Клодт, Пётр Карлович

Пётр Карлович Клодт
нем. Peter Clodt von Jürgensburg
Портрет Клодта в последние годы жизни
Имя при рождении:	Peter Clodt von Jürgensburg
Место смерти:	мыза Халала, Выборгская губерния, Великое княжество Финляндское
Жанр:	Скульптор
Учёба:	Самоучка; вольный слушатель Академии художеств
Стиль:	Анималист Статуи на Аничковом мосту, памятник Николаю I Памятник Крылову
Влияние на:	Выделение анималистики в отдельный жанр искусства
Работы на Викискладе

Пётр Карлович Клодт (нем. Peter Clodt von Jürgensburg; 1805—1867) — русский скульптор из баронской семьи Клодт фон Юргенсбург.

Мальчик, юноша, офицер

Семья будущего скульптора (небогатая, но родовитая) происходила из балтийских немецких аристократов, состояла из потомственных военных. Его прапрадед был одним из известных деятелей Северной войны, был генерал-майором шведской армии. Отец скульптора был боевым генералом, воевал в Отечественной войне 1812 года. Портрет прославленного генерала занимает достойное место в галерее Зимнего дворца.

Несмотря на то, что П. К. Клодт родился в 1805 году в Санкт-Петербурге, детство и юность его прошли в Омске, где отец занимал должность начальника штаба Отдельного Сибирского корпуса. Там, вдали от стандартов столичного образования, вдали от европейской культуры проявилась склонность барона к резьбе, лепке и рисованию. Больше всего мальчику нравилось изображать лошадей, он видел в них особое очарование. Как и его предки, мальчик готовился к военной карьере. В Омске учился в войсковом казачьем училище. В 1822 году, в возрасте 17 лет, он вернулся в столицу и поступил в артиллерийское училище. Всё свободное время, которое оставалось от обучения ратному ремеслу, он отдавал своему увлечению:

серьёзные классные занятия не могли, однако же, совершенно отдалить прилежного юнкера от специального предмета его настоящего призвания… …При малейшей возможности барон П. Клодт брался за карандаш или перочинный ножик и рисовал или резал лошадей в малых размерах

Также известно, что в этот период Клодт много времени посвящал изучению поз, аллюров и повадок лошадей. «Постигая коня как субъект художественного творчества, он не имел иного наставника, кроме натуры».

После окончания училища будущий скульптор получил чин подпоручика. Офицер служил в учебной артиллерийской бригаде до 23 лет, а после этого в 1828 году ушёл с военной службы и решил далее заниматься исключительно скульптурой.

Скульптор

Два года Клодт учился самостоятельно, копировал современные и античные произведения искусства и работал с натуры. С 1830 года он является вольнослушателем Академии художеств, его учителями стали ректор Академии И. П. Мартос, а также мастера скульптуры С. И. Гальберг и Б. И. Орловский. Они, одобряя работы и талант молодого скульптора, помогали ему добиваться успеха. Всё это время Пётр Карлович жил и работал в одном из подвалов. Туда он даже заводил лошадей. Там он рисовал их в самых разных ракурсах. Клодт изучил лошадь со всех её сторон и поз. Внутри его рабочего помещения было грязно, валялись комки глины, чертежи, зарисовки. Сам же барон ходил в затрапезье. Люди недоумевали: «Как барон может жить в таком убожестве?»

Одарённость и упорство Клодта принесли неожиданные дивиденды: с начала 1830-х годов большим успехом стали пользоваться его статуэтки, изображающие лошадей.

Кони Нарвских ворот

Сильным продолжением карьеры стал большой правительственный заказ на скульптурное оформление Нарвских ворот совместно с такими опытными скульпторами как С. С. Пименов и В. И. Демут-Малиновский. На аттике арки установлена несущая колесницу богини славы шестёрка коней, выполненная из кованой меди по модели Клодта в 1833 году. В отличие от классических изображений этого сюжета, кони в исполнении Клодта стремительно несутся вперёд и даже встают на дыбы. При этом вся скульптурная композиция производит впечатление стремительного движения.

После выполнения этой работы автор получил всемирную известность и покровительство Николая I. Известна легенда о том, что Николай I сказал: «Ну, Клодт, ты делаешь лошадей лучше, чем жеребец».

