Суньер I (граф Барселоны)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Суньер́ I
кат. Sunyer I; исп. Suñer I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Суньер I.
Миниатюра XV века</td></tr>

Граф Барселоны и Жероны
911 — 947
Предшественник: Вифред II Боррель
Преемник: Боррель II и Миро
Граф Осоны
911 — 939
Предшественник: Вифред II Боррель
Преемник: Эрменгол I
Граф Осоны
943 — 947
Предшественник: Эрменгол I
Преемник: Боррель II и Миро
 
Вероисповедание: Христианство
Смерть: 15 октября 950(0950-10-15)
Род: Барселонская династия
Отец: Вифред I Волосатый
Мать: Гинидильда
Супруга: 1-я: Аймильда
2-я: Рихильда
Дети: От 1-го брака:
дочь: Гудинильда
От 2-го брака:
сыновья: Боррель II, Эрменгол I, Миро и Йосфредо
дочь: Аделаида (Бонафилия)

Суньер́ I[1] (кат. Sunyer I; исп. Suñer I) (15 октября 950) — граф Барселоны, Жероны и Осоны (911947), представитель Барселонской династии.

Суньер I был самым младшим из сыновей графа Вифреда I Волосатого. После того как его братья произвели между собой раздел владений своего отца, Суньер, который, вероятно, в это время был ещё ребёнком, не получил ни одного из многочисленных графств, принадлежавших его отцу. Оставшись в Барселоне со своим старшим братом Вифредом II Боррелем, он, по сообщениям некоторых средневековых хроник, достигнув совершеннолетия, стал его соправителем и когда Вифред II 26 апреля 911 года умер, не оставив наследников мужского пола, Суньер I наследовал ему в графствах Барселона, Жерона и Осона.

В первый же год правления у Суньера I произошло столкновение с его старшим братом, графом Сердани Миро II Младшим, объявившим по праву старшинства о своём праве на Барселону. Однако Суньеру удалось отстоять своё право на наследство Вифреда II Борреля, хотя за отказ от претензий на Барселону он должен был передать Миро округ Рипольес, входивший в графство Осона.

Граф Суньер I был первым графом Барселоны, который вёл наступательные действия против мавров, в то время как предыдущие графы Барселоны ограничивались лишь защитой своих владений от нападений мусульман. С самого начала правления граф Барселоны вступил в союз с мусульманскими мятежниками, бунтовавшими против правителей Лериды и Таррагоны. В ответ вали Лериды Мухаммад ал-Тавиль в 912 году совершил нападение на владения Суньера I, разбил войско графа в бою около города Таррега и захватил некоторые из барселонских областей. В октябре 913 года граф Барселоны во главе большого войска уже сам вторгся во владения ал-Тавиля. Во время отражения нападения барселонцев вали Лериды погиб в сражении под стенами своего города, а Суньер II возвратил себе все земли, потерянные в 912 году.

Вскоре после этого граф Суньер I вступил в новый конфликт со своим старшим братом, графом Сердани Миро II Младшим. Причиной спора послужили притязания обоих графов на наследство их дяди, графа Бесалу Радульфо, умершего в период между 913 и 920 годом. После смерти дяди Суньер, которого некоторые исторические хроники называли наследником Радульфо, присоединил графство Бесалу в качестве области (pagus) к графству Жерона, что вызвало недовольство графа Миро. Конфликт разрешился заключением соглашения, по которому Суньер I отказывался от претензий на власть над Бесалу в пользу Миро, а тот отказывался от любых притязаний на графство Барселона, на которое он имел право как старший из живших в это время сыновей Вифреда I Волосатого. Вероятно, условия соглашения не вполне устраивали графа Суньер, так как после смерти Миро II Младшего в 927 году граф Барселоны, претендуя на опеку над малолетними сыновьями умершего графа, Сунифредом II и Вифредом II, неудачно пытался восстановить свою власть над графством Бесалу.

Исторические хроники описывают графа Суньера I как человека вспыльчивого и честолюбивого. Желая возвратить под свою власть все владения монастыря Сан-Хуан-де-лас-Абадесас, которые были переданы тому его предшественниками, Суньер в 935 году попытался сделать это силой. Но аббатиса монастыря, его тетка Эмма, обратилась за помощью к графу Сердани Сунифреду II и графу Бесалу Вифреду II, которые отстояли владения монастыря от посягательств Суньера I.

