Максар-Хурц
Максар-Хурц Магсар хурц | |||
| |||
---|---|---|---|
10 июня 1921 — май 1923 | |||
| |||
1918 — 1920 | |||
Монарх: | Богдо-гэгэн VIII | ||
Рождение: | 1869 Цин, Внешняя Монголия, Сэцэн-ханский аймак, хошун Далай-бэйсэ | ||
Смерть: | 1935 Улан-Батор | ||
Дети: | М. Дугаржав | ||
Партия: | МНП | ||
Профессия: | юрист |
- Это имя — монгольское; «Наваанлувсанцэдэнгийн» — отчество, а не фамилия; личное имя этого человека — «Максаржав».
Ма́ксар-Хурц (личное имя монг. Наваанлувсанцэдэнгийн Магсаржав; Магсар хурц — устойчивое прозвище; 1869—1935) — государственный чиновник периода богдо-ханской Монголии, первый министр юстиции МНР, историограф. Отец знаменитого монгольского певца М. Дугаржава.
Содержание
Биография
Ранние годы и образование
Максаржав родился в 1869 году в хошуне Далай-бэйсэ Сэцэн-ханского аймака Внешней Монголии вторым сыном арата-ремесленника Наванлувсанцэдэна. Умирая, отец заставил усыновить своего пятилетнего ребёнка одного земляка, ламу-астролога Самбу. До 15 лет Максаржав выполнял чёрную работу по хозяйству. Нанимаясь батраком в один зажиточный аил в течение трёх лет, выучился монгольскому письму. В возрасте 21 года женился на Гундсамбу (Уушийн Гүндсамбуу), которая впоследствии родила ему троих сыновей и четверых дочерей.
Чиновная карьера
С 1886 по 1894 год проработал писарем в канцелярии Эрдэнэ-Далай-вановского хошуна, затем до конца 1905 года служил при чуулгане Сэцэн-ханского аймака, когда был отобран и переведён в подчинение Шабинского ведомства при Богдо-гэгэне; где прослужил до 1915 года. После национальной революции был пожалован титулом хар-зайсана. С конца 1912 года по указу Богдо-хана вместе с Жамьян-гуном, Галсандоной-Хурцем, Бадрах-Батор-гуном и Бат-Очиром участвовал в переводе 369 томов старого маньчжурского законодательства на монгольский язык, а также работал над составлением 65 томов нового монгольского кодекса законов. В 1918 году Максаржав был произведён в помощники министра по делам религии и государства; работал над подготовкой указов. В 1919 году за заслуги перед Министерством внутренних дел ему был пожалован титул «Помощник государства, зоркий, мудрый, воинственный князь» (монг. Улсад туслагч хурц билигт дайчин гүн), сокращавшийся в простонародье до «Хурц-гун».
Участие в Народной революции
После китайской оккупации страны и роспуска автономного правительства Максар-Хурц отошёл от государственных дел и весной 1920 года примкнул к ургинской революционной группе. Он собственноручно вырезал печать новообразованной Народной партии и проследил, чтобы Д. Догсом и С. Данзан составили письмо с просьбой о помощи к Советам в подобающих выражениях. Включился в антикитайскую деятельность в столице, за что осенью, после неудачного штурма Урги Азиатской дивизией Унгерн-Штернберга и последовавшего военного переворота в стане оккупационного правительства, вместе со многими другими представителями старой монгольской элиты был заключён под стражу. После освобождения Урги Унгерном Максар-Хурц восстановил связи с Народной партией и, сразу после занятия Народной армией столицы, 10 июля был избран на пост министра юстиции.
В Монгольской народной республике
В 1922 году совместно с Ц. Ж. Жамцарано и Ч. Бат-Очиром возглавил комиссию по разработке конституции Монголии. 15 марта вступил в МНП; 8 августа совместно с несколькими другими чиновниками Минюста основал 9-ю партийную ячейку. 31 августа руководил приведение в исполнение приговора о расстреле Д. Бодо и ещё 14 человек, обвинённых в контрреволюционной деятельности, однако уже в феврале 1923 года против самого Максар-Хурца завели дело. Он был арестован; в мае официально уволен с поста министра. По решению ЦК МНП от 14 июня Максар-Хурц, а также Алтангэрэл, Гончигдаш, Лхамжав и Жамьяндамба были исключены из партии за подрывную деятельность против государства. Составленный ими проект конституции был признан слишком буржуазным, и Максар-Хурц был выведен из состава комиссии по её подготовке.
Проведя несколько месяцев без работы, Максар-Хурц в 1923 году устроился начальником канцелярии в Министерство по делам религии, а затем помощником по вопросам пропаганды в МВД, где проработал до 1927 года. В 1925 году на основе имеющихся у него сведений написал книгу о богдо-ханском периоде истории страны (выдержки из неё вошли в изданный в 1934 году труд А. Амара по истории Монголии). 5 октября 1929 году, в разгар экспроприации имущества бывших феодалов, на одном из собраний Б. Шарав завил, что, будучи в период китайской оккупации правой рукой коллаборациониста Г. Бадамдоржа, Максар-Хурц скопил большое состояние, и теперь следует его изъять; однако 10 октября было объявлено, что заявления, будто бы он присваивал собираемые с народа подати, не имеет под собой документальных подтверждений.
Библиография
- З. Лонжид. Магсар хурц. — Улаанбаатар, 2000. ([www.mongolinternet.com/famous/MagsarHurts.htm выдержки])
Позднеев • Пржевальский • Козлов • Щербатской • Рамстедт • Констен • Котвич • Эндрюс • Ларсон • Гедин Напишите отзыв о статье "Максар-Хурц"Отрывок, характеризующий Максар-Хурц– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала: – La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.] Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату. Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо. Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча. Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно. Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех. |