Аничков мост

В конце 1832 — начале 1833 года скульптор получил новый правительственный заказ на выполнение двух скульптурных групп для украшения дворцовой пристани Адмиралтейской набережной. Летом 1833 года Клодт изготовил модели для проекта, и в августе того же года модели были утверждены императором и доставлены для обсуждения в Академию художеств.

Члены академического совета выразили полное удовлетворение работой скульптора и было решено выполнить обе первые группы в полном размере. После этого успеха в работе над этим проектом наступил перерыв, обусловленный тем, что Клодт завершал работу над скульптурной композицией Нарвских ворот.

Этот перерыв закончился в середине 1830-х, и работа над проектом была продолжена. Император Николай I, курировавший проект пристани, не одобрил сочетание львов и лошадей. Вместо Диоскуров на пристани были установлены вазы.

П. К. Клодт обратил внимание на проект перестройки Аничкова моста и предложил поставить скульптуры не на пристанях Адмиралтейской набережной или на Адмиралтейском бульваре, а перенести их на опоры Аничкова моста.

Предложение было одобрено и новый проект предусматривал установку двух пар скульптурных композиций на четырёх пьедесталах на западной и восточной сторонах моста.

К 1838 году первая группа была реализована в натуральном размере и готова к переводу в бронзу.

Внезапно возникло непреодолимое препятствие: скоропостижно умер, не оставив преемника, руководитель Литейного двора Императорской академии художеств В. П. Екимов.

Без этого человека отливка скульптур была невозможна, вследствие чего скульптор принял решение самостоятельно руководить выполнением литейных работ.

• Wilkinus Pferdebändiger in St. Petersburg.jpg

  Четвертая композиция

• Anichkov bridge horse tamer 2.jpg

  Третья композиция

• Horseman 2.jpg

  Вторая композиция

• Anichkov bridge horse tamer 4.jpg

  Первая композиция

Воплощение в бронзе

Для выполнения работ ему пригодились навыки основ литейного дела, которым его обучали в артиллерийском училище, практически освоенных на службе в артиллерии и применённых на уроках В. П. Екимова в бытность Клодта вольнослушателем академии.

Возглавив Литейный двор в 1838 году, он занялся усовершенствованием, привнеся в работу производства технологические новинки и современные методы.

То, что скульптор стал литейщиком, принесло неожиданные результаты: большинство отлитых статуй не требовало дополнительной обработки (чеканки или исправлений).

Для достижения этого результата потребовалась тщательная работа над восковым оригиналом с воспроизведением мельчайших возможностей и целиковой отливкой композиции (до этого момента такие большие скульптуры отливались по частям). Между 1838 и 1841 годами скульптор успел изготовить в бронзе две композиции и начать подготовку к отливке второй пары скульптур.

20 ноября 1841 года состоялось открытие моста после реставрации.

На боковых пьедесталах стояли две пары скульптурных композиций: бронзовые группы находились на правом берегу реки Фонтанки (со стороны Адмиралтейства), на пьедесталах левого берега были установлены гипсовые раскрашенные копии.

В Берлине

Повторные отливки были изготовлены в 1842 году, но до моста не добрались, император подарил эту пару прусскому королю Фридриху Вильгельму IV и по его указанию скульптуры отправились в Берлин украшать главные ворота королевского дворца.

В Неаполе

В 1843—1844 копии были изготовлены повторно.

С 1844 до весны 1846 года они оставались на пьедесталах Аничкова моста, затем Николай I отправил их «королю обеих Сицилий» Фердинанду II (в Королевский дворец в Неаполе).

• Naples. The steed of Klodt. Left group.jpg

  Левая группа

• Cavalli di Bronzo.jpg

  В Неаполе

• Right group.jpg

  Правая группа

Также копии скульптур установлены в садах и дворцовых сооружениях в России: в окрестностях Санкт-Петербурга — у Орловского дворца в Стрельне и Петергофе, а также на территории усадьбы Голицыных в подмосковных Кузьминках, усадьбе Кузьминки-Влахернское.

