Литуаника (самолёт)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Это статья о самолёте. О регулярном рок-фестивале 80-х названном в честь него читайте в статье Литуаника (фестиваль).

Литуаника (лат. Lituanica) — самолёт, на котором американские лётчики литовского происхождения Стяпонас Дарюс и Стасис Гиренас в 1933 году пытались установить рекорд дальности полёта. Вылетев из Нью-Йорка и удачно перелетев Атлантический океан, они разбились при невыясненных обстоятельствах, когда до конца маршрута (Каунаса, тогдашней временной столицы Литвы) оставалось менее десятой части пути. Этот перелёт считается одним из важнейших событий в истории Литвы XX века.





Маршрут

Весь маршрут был разделён на три этапа: Нью-Йорк-Ньюфаундленд — 2129,8 км, Атлантический океан — 3513,2 км, Ирландия-Каунас — 1543км (всего 7186км). Первые два этапа (полёт над морем) считались более сложными и опасными, третий — более простым.

В своём обращении пилоты заявили, что как удачный перелёт, так и возможная катастрофа укрепит «дух сынов Литвы» (лит. «Lietuvos sūnų dvasią»), вдохновляя их на новые подвиги. В мире этот перелёт был интересен как с научной (изучение воздушных течений), так и с инженерной точки зрения (навигационные возможности использованного самолёта). Хотя после одиночного трансатлантического перелёта Линдберга в 1927 году было совершено много (в том числе и успешных) перелётов с установкой рекордов дальности, вызов оставался очень серьёзным.

Самолёт

18 июня 1932 проживавшие в США опытные пилоты Стяпонас Дарюс и Стасис Гиренас за 3200 долларов выкупили у общества Белланка при Полвокском (Pal-Waukee) аэропорту в Чикаго шестиместный пассажирский самолёт Пейсмейкер (англ. Bellanca Pacemaker, на котором Дарюс уже летал в течение трёх лет. Так как самолёт не годился для дальних полётов, требовался новый двигатель, дополнительные топливные баки, измерительные и навигационные приборы — на всё это нужно было ещё 3000 долларов, которых у них не было. В 1932 году весь мир переживал экономический кризис, поэтому спонсора, профинансировавшего бы весь перелёт, не нашлось. Для сбора денег был организован специальный фонд, проводились дни авиации, когда пилоты за пожертвования совершали полёты с их участниками, велась агитация в литовской печати. За 1932 год с таких праздников и других мероприятий, а также от спонсоров, фонд перелёта собрал 4200 долларов. Были изготовлены более длинные крылья с четырьмя топливными баками, установлен новый девятицилиндровый звездообразный двигатель Wright на 365—388 л. с. и новый винт, на двигатель установлено кольцо Тауненда, на специальные колёса шасси с максимально узкой шиной надеты лапти-обтекатели. Весь самолёт был обтянут новым покрытием, выкрашенным в оранжевый цвет. Получен новый регистрационный номер самолёта — NR-688E.

В начале февраля 1933 года были получены разрешения на перевоз почты через океан по воздуху от почтовых учреждений Литвы и США. 15 апреля журналист газеты «Науенос» (лит. „Naujienos“ — «Новости») А. Вайвада предложил назвать самолёт «Lituanica» (ближе всего к англ. Lithuania, нечто вроде «литовскость», «дух Литвы») — это название всем понравилось и было принято.

24 апреля полностью подготовленная к перелёту «Литуаника» была заправлена 3541 л топлива и 145 л масла, что позволяло самолёту прилететь в Каунас с запасом на ещё 800 км полёта. В самолёте не было радио, а пилоты не брали парашюты, так как самолёт и так был перегружен. В трансатлантических перелётах такие «удобства», а также и автопилот, обычно использовались, особенно в случае организации полёта военными. Официально было признано, что «Литуаника» имела всё необходимое навигационное оборудование и была достаточно подготовлена к перелёту. Тем более что аналогичные самолёты «Белланка» неоднократно использовались в других дальних перелётах.

