Махно 29 мая порвал с красными и объявил о создании Повстанческой дивизии. Красные, в свою очередь обвинили его в поражении 13-й армии и 8 июня объявили вне закона.

12 июня Вацетис издал директиву о переходе армий Южного фронта к обороне, для прикрытия направлений на Мелитополь, Екатеринослав, Харьков, Валуйки, Воронеж, Борисоглебск и Царицын.

Начался вывоз военного имущества с Украины, из прифронтовых губерний РСФСР и с узловых железнодорожных станций первой линии. Екатеринослав, Харьков, Курск, Воронеж, Борисоглебск, Балашов, Аткарск, Камышин, Царицын, Астрахань превращались в укрепрайоны.

План Гиттиса

Командующий Южным фронтом В. М. Гиттис, полагая, что главный удар противник собирается нанести на Царицынском направлении, а на остальных лишь проводит военные демонстрации, преследуя отходящие без боя красные войска, 8 июня приказал 14-й армии на правом фланге и в центре перейти к активной обороне, а «левым флангом перейти в решительное наступление с фронта Гришино — Славянск в общем направлении на фронт Иловайская — Нырково с целью прикрыть Екатеринослав и Харьков и облегчить положение соседних армий фронта».

Сосредоточенная в районе Синельникова 14-я армия под командованием К. Е. Ворошилова, которого Деникин характеризует как «человека без военного образования, но жестокого и решительного», создавалась из двух формируемых дивизий (7-й Украинской сводной и 47-й сводной) и войск нескольких гарнизонов приднепровских городов, и будучи собранной из разнородных частей, «не представляла слаженного боевого организма».

После прорыва армии к району Славянск — Юзовка предполагалось одновременным наступлением харьковской группы (отряд Беленковича и остатки 13-й армии) вернуть Донецкий бассейн.

Наступление Добровольческой армии

В середине июня войска 14-й армии удерживались на линии Большой Токмак — Балаклея, готовясь перейти в наступление.

Белые их опередили. Для обеспечения фланга Харьковской операции был создан Западный фронт Добровольческой армии под командованием генерала А. Г. Шкуро. 5—7 июня Кавказская казачья дивизия разбила под Гуляйполем войска Махно и отбросила его к Александровску. Затем белые двинулись на север, в нескольких боях разбили части Ворошилова, пытавшиеся наступать от Синельникова, и отогнали их к Екатеринославу, взяв после упорного боя Синельниково и Павлоград.

Обеспечив западное направление, командующий Добровольческой армией генерал В. З. Май-Маевский двинул 1-й армейский корпус Кутепова и Терскую дивизию Топоркова на Харьков. Сбивая противника и не давая ему нигде закрепиться, части за месяц прошли около трехсот верст. 12—14 июня в бою у Барвенкова были разбиты крупные силы красных, наступавших со стороны Лозовой при поддержке двух бронепоездов. 14 июня Топорков и корниловцы заняли Купянск, а 15-го полковник А. В. Туркул с батальоном дроздовцев внезапным ударом с тыла взял Лозовую, где был захвачен бронепоезд, много паровозов и 700 вагонов с различными грузами.

15 июня на фронт прибыл генерал Н. С. Тимановский, принявший командование 1-й дивизией.

К 20 июня были заняты Лозовая, Волчанск и Калач Северный, и Гиттис приказал командованию укрепрайонов во что бы то ни стало удержать Белгород и Харьков. 14-я армия должна была создать угрозу тылу наступающих белых, а 13-я отводилась для прикрытия Корочи и Нового Оскола.

Харьковская операция

20 июня Май-Маевский начал концентрическое наступление на Харьков, со стороны Волчанска, Чугуева, Змиёва и Лозовой. Красные наскоро организовали Харьковскую крепостную зону в составе Харьковского и Белгородского укрепрайонов, прикрывавшую стык между 14-й и 13-й армиями, но лишенная достаточной поддержки полевых войск, она не могла долго сопротивляться.

16-го был взят Чугуев, 20-го марковцы взяли Волчанск, и 23 июня части добровольцев перешли оттуда в наступление. Обойдя Харьков с севера и северо-запада, они перерезали пути на Брянск и Ворожбу, уничтожив несколько эшелонов с подкреплениями. В тот же день правая колонна Кутепова внезапным налетом взяла Белгород, отрезав связь с Курском. Конные разъезды белых появились на северной и восточной окраинах Харькова.

24 июня левая колонна Кутепова (Дроздовский и Сводно-стрелковый полки) после пяти дней боев на подступах к городу вошла в Харьков с севера. Принявший командование гарнизоном А. Я. Пархоменко с отрядом коммунистов, курсантов и матросов на следующий день ворвался в Харьков и овладел привокзальным районом, но, не получив поддержки других частей, утром 26-го отступил. Остатки харьковской группы были выведены в район Валки — Богодухов, где присоединились к частям Левобережной группы 12-й армии.