С 1846 года на восточной стороне Аничкова моста снова были помещены гипсовые копии, а художник начал создавать дальнейшее продолжение и завершение ансамбля.

Участники композиции были те же: конь и водитель, но у них иные движения и композиция, а также новый сюжет.

На выполнение копий у художника ушло четыре года, и в 1850 году гипсовые скульптуры окончательно исчезли с Аничкова моста, и на их место солдаты Сапёрного батальона под руководством барона Клодта водрузили новые бронзовые фигуры. Работы над оформлением Аничкова моста были завершены.

Сюжет

1. В первой группе животное покорно человеку — обнажённый атлет, сжимая узду, сдерживает вздыбленного коня. И животное, и человек напряжены, борьба нарастает.
   • Это показано с помощью двух основных диагоналей: плавный силуэт шеи и спины лошади, который можно увидеть на фоне неба образует первую диагональ, которая пересекается с диагональю, образуемой фигурой атлета. Движения выделены ритмичными повторами.
2. Во второй группе голова животного высоко вздёрнута, пасть оскалена, ноздри раздуты, конь бьёт передними копытами по воздуху, фигура водителя развёрнута в форме спирали, он пытается осаживать коня.
   • Основные диагонали композиции сближаются, силуэты коня и водителя как бы переплетаются между собой.
3. В третьей группе конь одолевает водителя: человек повержен на землю, а конь пытается вырваться на волю, победно выгибая шею и сбросив попону на землю. Свободе коня препятствует только узда в левой руке водителя.
   • Основные диагонали композиции отчётливо выражены и выделено их пересечение. Силуэты коня и водителя образуют раскрытую композицию, в отличие от первых двух скульптур.
4. В четвёртой группе человек укрощает разъярённое животное: опираясь на одно колено, он укрощает дикий бег коня, обеими руками сжимая узду.
   • Силуэт коня образует очень пологую диагональ, силуэт водителя неразличим из-за драпировки, спадающей со спины коня. Силуэт памятника снова получил замкнутость и уравновешенность.

Прообразы

Прямым прообразом коней Клодта послужили фигуры Диоскуров в Римском форуме на Капитолийском холме, но у этих античных скульптур был неестественный мотив движения, а также налицо нарушение пропорций: по сравнению с увеличенными фигурами юношей кони выглядят слишком маленькими. Другим прообразом были «Кони Марли» французского скульптора Гийома Кусту, созданные им около 1740 года, и находящиеся в Париже на въезде на Елисейские Поля с площади Согласия. В трактовке Кусту кони олицетворяют животное начало, символизируют стремительную неукротимую свирепость и изображены гигантами рядом с малорослыми водителями.

Клодт, в свою очередь, изображал обычных кавалерийских лошадей, анатомию которых изучал много лет.

Реализм пропорций и пластики был изображён скульптором в традициях классицизма и это помогло вписать скульптурное оформление моста в исторический архитектурный пейзаж этой части города.

Одним из серьёзных отличий этой композиции от работ предшественников является отказ от идеи полной и безусловной симметрии и создание последовательного произведения, состоявшего из четырёх композиций.

Итоги

Скульптор потратил на эту работу 20 лет своей жизни.

Эта работа стала одной из самых значимых и известных работ скульптора.

После обсуждения в 1833 году на художественном совете первых двух скульптурных композиций академический совет решил избрать скульптора в назначенные академики, что и было сделано пятью годами спустя — в 1838-м.

Также в том же году он был назначен профессором скульптуры и возглавил Литейный двор Императорской академии художеств.

Сама работа была признана современниками одной из вершин изобразительного искусства, сопоставимой с картиной К. П. Брюллова «Последний день Помпеи». В короткое время она приобрела европейскую известность.

Окончательно статуи заняли свои места только спустя 10 лет после установки первых вариантов.

Они покидали свои постаменты дважды:

• В 1941 году, во время блокады, скульптуры были сняты и закопаны в саду Аничкова дворца.
• В 2000 скульптуры снимались с моста для реставрации.

«Укротители Коней» на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге

• Anichkov bridge horse tamer 3.jpg
• Klodt 04.jpg
• Anichkov bridge horse tamer 1.jpg

Признанный мэтр

После того, как он был признан мастером своего дела, Клодт выполнял другие скульптурные работы, но, по мнению искусствоведов, лучшей его работой остались кони на Аничковом мосту.