Лётно-технические характеристики самолёта

Характеристика Показатель
Базовая модель Bellanca CH-300 Pacemaker
Двигатель Wright R-975E
Мощность ~375 л.с.
Размах крыла 15,24 м
Площадь крыла 27,5 м²
Длина 8,45 м
Практический потолок 6096 м
Вес пустого самолёта 1203 кг
Максимальная взлётная масса 3668 кг
Экипаж 2
Крейсерская скорость: 194,6 км/ч
Максимальная скорость: 249 км/ч
Ёмкость топливных баков 3636,8л
Ёмкость маслобака 159л

Перелёт

Дождавшись удачной погоды, 15 июля 1933 года в 6:24 самолёт вылетел из нью-йоркского аэропорта Флойд Беннет (англ. Floyd Bennett). На разбеге сильно перегруженный самолёт дважды чуть не выкатился со взлётной полосы и оторвался от земли только в самом её конце.

Новость о полёте «Литуаники» сразу разошлась по всему миру через телеграфные агентства. Естественно, в тот же день о вылете узнали и в Литве. Вечером 16 июля были зажжены огни на антенне каунасской радиостанции, в воздухе патрулировал самолёт военной авиации, а собравшаяся на аэродроме Алексотас 25-тысячная толпа ждала появления героев. В Каунас самолёт должен был прибыть в районе 2-3 часов ночи. Но ночью 17 июля «Литуаника» так и не появилась, и к утру люди начали расходиться.

Перелетев Атлантический океан, из-за плохих погодных условий перед Ирландией Дарюс и Гиренас повернули на север и через Шотландию и Северное море достигли Германии. При пролёте через городок Берлинген «Литуаника» была освещена прожектором. Позднее, 17 июля в 0:36 по берлинскому времени, самолёт зацепил верхушки деревьев и, сломав несколько из них, разбился у деревни Кухдам в районе Зольдина — теперь это деревня Пшчельник (польск. Pszczelnik) на территории Польши. В Литву о трагедии сообщил представитель ELTA из Берлина — около 11:30 17 июля пришла новость, что недалеко от Зольдина разбился самолёт, который немецкая воздушная полиция признала за «Литуанику». К погибшим пилотам немцы проявили должное уважение: выставили почётный караул, гробы накрыли немецким и литовским флагами, украсили цветами и венками, произнесли прощальные речи, присутствовали военные и правительственные представители.

19 июля гробы с телами пилотов были вывезены в Штайн, а оттуда — самолётом компании «Дерулюфт» (англ. „Deruluft“) в Каунас. Немецкий самолёт от границы сопровождали 9 литовских самолётов. В 16:10 самолёт с телами Дарюса и Гиренаса, трижды облетев город, приземлился в Каунасе на аэродроме Алексотас. Погибших пилотов встречали около 50 000 человек. Похоронная процессия, сопровождаемая звоном церковных колоколов и воем фабричных сирен, прошла до Архикафедрального собора, куда всю ночь продолжали приходить люди чтобы проститься с народными героями. В тот же день из Зольдина в Каунас был также привезён мешок с письмами. Все они были помечены в центральном почтамте специальной печатью: «Одолев Атлантику погибли во славу Литвы».

Литовское правительство решило бальзамировать тела пилотов. На старом каунасском кладбище у проспекта Витаутаса по проекту В. Ландсбергиса-Жямкальниса построен мавзолей (демонтирован в 1958 году), в который 1 ноября 1937 года были перемещены останки пилотов. В 1944 году, под конец Второй мировой войны, с приближением линии фронта к Литве, тела были спрятаны в подвале медицинского факультета каунасского университета, а в 1964 перезахоронены на каунасском военном кладбище. В 1968 на месте захоронения поставлен надгробный памятник, созданный скульптором В. Мачюйкой.

Причины катастрофы

До сих пор нет внятного объяснения, почему, проделав более длинную и трудную часть пути, «Литуаника» разбилась, когда до цели оставалось всего 650 км. Официально было объявлено, что катастрофа произошла из-за грозы или поломки мотора. Однако эксперты установили, что в момент катастрофы двигатель работал (воздушный винт вращался), а топлива было достаточно.[1]. Предполагается и ошибка пилотов, хотя это были опытные пилоты (С. Дарюс, летавший в военной авиации, не имел ни одной аварии).

