Луций Папирий Курсор (консул 326 года до н. э.)

Луций Папирий Курсор Lucius Papirius Cursor<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Луций Папирий Курсор. Средневековая миниатюра</td></tr>
Консул Римской республики
326, 320, 319, 315 и 313 до н. э.
Диктатор
324 и 309 до н. э.
Отец:	Спурий Папирий Курсор
Дети:	1. Луций Папирий Курсор 2. Луций Папирий Курсор

Луций Папирий Курсор (лат. Lucius Papirius Cursor) — древнеримский политик и полководец, 5 раз был консулом и 2 раза — диктатором.

Биография

Луций Папирий Курсор в 340 до н. э. был начальником конницы при диктаторе Луции Папирии Крассе. Он был избран консулом в 326 до н. э., в год начала Второй Самнитской войны. В следующем году консул Луций Фурий Камилл, который должен был вести войну, слёг от тяжелого недуга. Диктатором он назначил Луция Папирия Курсора, а тот взял начальником конницы Квинта Фабия Максима Руллиана.

В начале войны из-за неясных ауспиций насчёт её исхода Луций Папирий вернулся в Рим для повторных гаданий, запретив Квинту Фабию вступать в сражение с самнитами. В это время Квинт Фабий всё же вступил в битву, одержав блестящую победу. За ослушание Луций Папирий хотел лишить его жизни, однако, вмешательство отца, сената и римского народа спасло его от неминуемой гибели. В течение 324 до н. э. Луций Папирий разбил самнитов, заключил с ними перемирие и получил право на триумф. Объявив консулами Гая Сульпиция Лонга и Квинта Авлия Церретана, он сложил с себя полномочия диктатора.

В 320 до н. э. Луций Папирий стал консулом во второй раз, взяв на себя командование армией в войне с самнитами в Апулии. Осадив Луцерию, он принудил самнитов сдаться и выдать 600 римских заложников, взятых в плен после битвы в Кавдинском ущелье. В 319 до н. э. он продолжил кампанию в Апулии, для чего и был избран консулом в третий раз. После её окончания он вернулся в Рим, где справил второй свой триумф.

В 315 до н. э. он стал консулом в четвёртый раз, однако, он остался в Риме и не принимал участия в военных действиях.

В 309 до н. э. консул Квинт Фабий Максим Руллиан назначил его диктатором для спасения армии Гая Марция Рутила, попавшей в Апулии в окружение. Папирий с резервными легионами поспешил к Гаю Марцию и, соединившись с его войсками, разбил силы самнитов.

Вернувшись в Рим, Луций Папирий справил свой последний триумф, главным украшением которого явилось захваченное оружие. Оно оказалось столь великолепным, что щиты с золотой насечкой раздали для украшения форума. Кампанцы же обрядили в эти доспехи гладиаторов, после чего их прозвали «самнитами».

Литература

• Обнорский Н. П. Папирии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0001.001/919?rgn=full+text;view=image Луций Папирий Курсор (консул 326 года до н. э.)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.

Отрывок, характеризующий Луций Папирий Курсор (консул 326 года до н. э.)

Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.