Служебный дом

В 1845—1850-х годах Клодт принимал участие в работах по перестройке «Служебного дома» Мраморного дворца: по проекту А. П. Брюллова нижний этаж предназначался под дворцовые конюшни, а корпус, выходящий в сад, должен был стать манежем.

В связи с этим предназначением для украшения здания по фасаду, над окнами второго этажа, во всю длину средней части здания, был выполнен семидесятиметровый рельеф «Лошадь на службе человека».

Его выполнил Клодт по графическому эскизу архитектора, он состоял из четырёх блоков, не объединённых общим сюжетом или идеей:

• Боевые схватки всадников;
• Конные процессии;
• Поездки верхом и на колесницах;
• Сюжеты охоты.

Искусствоведы считают, что этот рельеф был выполнен Клодтом по образу и подобию коней на фризе Парфенона.

Это мнение поддерживается и римским облачением людей, изображённых на рельефах.

Тимпаны боковых фронтонов также были выполнены Клодтом и изображали тритонов, трубящих в раковины.

Памятник Крылову

Вся долгая жизнь русского поэта, работавшего в жанре басни, была связана с Санкт-Петербургом: он приехал сюда в тринадцатилетнем возрасте и прожил здесь свыше шестидесяти лет, практически не выезжая за пределы Петербурга. В этом городе к Крылову пришла слава и всенародная любовь.

Когда в 1844 году он умер, его кончина была воспринята как всенародное горе. В 1845 году через газеты было объявлено о всероссийской добровольной подписке с целью поставить памятник баснописцу. В 1848 году было собрано более 30 тысяч рублей, и Академией художеств был объявлен конкурс, в нём приняли участие все ведущие скульпторы того времени.

В конкурсе одержал победу проект Клодта. Первоначальный эскиз был выполнен в монументальных традициях античности: Могучий поэт в римской тоге с обнажённой грудью. Но на том же листе изображён вариант памятника, напоминающий тот, который ныне находится в Летнем саду.

Клодт смог применить новаторский приём: он сделал памятник, непохожий на пластические изображения полководцев, царей, вельмож, которые в его время украшали Санкт-Петербург и Москву, отказавшись от привычного языка аллегорий и создав реалистически точный портретный образ.

Скульптор изобразил баснописца сидящим на скамье, одетым в повседневную одежду в естественной расслабленной позе, как будто он присел отдохнуть под липами Летнего сада.

Все эти элементы акцентируют внимание на лице поэта, в котором скульптор старался передать характеристику личности Крылова. Скульптору удалось воплотить портретное и общее сходство поэта, что было признано современниками.

Замысел художника пошёл дальше простого изображения поэта, Клодт задумал создать скульптурную композицию, расположив по периметру пьедестала горельефные образы персонажей басен.

Изображения носят иллюстративный характер, и для создания композиции Клодт в 1849 году привлёк к работе известного художника-иллюстратора А. А. Агина.

Клодт перенёс фигуры на пьедестал, тщательно сверив изображения с живой натурой.

Работы над памятником были закончены в 1855 году.

Критика памятника

Клодт был подвергнут критике за мелочную придирчивость с целью достижения максимального реализма в изображении животных на горельефе, автору указывали, что персонажи басен в воображении читателей скорее являлись аллегорическими, чем представляли собой реальных раков, собак, лисиц.

Кроме того, авторов памятника критиковали за несоразмерность сложного по композиции горельефа пьедестала и реалистичного художественного решения портретной статуи.

Несмотря на эту критику, потомки высоко оценили работу скульпторов, и памятник Крылову занял достойное место в истории русской скульптуры.

Памятник князю Владимиру Киевскому

В 1833—1834 годах скульптор В. И. Демут-Малиновский работал над проектом памятника князю Владимиру Киевскому — киевскому князю с 978 года (по другим данным — с 980), инициатору крещения Руси в 988.

Работы завершились представлением в 1835 году проекта президенту Императорской академии художеств.

По невыясненным причинам работы над проектом приостановились на десятилетие.