В ночь катастрофы разразилась сильная, одна из сильнейших за несколько лет, буря. Вероятно, пилоты решили приземлиться и дождаться утра перед завершением полёта в Каунасе. Недалеко от места крушения «Литуаники» были сельские поля — перед посадкой самолёт мог лететь слишком низко, в результате чего и зацепил деревья на краю леса. Много лет спустя литовский пилот В. Кянсгайла (лит. Kensgaila) изучал эти места на самолёте с воздуха и там, по его словам, по направлению полёта, среди ровного леса возвышается холм, поросший дубами склон которого всего в 100 м от места катастрофы спускается к полям, к которым и направлялась «Литуаника». Его вариант: пилоты из-за плохих погодных условий сделали вокруг деревни Кухдам несколько кругов, последний из которых закончился трагически. По словам Б. Бакунаса, о попытке приземлиться на полях перед лесом говорит тот факт, что сначала они перелетели поле и тот холм, и только по пути назад зацепили деревья — а значит самолёт шёл со снижением. Когда-то на тренировках (ещё в Литве) С. Дарюс ночью ориентировался на свет костра при попытках сесть в поле: вероятно тут он пытался сориентироваться по свету автомобильных фар — по словам свидетелей, они летели очень низко, когда увидели автомобильные фары. Вскоре после этого и произошла катастрофа. Отсюда, наиболее вероятно, что катастрофа произошла по причине плохой погоды: была буря, гроза, и очень слабая видимость.

В советской историографии было принято утверждение, что «Литуаника», пролетая над секретным немецким объектом, была определёна как вражеский разведывательный самолёт и сбита «нацистскими милитаристами». Однако следов от пуль на телах пилотов обнаружено не было.[1]

Значение

С точки зрения истории мировой авиации полёт С.Дарюса и С.Гиренаса был одним из многих других, к тому же неудачный. В те времена рекорды дальности перебивались один за другим, и большинство из них ставилось над Атлантикой. Однако, перелёт примечателен тем, что без приземлений они продержались в воздухе 37 часов и 11 минут, пролетев (до места катастрофы) 6411 километров, что было вторым на тот момент результатом для беспосадочного перелёта. Несмотря на плохие погодные условия, отсутствие радиосвязи и автопилота, их полёт отличается весьма высокой точностью. Этим полётом был открыт воздушный путь для перевозки почты между Америкой и Европой.

Долгое время в мире полёт «Литуаники» не был достаточно широко известен. Однако, он имел очень большое значение для самой Литвы: перелёт усиленно использовался для агитации и пропаганды, как символ достижений, доступных в единении литовского народа, символ единства эмигрировавших в тяжёлые времена литовцев с теми, кто остался на родине. Неудивительно, что данный подвиг Литва всячески старается осветить как у себя в стране, так и за рубежом. Подвиг пилотов, их трагическая смерть, стал источником вдохновения для множества поэтов, писателей, художников, скульпторов и композиторов.

В последнее время, в немалой степени благодаря оригинальному дизайну купюры в 10 лит и достаточному распространению литовцев по странам шенгенской зоны, по крайней мере в Европе этот перелёт достаточно известен.

Память о перелёте

  • С 1993 года, с установлением денежной единицы лит купюра в 10 единиц всегда носила изображение пилотов на лицевой стороне и «Литуаники» на оборотной.
  • В честь данного самолёта назван ресторан «Lituanica» в Бэктоне, Лондон.
  • В июле-ноябре 2010 на выставке «Expo 2010» в Шанхае в павильоне Литвы демонстрировалась копия «Литуаники», перелетевшей Атлантику 77 лет назад. Модель самолёта в масштабе 1:4 (размах 4 м, длина около 2 м, вес около 60 кг), подвешенная к потолку павильона, создал Кянсгайла, для которого она стала третьей копией данного самолёта — первой стала полноразмерная пилотируемая реплика в 1983 г., вторая модель, созданная в масштабе 1:2, висит сейчас в Вильнюсском аэропорту. Эту третью копию, после демонстрации в Шанхае, перевезли в Лондон и установили в ресторане «Lituanica».
  • 2013 год (80-летие перелёта) объявлен Сеймом Литовской Республики «Годом перелета литовских летчиков Дарюса и Гиренаса через Атлантический океан».[3]
    • В августе того же года в Вильнюсе, возле Музея энергетики и техники Литвы, открылась инсталляция «Крылья Литуаники» («Lituanikos sparnai»). В качестве основного элемента использована реплика крыла самолёта на подвесном шарнире (поворачивается ветром), второе такое же крыло планируется установить в Нью-Йорке.
В кинематографе

В юбилейном 1983 году, к 50-летию перелёта, были сняты два фильма:

  • д/ф «Крылья Литуаники» режиссёра Робертаса Верба[4] ;
  • х/ф «Полёт через Атлантику» режиссёра Раймондаса Вабаласа[5]. Для этого фильма известный в Литве пилот-конструктор Кянсгайла создал достаточно аутентичную реплику самолёта — летающую копию в масштабе 1:1. Позже её неоднократно демонстрировали на авиационных праздниках, как на земле, так и в полёте.

