Разрядные полки

Разрядные полки — разрядные (военно-административные территориальные округа) полки, существовавшие в Русском царстве во второй половине XVII века.

Разрядные полки как и разряды подчинялись Разрядному приказу.

Разрядные полки являлись соединением (предтечей постоянных формирований — бригад и дивизий) и включали в себя выборные полки различных родов оружия (службы): стрельцы, драгуны пешей и конной службы, гусары, пикинёры, мушкетёры, солдаты и так далее.

Выборные полки именовались по месту выбора (отбора) служилых людей (город, местность, уезд), роду оружия (службы) и их командирам (начальникам).

История

Дворяне и дети боярские, составлявшие основную часть русского войска в XVI веке, были закреплены за определёнными городами. Эти города объединялись в группы — разряды. В начале XVI века существовали Московский и Новгородский разряды. Полки поместной конницы несли службу на южных границах и дислоцировались в определённых областях (местностях, краях). Во второй половине XVI века эти области превратились в новые разряды, выделившись из состава Московского. В XVII веке число разрядов возрастает, и к 1680-м годам достигает 10. Каждый разряд представлял собой по-современному военный округ и включал в себя до нескольких десятков городов с уездами. Служилые люди каждого разряда образовывали разрядный («боярский») полк. Управление разрядом и соответствующим ему разрядным полком осуществлял воевода — боярин или окольничий. Каждый воеводский полк состоял из нескольких полков солдаты, рейтар, драгун, стрельцов, поместной конницы, который возглавлялся воеводой с «товарищами».

Вплоть до воцарения Михаила Фёдоровича войско (рать) делилось на титульные полки. В начале Русско-польской войны, в 1654 году было сформировано войско, так же делившееся на 5 титульных полков. Однако в ходе войны возросла роль полков нового строя, а вместе с тем — снизилась роль поместного войска, представлявшего собой основу вооружённых сил того времени. Это привело к возникновению новой войсковой организации. Теперь походное войско формировалось из разрядных, а не воеводских полков (сохранился только Большой полк, комплектуемый из ратных людей центральных городов). Впервые такая организация упоминается в 1668—1669 годах, когда русское войско, действовавшее на Украине, состояло из Севского, Белгородского и Смоленского разрядных полков. В походе 1674 года на Правобережную Украину войско состояло из Большого полка, «в левой руке» у него был Новгородский разрядный полк, а «в правой руке» — Белгородский и Севский. В походе 1678—1679 годов войско состояло из Большого, Новгородского, Казанского, Рязанского, Севского и Белгородского полков.

В результате структура войска в мирное время выглядела следующим образом. Основной организационной единицей был полк определённого рода оружия. Несколько таких полков (стрелецких, солдатских, рейтарских и так далее) составляли воеводский или генеральский полк, в некоторых случаях генеральские полки входили в состав воеводских. Воеводские полки составляли боярский — разрядный полк. Исключением продолжал оставаться Большой полк, который, будучи боярским, не являлся разрядным, и собирался только в военное время. Во время походов боярские полки объединялись под командованием первого воеводы Большого полка.

В 1680 году была осуществлена военно-административная территориальная реформа, в результате которой все ратные люди были перераспределены по 9 разрядам. Это были Московский, Северский (Севский), Владимирский, Новгородский, Казанский, Смоленский, Рязанский, Белгородский и Тамбовский разряды (Тульский или Украинный был упразднён, Сибирские разряды реформа не затронула). В результате этой реформы вся европейская часть России была разделена на разряды, ратные люди которых были сформированы в разрядные полки. Был сформирован постоянный Большой полк, расположенный в одном из приграничных разрядов.

В начале XVIII века, в результате административных и военных реформ Петра I, разрядная военно-административная территориальная система была упразднена.

Список полков

Существовали следующие боярские (генеральские) полки, иногда их называли разрядами (пример, Московский разряд):

• Московский
• Севский
• Владимирский
• Новгородский
• Казанский
• Смоленский
• Рязанский
• Белгородский
• Тамбовский
• Тульский (ранее, Украинный)
• Тобольский
• Томский
• Енисейский

См. также

• Разрядный приказ

Литература

• Большой полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Большой полк // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• А. В. Чернов, «Строительство вооруженных сил русского государства в XVII веке (до Петра I)» Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Москва (М.) 1949 год.
• М. Л. Альтговзен, «Строительство вооруженных сил и военное искусство Русского государства в середине XVII в.» М. 1950. 180 С
• Чернов А. В. [www.hrono.ru/libris/lib_ch/chrnv00.html Вооруженные силы Русского Государства в XV—XVII вв. (С образования централизованного государства до реформ при Петре I)] — М., 1954.
• С. О. Кристенсен, «История России XVII в. Обзор исследований и источников.» / пер. Е. В. Возгрина, вступ. статья и ред. В. И. Буганова. М. 1989 год.
• Курбатов О. А. Очерки развития тактики русской конницы «сотенной службы» с середины XVI до середины XVII в. // Военная археология: Сборник материалов Проблемного Совета «Военная археология» при Государственном Историческом музее: Выпуск 2 / Отв. ред. О. В. Двуреченский. — М.: Русская панорама, 2011. — С. 58-91. — 248, [16] с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-93165-296-2. (обл.)

Отрывок, характеризующий Разрядные полки

После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.