В 1846 году Демут-Малиновский умер, после этого руководство работами взял на себя архитектор К. А. Тон.

В конце того же года появляются сведения, что «проект принят к исполнению». Тон перекомпоновал проект, взяв за основу эскиз модели Демут-Малиновского и спроектировал постамент в виде высокой башнеобразной церкви в псевдовизантийском стиле.

Клодт в то время руководил литейным двором Академии художеств, ему была поручена отливка памятника в бронзе. Перед отливкой ему пришлось воспроизвести маленькую фигурку, сделанную в своё время Демут-Малиновским в гигантском масштабе памятника.

При выполнении этой работы неизбежно внесение изменений относительно модели.

Оценить эти различия невозможно, так как эскизная модель не сохранилась.

Большую работу Клодт проделал над лицом скульптуры, придав ей выражение одухотворённости и вдохновения.

Аверс купюры 100 тысяч карбованцев 1994 с изображением памятника

Памятник представляет собой бронзовую статую высотой 4,5 метра, установленную на пьедестале высотой 16 метров. Монумент лаконичный и строгий, принадлежит к типичным образцам русского классицизма. Князь Владимир одет в длинный, ниспадающий плащ, в его руке — крест, который он простирает над городом.

Клодт сделал свою работу очень добросовестно, перевёз статую из Санкт-Петербурга в Киев и очень удачно выбрал место для неё: статуя вписана в высокий гористый пейзаж берега Днепра.

Монумент был установлен в Киеве на берегу Днепра в 1853 году. Памятник тиражирован на деньгах — его изображение использовано в качестве художественного оформления купюры Украины достоинством в 10000, 20000, 100000 тысяч карбованцев.

Памятник Николаю I

Памятник для установки на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге был спроектирован Огюстом Монферраном в 1856—1859 годах. Проектировался как объединяющий центр разностильного архитектурного ансамбля большой площади между Мариинским дворцом и Исаакиевским собором.

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810032000

Над оформлением памятника работали несколько скульпторов: сам Клодт выполнил фигуру императора. Пьедестал оформили скульпторы:

• Н. А. Ромазанов создал три барельефа.
• Р. К. Залеман в 1856—1858 годах выполнил четыре аллегорические женские фигуры: «Сила», «Мудрость», «Правосудие» и «Вера», и барельеф на том же пьедестале, изображающий поднесение графом М. М. Сперанским Свода законов императору.

Вершиной композиции является конная фигура императора. Первоначальный эскиз, созданный Клодтом, представлял собой всадника на спокойно стоящем коне. Автор с помощью мимики и жестов планировал отразить характер императора, но этот вариант был отвергнут Монферраном по причине того, что не мог служить изначальной цели объединения пространственных ансамблей.

Скульптор создал новый эскиз. В нём, отказавшись от замысла дать характеристику персонажа, он изобразил коня в движении, опирающегося только на заднюю пару ног. При этом стремительной позе коня противостоит вытянутая в струну парадная фигура императора. Для воплощения этого эскиза скульптор точно рассчитал вес всей конной фигуры для того, чтобы она стояла, опираясь лишь на две точки опоры. Этот вариант был принят архитектором и воплощён в бронзе.

Техническое мастерство выполнения сложнейшей задачи — постановка коня на две точки опоры. Для их прочности Клодт заказал на лучшем заводе в Олонецкой железные подпоры (весом в 60 пудов, стоящие 2000 руб. серебром).

Оценка работы в советское время

• Советские историки и искусствоведы невысоко оценивали композиционно-стилистическую композицию памятника и отмечали, что в качестве единой композиции элементы не смотрятся:
  • Пьедестал, рельефы на пьедестале и конная статуя не подчинены единой идее и в какой-то мере противоречат друг другу.
  • Сами формы памятника измельчены и перегружены мелкими деталями, а композиция вычурна и излишне декоративна.

• При этом выделялись положительные черты композиции:
  1. Она отвечает назначенной цели и, дополняя ансамбль площади, придаёт ему завершённость и целостность.
  2. Все части целого профессионально сделаны мастерами своего дела, художественная ценность элементов несомненна.
• После Революции 1917 года памятник Николаю I на Исаакиевской площади готовился к сносу, как и всё связанное с царизмом, но благодаря уникальной особенности — тяжёлая конная статуя опирается только на задние ноги — был признан шедевром инженерной мысли и не был уничтожен в советское время.