Реплика самолёта

Полноразмерная пилотируемая реплика самолёта была создана в 1983 г. для художественного фильма о легендарный летчиках. Позже её неоднократно привозили на авиационные праздники как в Литве, так и за рубежом. В 2003 году (70-летие перелёта) эта копия облетела всю Литву и совершила посадку у Каунасского музея авиации.

В 2013, спустя 10 лет, её снова подготовили к полету, для участия в празднике вильнюсской авиации.[6]

Галерея

Напишите отзыв о статье "Литуаника (самолёт)"

Литература

  • Lituanicos skrydis (sud. Jonas Vaičenonis). — K.: Šviesa, 2006. — 72 p.: iliustr. — ISBN 5-430-04532-2
  • «Lituanikos» skrydžio relikvijos VDKM rinkiniuose (sud. Dalė Naujalienė). — V.: Lietuvos Respublikos krašto apsaugos ministerija, 2008. — 72 p.: iliustr. — ISBN 978-9986-738-93-0

Ссылки

  • [www.nedelia.lt/kalendar-sobytijj/lit_kalendar/4845-podvig-darjusa-i-girenasa-ne-byl.html Подвиг Дарюса и Гиренаса не был напрасным] // «Экспресс-неделя», 17 июля 2012
  • [www.15min.lt/ru/article/vesti/urok-neudachnogo-poleta-lituanica-vozmozhno-my-ne-luchshie-letchiki-zato-mozhem-torzhestvovat-na-basketbolnoj-ploshchadke-504-353588 Урок неудачного полета Lituaniса: возможно, мы не лучшие летчики, зато можем торжествовать на баскетбольной площадке] // ru.15min.lt 15 июля 2013
  • [www.lituanica.lt/photos.html lituanica.lt — Проект «Lituanica»]
  • [www.muziejai.lt/Kaunas/aviacijos_muziejus.htm Музей авиации в Каунасе]  (лит.)
  • [www.xxiamzius.lt/archyvas/priedai/horizontai/20040526/8.html О передаче киноматериалов]  (лит.)
  • [www.alytausnaujienos.lt/alytausnaujienos/paskutinionumeriostraipsniai/?nid=1393 Несколько страниц из истории почты]  (лит.)
  • [tv.delfi.lt/video/T6Nk8vrg/ Литовцы открыли диораму самолёта «Литуаники» в Англии] // delfi.lt (видео)
  • [www.youtube.com/watch?v=kZ8JuZ_HlPg «Литуаника» готовится к полёту в Шанхай] (видео)
  • [www.expo2010.lt/index.php/naujienos/legendine_lituanica_lietuvos_paviljone_/1643 EXPO2010. Легендарная «Литуаника» в литовском павильоне]  (лит.)

Примечания

  1. 1 2 Jonas Balčiūnas «Lėktuvai, lakūnai, žygdarbiai». Leidimas 1975 m. 111 puslapis.
  2. [ru.delfi.lt/news/live/v-polshe-s-pamyatnika-letchikam-daryusu-i-girenasu-sorvali-model-samoleta-lituanica.d?id=51391065 В Польше с памятника летчикам Дарюсу и Гиренасу сорвали модель самолета Lituanica] // ru.DELFI.lt, 4 ноября 2011
  3. [archive.is/20130807175605/www.gazeta.lv/story/21517.html «Одолев Атлантику погибли во славу Литвы»]
  4. [www.libma.ru/nauchnaja_literatura_prochee/vozdushnye_puteshestvija_ocherki_istorii_vydayushihsja_pereletov/p18.php Большие крылья маленькой страны] // libma.ru
  5. [www.lrt.lt/mediateka/irasas/19898 „Skrydis per Atlantą“ (iš kino juostos)] - из архива LRT
  6. [ru.delfi.lt/news/live/v-vilnyuse-proshel-prazdnik-aviacii.d?id=61691789 В Вильнюсе прошел праздник авиации] // ELTA, 22 июня 2013

Отрывок, характеризующий Литуаника (самолёт)

– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…