Диалект алжирской Сахары

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Диалект алжирской Сахары
Страны:

Алжир, Нигерия

Общее число говорящих:

130,5 тыс. чел. (1996)
: 100 тыс. (1996)
: 10 тыс. (1998)

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Афразийская макросемья

Семитская семья
Западносемитская ветвь
Центральносемитская группа
Аравийская подгруппа
Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ISO 639-3:

aao

См. также: Проект:Лингвистика

Диалект алжирской Сахары, сахрави́ (араб. الهجة الصحراوية‎, англ. Algerian Saharan Arabic) — одна из магрибинских развновидностей арабского языка, распространённая в алжирской Сахаре.

Особая диалектальная группа, которую составляют говоры бедуинов алжирской Сахары, примыкает к имеющим свою специфику говорам бедуинов Алжира. Арабские диалекты алжирской Сахары распространены на юге Алжира, до нагорья Ахаггар, где живут бербероязычные туареги[1]. По данным на 1996 год, насчитывалось 130,5 тыс. носителей диалекта алжирской Сахары, из них около 100 тыс. проживало в самом Алжире и 10 тыс. в Нигерии (1998). Диалект распространён в вилайетах Адрар, Бешар, Бискра, Джельфа, Эль-Баяд, Эль-Уэд, Гардая, Иллизи, Лагуат, Наама, Уаргла, Таманрассет и Тиндуф; на границе с Марокко вдоль Атласских гор, к северо-востоку от Медеа, к юго-востоку от вади Риг и на юге до плато Тадемаит[2].

Напишите отзыв о статье "Диалект алжирской Сахары"



Примечания

  1. Ю. Н. Завадовский. [books.google.kz/books?id=1gcuKDKbYKwC Арабские диалекты Магриба]. — Изд-во восточной лит-ры, 1962. — С. 10. — 131 с. — (Языки зарубежного Востока и Африки).
  2. [www.ethnologue.com/language/aao Arabic, Algerian Saharan Spoken] (англ.). Ethnologue. Проверено 24 августа 2015.

Отрывок, характеризующий Диалект алжирской Сахары

За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.