Храм Христа Спасителя в Москве

Совместно со скульпторами А. В. Логановским, Н. А. Рамазановым и другими, работал над скульптурами храма-памятника в «русско-византийском» стиле — Храма Христа Спасителя (строился почти 40 лет), с 10 сентября 1839 года. Именно он, а не Н.А.Рамазанов, исполнил горельеф великомученика Георгия на северной стороне храма, находящийся ныне в Донском монастыре (см. "Историческое описание Храма во имя Христа Спасителя в Москве" М. 1883 г. М.Мостовский - начальник канцелярии строительства храма).

Итог жизни скульптора

Кроме того осязаемого наследства в виде графики и пластики, которое мастер оставил потомкам, он покорил ещё несколько вершин в своей жизни:

• Возглавляя Литейный двор Академии художеств, он добился повышения качества художественного литья в России, и этим придал импульс развития этому искусству в России.
• Вывел российскую анималистику на новый уровень, сделав её самодостаточной дисциплиной искусства.

Малые скульптурные формы

На протяжении всей карьеры Клодт работал в направлении пластики малых форм. Статуэтки этого автора были высоко ценимы его современниками. Часть из них включена в коллекции музеев, таких как Государственный Русский музей.

Смерть

Последние годы своей жизни художник провёл на своей даче Халола, где умер 8 (20) ноября 1867 года.

В ноябре 1867 года задували метели, когда он жил на даче в «Халола», и внучка просила дедушку вырезать ей лошадку. Клодт взял игральную карту и ножницы.
— Деточка! Когда я был маленьким, как ты, мой бедный отец тоже радовал меня, вырезая из бумаги лошадок… Лицо его вдруг перекосилось, внучка закричала:
— Дедушка, не надо смешить меня своими гримасами!
Клодт покачнулся и рухнул на пол.

Похоронен на Смоленском лютеранском кладбище, в 1936 прах перенесен в Некрополь мастеров искусств.

См. также

• Михаил Петрович Клодт (1835—1914) — художник, сын П. К. Клодта

Литература

• Клодт фон Юргенсбург, русские художники // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Самойлов А. Кони Клодта // Художник. 1961, № 12. С.29-34.
• Петров В. Н. Пётр Карлович Клодт / Оформление И. С. Серова. — Л.: Художник РСФСР, 1973. — 60 с. — (Массовая библиотечка по искусству). — 20 000 экз. (обл.)
• Петров В. Н. Пётр Карлович Клодт, 1805—1867. — Л.: Художник РСФСР, 1985. — (Массовая библиотека по искусству). (обл.)
• Клодт Г. А. «Лепил и отливал Петр Клодт…» / Георгий Клодт; Худ. А. А. Зубченко. — М.: Советский художник, 1989. — 240 с. — (Рассказы о художниках). — 25 000 экз. — ISBN 5-269-00030-X. (обл.)
• Клодт Г. А. Повесть о моих предках / Г. А. Клодт; Художник Е. Г. Клодт. — М.: Воениздат, 1997. — 304, [80] с. — (Редкая книга). — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01796-6. (в пер., суперобл.)
• Кривдина О. А. Скульптор Петр Карлович Клодт. — СПб.: Сударыня, 2005. — 284 с. — ISBN 5-88718-042-0. (в пер., суперобл.)
• samlib.ru/s/shurygin_a_i/klodt.shtml Укрощение непокорных

Ссылки

• [www.goldmustang.ru/magazine/heroes/people/471.html Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург] // Журнал "Золотой Мустанг" №2/2002
• [www.artonline.ru/encyclopedia/267 Клодт Петр Карлович. Биография и творчество художника на Artonline.ru] Ромм А. П. К. Клодт.- М.-Л.: Искусство, 1948.-50 с.-0,13 к.
• [www.chayka.org/node/3385 Л. Лернер. Поэма о коне и человеке. Петр Клодт. Журнал «Чайка».]

Отрывок, характеризующий Клодт, Пётр Карлович

– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.