Голландско-шведский меч

Голландско-шведский меч
Офицерский меч 1620—1640 гг. из собрания музея «Скоклостер».
Тип:	меч/шпага
История службы
Годы эксплуатации:	~1610—1650
На вооружении:	шведская армия голландская армия
Войны и конфликты:	Тридцатилетняя война
Характеристики
Масса, кг:	0,760—1,5
Длина, мм:	1 030—1070
Длина клинка, мм:	867—910
Ширина, мм:	29—44
Тип клинка:	прямой, обоюдоострый
Тип эфеса:	открытый/закрытый
Изображения на Викискладе?:	Голландско-шведский меч

Голландско-шведский мечГолландско-шведский меч

Голландско-шведский меч (англ. Dutch-Swedish sword, швед. nederländsk-svensk värja) — тип меча (шпаги) появившийся первоначально в Нидерландах, попавший в результате морских торговых контактов в Швецию и получивший там значительное распространение. Голландско-шведские мечи был типичным холодным оружием голландских, а также шведских солдат Густава II Адольфа во время Тридцатилетней войны. Иногда его называют просто «голландским», или «шведским», или относят к несколько расплывчатому типу клинкового оружия известного под немецким названием нем. offizierdegen (офицерская шпага).

В шведском музее Ливрусткаммарен имеются два экземпляра не совсем типичных мечей голландско-шведского типа. Один, принадлежавший Юхану III датирован 1570—1580 годами, он имеет боковое кольцо с щитком и загнутый конец крестовины (другая половина крестовины утеряна), но непохожее на более поздние образцы круглое навершие. У другого меча полутора-ручная рукоять и ровно срезанный на конце клинок, что было типично для мечей правосудия использовавшихся для отсечения головы. Английский историк-оружиевед Эварт Окшотт назвал его «экстремальным вариантом» мечей голландско-шведского типа.

Конструкция

Голландско-шведские мечи могли иметь одну из двух разновидностей эфеса — открытую или закрытую. Крестовина в обеих случаях имела S-образную форму, один её конец загибался вверх, другой — вниз. С внешней стороны крестовины (справа при удержании оружия в руке), размещалось боковое защитное кольцо (иногда почти прямоугольное в плане), заполненное внутри щитком с пробитыми в нём небольшими отверстиями. В закрытом варианте эфеса щиток выгибался и от него отходила защитная дужка крепившаяся к навершию посредством винта. С внутренней стороны крестовины (слева при удержании в руке) размещалось кольцо для большого пальца, использование которого помогало крепче удерживать оружие и наносить более сильные удары. Иногда, со стороны клинка, данное кольцо расширялось в виде небольшого щитка, прикрывавшего палец от возможных ударов оружия противника. У прекрасного образца меча из собрания музея Фицуильяма с внутренней стороны эфеса расположено второе боковое кольцо, меньше первого, без щитка, но с отходящим от него кольцом для большого пальца. Уплощённое навершие имело форму сердца или близкую к ней.

Клинки широкие и плоские, колюще-рубяшие, с несколькими долами в четверти клинка прилегающей к эфесу. Некоторые клинки имели более выраженное острие и сечение в форме уплощённого ромба.

Эфес Синклера

В англоязычных источниках форма эфеса голландско-шведских мечей известна под названием эфеса Синклера (англ. Sinclair hilt), что порождает некоторую путаницу, так как таким же термином обозначают другой тип эфеса, достаточно мало схожий с голландско-шведским. Эварт Окшотт, описывая данную ситуацию, с целью избежать указанной путаницы, обозначил два типа этих эфесов «Синклер 1» и «Синклер 2», где «Синклер 2» относится к голландско-шведскому типу. «Синклер» же «1» имел S-образную крестовину, выгнутый треугольный щиток, доходящий до грибообразного навершия и защитную дужку с отходящими от неё боковыми ветвями. Такие эфесы часто встречались на южно-германских саблях и эстоках, и их же имели многие из образцов холодного оружия, отправленных датским королём Кристианом IV в Норвегию. Английские коллекционеры викторианского времени связали их с именем полковника Джорджа Синклера, командира отряда шотландских наёмников, отправившихся в 1612 году воевать за Швецию в рамках Кальмарской войны и трагически погибших в битве при Крингене, в долине Гудрун. При этом учитывалось сходство этих эфесов («Синклер 1») с типичными шотландскими эфесами XVIII—XIX веков.

Галерея изображений

• Värja av nederländsk-svensk typ - Livrustkammaren - 36110.tif

  Внешняя часть закрытого варианта

• Värja av nederländsk-svensk typ - Livrustkammaren - 44668.tif

  Внутренняя часть закрытого варианта

• Officersvärja, svenskt armevapen, trolingen från cirka 1620-1640 - Skoklosters slott - 97158.tif

  Открытый вариант эфеса

• Enhalvhandssvärd - Livrustkammaren - 34253.tif

  Полутораручный вариант меча (половина крестовины утеряна)

Комментарии и примечания

Комментарии

Примечания

Литература

• Brzezinski, Richard. The army of Gustavus Adolphus 2 Cavalry / Brzezinski, Richard, Hook, Richard. — Oxford : Osprey Publishing, 1993. — (Men-at-Arms). — ISBN 1855323508.</span>
• Oakeshott, Ewart. European Weapons and Armour : From the Renaissance to the Industrial Revolution. — Woodbridge : Boydell Press, 2000. — ISBN 0851157890.</span>

Ссылки

• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=33370&viewType=detailView Офицерский меч из собрания замка Скоклостер, 1620-1640] (швед.)
• [www.fitzmuseum.cam.ac.uk/opac/search/cataloguedetail.html?&priref=18907&_function_=xslt&_limit_=25#5 Меч из собрания музея Фицуильяма, ~1650] (англ.)

Голландско-шведские мечи в музее Ливрусткаммарен

• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=46544&viewType=detailView Меч Юхана III, 1570-е] (швед.)
• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=41875&viewType=detailView Меч, Золинген, 1615-1630] (швед.)
• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=41785&viewType=detailView Меч принадлежавший Карлу XV, Германия, 1620-1640] (швед.)
• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=41688&viewType=detailView Меч принадлежавший Карлу XV, Швеция, 1620-1640] (швед.)
• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=41758&viewType=detailView Офицерский меч с золингенским клинком, 1620-1640] (швед.)
• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=41746&viewType=detailView Полутораручный меч голландско-шведского типа, 1620-1640] (швед.)
• [emuseumplus.lsh.se/eMuseumPlus?service=ExternalInterface&module=collection&objectId=41876&viewType=detailView Меч принадлежавший Густаву II Адольфу, 1630] (швед.)

Отрывок, характеризующий Голландско-шведский меч

«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».