В 936937 годах граф Суньер совершил новый большой поход в земли мавров: двигаясь вдоль средиземноморского побережья, он разбил войско мавров у Таррагоны, взял дань с неё и с Тортосы, разорил все земли вплоть до Валенсии, взял и разграбил этот город, убив здесь многих знатных горожан, в том числе кади города. Только выступление навстречу войску христиан мусульманского военачальника Ахмада ибн Мухаммада Ибн Илйаса, осаждавшего до этого Сарагосу, заставило Суньера I повернуть обратно. В результате Таррагона, оставшаяся без правителя, 8 лет не подчинялась ни одному из мусульманских правителей, став, по словам хроник, «ничейной землёй». Тортоса, вероятно, до самого конца правления графа Суньер выплачивала ему дань, что подтверждает хартия 945 года, в которой Суньер передал десятую часть дани с Тортосы на строительство церкви в Барселоне.

Одновременно Суньер I поддерживал добрососедские отношения с халифом Кордовы Абд ар-Рахманом III, так как враги графа Барселоны, с которыми он вёл войны, постоянно бунтовали против халифа. Однако в 940 году у графа Барселоны произошёл конфликт и с Абд ар-Рахманом III: узнав, что Суньер I заключил торговый договор с королём Наварры Гарсией I Санчесом, врагом Кордовского халифата, и намерен выдать замуж за него свою дочь, Абд ар-Рахман послал к Барселоне большой флот, который вынудил графа Суньера, под угрозой захвата города, разорвать все отношения с Наваррой. В управлении своими владениями граф Суньер I продолжал политику заселения свободных земель. В 921 году он на собственные деньги выкупил земли вокруг современного города Мойа и заселил их, а в 929 году заселил район Пенедес на границе с владениями мусульман, а также Олердолу. Несмотря на конфликт с монастырём Сан-Хуан-де-лас-Абадесас, Суньер I был очень благочестивым человеком, оказывая значительное покровительство церквям и монастырям, находившимся в его владениях, предоставляя им земельные и денежные дарения.

В 943 году[2] неожиданно умер любимый сын графа Суньера I, Эрменогол Осонский. Местом его смерти названо местечко Балтарге в графстве Сердань, что, вероятно, говорит о новом военном конфликте графа Барселоны и графа Сунифреда II Серданского.

Сильно опечаленный смертью любимого сына, граф Суньер I в 947 году отрёкся от престола, передав свои владения сыновьям Боррелю II и Миро. После этого Суньер ушёл в монастырь Сан-Пере-де-Родес[3], где постригся в монахи. Находясь в монастыре, он продолжал оставаться собственником большого числа поместий, из которых несколько он, уже являясь монахом, передал в дар монастырям и епархиям, находившимся в его бывших владениях. Суньер скончался 15 октября 950 года и был похоронен в монастыре Санта-Мария-де-Риполь. Некоторые историки, опираясь на наличие хартии, датированной 30 июня 953 года и содержащей подпись Суньер, датируют его смерть 15 октября 954 года. Однако достоверность этой хартии вызывает серьёзные сомнения и большинство современных историков считают, что Суньер скончался в 950 году, как об этом сообщают «Деяния графов Барселонских».

Граф Суньер I был женат два раза. Первой его женой (с 914) была Аймильда (умерла ранее 920). В этом браке родилась дочь Гидинильда (915—960), жена Гуго Комборнского, сеньора Керси. Второй женой (с 917/925) Суньер была Рихильда, дочь графа Руэрга Эрменгола. Детьми от этого брака были:

Напишите отзыв о статье "Суньер I (граф Барселоны)"



Примечания

  1. В некоторых средневековых исторических хрониках Суньер I упоминается под именем Сунифред из-за ошибочного сопоставления со своим старшим братом, графом Урхеля Сунифредом II.
  2. Некоторые историки относят смерть графа Эрменогола Урхельского к 935 году, связывая её с конфликтом вокруг монастыря Сан-Хуан-де-лас-Абадесас.
  3. Ранее на основе некоторых хартий считалось, что Суньер стал монахом в монастыре Санта-Мария-де-ла-Грасса, но недавно обнаруженные документы монастыря Санта-Мария-де-Родес, подчинённого монастырю Сан-Пере-де-Родес, достоверно подтверждают пребывание Суньера именно в монастыре Сан-Пере-де-Родес.

Ссылки

  • [www.covadonga.narod.ru/Catalunia.html Каталонские графства]. Реконкиста. Проверено 20 мая 2009. [www.webcitation.org/66Qmw7WpU Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
  • [www.grec.cat/cgibin/hecangcl2.pgm?&USUARI=&SESSIO=&NDCHEC=0064609&PGMORI=E Sunyer I de Barcelona] (англ.). l'Enciclopédia. Проверено 20 мая 2009. [www.webcitation.org/66aCyQwSK Архивировано из первоисточника 1 апреля 2012].
  • [www.fmg.ac/Projects/MedLands/CATALAN%20NOBILITY.htm#_Toc201549359 Catalonia] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 20 мая 2009. [www.webcitation.org/66JzXvmAO Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Суньер I (граф Барселоны)

Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.