Продвигаясь от Харькова в направлении Екатеринослава, 28 июня 2-тыс. отряд пластунов при поддержке 3-й Дроздовской батареи после двухдневного боя овладел Константиноградом, обратив в бегство 15-тыс. отряд противника.

Екатеринославская операция

К концу месяца части Шкуро овладели нижним течением Днепра до Екатеринослава, после чего началось наступление на город по двум направлениям. По словам Деникина, атака города была предпринята Шкуро по собственной инициативе.

На севере пехота и две конные дивизии 25 июня атаковали Новомосковск, обошли позиции красных, и два конных полка форсировали Днепр, прорвавшись к району Верхнеднепровска, и выйдя частью сил к Нижнеднепровску, в тыл 7-й Сводной дивизии, оборонявшей город с востока. В тот же день началось наступление с востока, со стороны Павлограда и Синельникова. 19-го на усиление гарнизона Новомосковска был направлен резерв 14-й армии — Особый бронедивизион при СНК УССР. Его командир А. И. Селявкин 25 возглавил оборону, и два дня сдерживал противника. 28-го красные были разбиты под Новомосковском, и части Добровольческой армии ворвались в Екатеринослав с двух сторон. Три дня в городе шли упорные бои; части 14-й армии оборонялись при поддержке Днепровской флотилии, но 30-го были выбиты из города и отступили в район Правобережной группы 12-й армии.

В результате разрыв между 13-й и 14-й армиями достиг 300 км, обнажив тылы 12-й армии. Главное командование было вынуждено подчинить её Южному фронту, а войска разбитых 14-й армии и Харьковской группы сводились в Украинскую группу Южного фронта, подчиненную командованию 12-й.

Наступление Донской армии

Наиболее успешно развивалось наступление на фронте Донской армии. После прорыва фронта 9-й армии в районе Каменской 24—25 мая первая группа К. К. Мамонтова за четверо суток прошла 200 км, очищая правый берег Дона от красных и поднимая на борьбу станицы. 7 июня Мамонтов был на Чире, а 19-го перерезал линию Поворино — Царицын и направил часть сил по Медведице, часть в тыл Царицыну.

Другая группа форсировала Донец у Белокалитвенской, двинулась по Хопру на Поворино. Третья преследовала вдоль Юго-Восточной железной дороги отступавшую к Воронежу 8-ю армию красных. Отдельный отряд А. С. Секретева двигался на северо-восток и 7 июня достиг района восставших станиц Верхнего Дона.

2 июня командование фронтом приказало 9-й армии отойти на линию Екатериновка — Ермаковская — Балабинская. В результате того, что 13-ю и 8-ю армию белые отбросили на северо-запад, а 9-ю и 10-ю — на северо-восток, между ними образовался разрыв.

Окончательно 9-я армия была разбита у Зимняцкой, где донцы окружили 23-ю дивизию и уничтожили 199-й и 201-й полки. Остатки дивизии бежали к станице Арчединская. 23 июня армия отошла к линии рек Терса — Елань. 26 июня командующий армией Н. Д. Всеволодов на автомобиле бежал в расположение белых.

Донские войска очистили область от красных, выйдя на линию Балашов — Поворино — Лиски — Новый Оскол, где в июле начались упорные бои с противником, подтянувшим подкрепления с Восточного фронта.

Глубоко вклинившись в расположение Южного фронта, Донская армия наносила удары по флангам 8-й и 10-й армий, заставляя их отступать все дальше.

Наступление Кавказской армии

Кавказская армия продолжала преследование частей 10-й советской армии, отступавших с Маныча. 2-й Донской корпус, направленный вдоль железнодорожной линии Лихая — Царицын, создал угрозу правому флангу красных и способствовал успешному продвижению Врангеля. В бою 2 июня белые овладели позицией на Есауловском Аксае, последней значительной преградой на пути к Царицыну.

Части Врангеля дважды штурмовали сильно укрепленный город, и 30 июня овладели им. Остатки 10-й армии отступили на север.

Не имея резервов на Южном фронте, главком Вацетис пытался снять части с Восточного и направить их под Царицын, но столкнулся с противодействием командующего Восточным фронтом С. С. Каменева, указавшего на бесполезность попыток затыкания дыр на одном направлении за счет другого, и предложившего сосредоточить вдали от зоны боевых действий ударный кулак в три-четыре дивизии, чтобы потом начать решительное контрнаступление. Впоследствии эта идея стала основой операций красных на Южном фронте.

Астраханский поход

Главноначальствующий Северным Кавказом генерал И. Г. Эрдели направил против Астрахани 5-тыс. отряд генерала Д. П. Драценко. Наступление велось по двум направлениям — степью от Святого Креста и берегом моря от Кизляра. С востока к Астрахани подошли формирования уральских казаков, но попытки пробиться с двух сторон к городу, предпринимавшиеся в июне — августе, были безуспешны по причине недостаточности сил, трудности снабжения, ненадежности частей, сформированных из горцев Кавказа и проволочек английского командования, только в начале июля передавшего белым корабли Каспийской флотилии.

В Астрахани оборонялась 11-я армия, сформированная в марте 1919 из частей упраздненного Каспийско-Кавказского фронта и подчиненная главкому, а с 26 мая — командованию Южного фронта.

Крымская операция

Руководство военными действиями в Крыму, Приазовье и Северной Таврии было поручено генералу Я. А. Слащёву. 5 июня при поддержке орудий английской эскадры части 3-го корпуса начали штурм Ак-Манайских позиций. 11-го части Слащева высадились в районе Коктебеля, а затем была произведена еще одна высадка у Евпатории. Десантные отряды перерезали железные дороги, соединяющие побережье с Симферополем и Джанкоем, после чего развернули наступление на центр полуострова по трем направлениям.

Отряд Виноградова севернее Мелитополя перерезал железную дорогу Крым — Александровск, но остаткам Крымской армии П. Е. Дыбенко 29 июня удалось вырваться и уйти в Северную Таврию в район Каховки, Берислава и Херсона, где они присоединились к 12-й армии как Крымская стрелковая дивизия.

Московская директива

За месяц боев войска Южного фронта отошли местами на 250—300 км и начали закрепляться на второй линии укрепрайонов. Разрывы образовавшиеся на правом фланге и в центре фронта спешно затыкались перебрасываемыми туда подкреплениями. В разрыв между 13-й и 14-й армиями были направлены части Левобережной группы 12-й армии и войска Орловского окружного военного комиссариата, а в промежутки между 13-й и 8-й, 8-й и 9-й армиями направили 1-ю и 2-ю особые дивизии Особого экспедиционного корпуса, подавлявшие до этого Вешенское восстание, и части 31-й и 56-й стрелковых дивизий, переброшенных с Восточного фронта и Украины.

В результате успехов июньского наступления северный фронт ВСЮР к началу июля протянулся 1800-километровой дугой от берега Каспийского моря западнее Астрахани, через Зимнюю ставку — Царицын берегом Волги до Камышина, оттуда на Балашов — Борисоглебск — Коротояк — Острогожск (все исключительно) — Корочу исключительно, далее мимо Хотмыжска и Грайворона на Константиноград — Екатеринослав — Александровск исключительно — Орехов, доходя до Азовского моря западнее Ногайска.

3 июля в Царицине воодушевленный успехами Деникин огласил свою знаменитую Московскую директиву, справедливо раскритикованную впоследствии и красными и белыми специалистами за чрезмерный оптимизм и пренебрежение правилами стратегии. При выборе направления главного удара белый главком столкнулся с противодействием генерала Врангеля, снова предложившего наступать основными силами вдоль Волги, и командующего Донской армии генерала В. И. Сидорина, понимавшего, что донские казаки на Москву не пойдут, и предлагавшего для начала закрепиться в занятых районах.

В итоге было решено наступать по трем направлениям, что при недостатке сил ставило успех предприятия в зависимость от счастливого случая. При этом чрезмерно растянутый фронт белых продолжал удлиняться, так как на Украине шло стихийное продвижение на запад, где войска на встречали сильного сопротивления.

В течение июля белые накапливали силы для похода на Москву, а красные готовились к контрнаступлению. На фронте наступило относительное затишье.

Литература

• Гражданская война в СССР. Т. 2. — М.: Воениздат, 1986
• Деникин А. И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919 — март 1920. — Мн.: Харвест, 2002. — 464 с. — ISBN 985-13-1149-9
• Директивы главного командования Красной Армии (1917—1920). — М.: Воениздат, 1969
• Директивы командования фронтов Красной Армии (1917—1922 гг.) Т. 2. — М.: Воениздат, 1974
• Дерябин А. И. Крестный путь казака Андрея Шкуро // Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. — М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. — 540, [4] с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-025710-4
• Егоров А. И. Разгром Деникина. — М.: Вече, 2012. — ISBN 978-5-4444-0501-7
• Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. — СПб.: Полигон, 2002. — 672 с. — ISBN 5-89173-150-9
• Какурин Н. Е. Как сражалась революция. Том 2. 2-е изд., уточн. — М.: Политиздат, 1990. — 431 с. ISBN 5-250-00813-5
• Кравченко В. Дроздовцы от Ясс до Галлиполи. Сборник. Том 1. — Мюнхен, 1973
• Левитов М. Н. Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974
• Павлов В. Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917—1920 годов. Книга вторая. 1919—1920 годы. — Париж, 1964
• Шкуро А. Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. — М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Транзиткнига», 2004. — 540, [4] с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-025710-4

Отрывок, характеризующий Июньское наступление ВСЮР

– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.