Таубе, Михаил Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Александрович фон Таубе
Место рождения:

Павловск (Санкт-Петербург), Российская империя

Научная сфера:

международное право, история

Место работы:

Санкт-Петербургский университет

Альма-матер:

Санкт-Петербургский университет

Научный руководитель:

Ф. Ф. Мартенс

Барон Михаил Александрович фон Таубе (15 мая 1869 года, Павловск — 29 ноября 1961 года, Париж) — российский юрист-международник, историк, государственный деятель. Католик, выходец из старинного шведско-немецкого рода фон Таубе, известного с XIII века, одна из ветвей которого (прибалтийская — остзейская) оказалась на службе у российского престола.





Семья

Отец, Александр Фердинандович (19 августа 1834 — 12 июля 1897), выпускник института Инженеров путей сообщения. Мать, Анна Яковлевна, урожденная Буторова (18331916).

Приходился родственником Н. К. Рериху[1].

Братья: 1) Александр (9 августа 1864 — январь 1919), генерал-лейтенант российской армии, «сибирский красный генерал». Попав в плен к белым, скончался от тифа в Екатеринбургской тюрьме. 2) Яков (род. 24 августа 1865) и 3) его близнец Борис (18651941) — военные. 4) Георгий (21 июня 1867 — 25 марта 1868). 5) Сергей (род. 19 августа 1870), инженер-путеец, оставшийся после революции на родине, получил звание Заслуженный железнодорожник СССР.

Женился в 1897 году на Раисе Владимировне Рогаля-Качура (29 сентября 1879 — 9 июня 1962), от которой имел дочерей Нину (род. 1898), Елену (15 февраля 1902 — 30 апреля 1966), Анну (род. 1909) и Марию (род. 1909).

Образование

В 1887 году окончил с золотой медалью Шестую петербургскую гимназию, а в 1891 — юридический факультет Петербургского университета с дипломом I степени (за работу «Рецепция римского права на Западе»). 1 декабря 1891 года был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре международного права. Ученик известного юриста-международника, профессора Ф. Ф. Мартенса.

Учёный-юрист

28 мая 1896 года был утверждён в степени магистра международного права (История зарождения современного международного права. Средние века. Т. I. Введение и часть общая. СПб., 1894), а 29 ноября 1899 года — доктора международного права (История зарождения современного международного права. Средние века. Т. II. Часть особенная. Принципы мира и права в международных столкновениях средних веков. Харьков, 1899).

С 1 января 1897 года он преподавал в Харьковском университете, в 19031911 гг. — в Петербургском университете (сменил на кафедре своего учителя Ф. Ф. Мартенса), в 19091917 гг. — в Училище Правоведения. Профессор. Был членом-учредителем Российского общества морского права (1905 год).

Дипломат

Со 2 января 1892 года и до 1917 года он был причислен к Министерству иностранных дел. Работал в юрисконсультской части министерства под руководством Ф. Ф. Мартенса. Вице-директор Второго департамента МИД (с 1905 года), затем советник (с 1907 года), непременный член Совета этого министерства. В 19041905 годах принимал участие, в качестве юридического представителя России, в Парижской международной следственной комиссии по делу о Гулльском инциденте, вместе с адмиралом Ф. В. Дубасовым сыграл большую роль в успешной защите российских интересов в этом сложном деле.

В 19081909 годах — уполномоченный России на конференции по морскому праву в Лондоне.

С 18 ноября 1909 года был представителем России в Постоянной палате Международного третейского суда в Гааге. Ему приходилось давать многочисленные разъяснения, готовить справки и оказывать консультации по вопросам международного права.

В 1914 году, за несколько недель до начала Первой мировой войны, убедил правительство России изъять из германских банков все хранившееся там российское золото.

Государственный деятель

С 22 апреля 1911 года был товарищем министра народного просвещения. Был ближайшим сотрудником министра Л. А. Кассо, как и он, придерживался консервативных политических взглядов. После смерти Кассо, с 19 октября 1914 по 11 января 1915 года временно управлял министерством. Неоднократно выступал в Государственной Думе (по вопросу о выделении из Царства Польского Холмской губернии в 1912 году и др.). Участвовал в разработке закона о введении всеобщего начального обучения.

11 февраля 1915 года был назначен сенатором, тайный советник. 1 января 1917 года стал членом Государственного Совета по назначению, член фракции правых.

Историк

Являлся действительным членом Императорского Исторического общества (1912), Императорского Общества ревнителей исторического просвещения (1914), почётным членом Московского археологического института (1912), Витебской (1909), Тульской (1913) и Псковской (1916) губернских учёных архивных комиссий и Псковского археологического общества (1916).

Профессионально занимался генеалогией, автор исследований по истории родов фон Таубе и фон Икскюль. Являлся одним из главных разработчиков Устава Русского генеалогического общества (1897), был его членом-учредителем. 15 марта 1914 года он был избран товарищем председателя этого Общества. С 14 мая 1905 он также действительный член Историко-родословного общества в Москве.

Автор научных работ, посвященных происхождению русского государства и крещению Руси, взаимоотношениям Руси и католической церкви. Проводил исследования родословной семьи Рерихов[2].

Культурная деятельность

Был действительным членом Санкт-Петербургского философского общества (1906), почётным членом Общества классической филологии и педагогики в Санкт-Петербурге (1913). В эмиграции издал сборник стихотворений «Видения и думы». Мемуарист.

Вице-президент Комитета Общества Друзей Культуры, Русской секции Французской ассоциации друзей Музея Рериха, председатель Русской Ассоциации Общества Рериха в Париже, личный представитель Николая Рериха в Европе, генеральный делегат и председатель отдела Музея Рериха в Нью-Йорке, организатор и председатель Особого Комитета Пакта Рериха при Европейском центре.

Активно готовил подписание Международного Пакта по охране культурных и исторических ценностей (Пакт Рериха и Знамя Мира) в конце 20-х начале 30-х годов в Европе и США, который был подписан в США 15 апреля 1935 года, и на основе которого в Гааге в 1954 году была подписана конвенция по охране и защите культурных ценностей во время военных конфликтов.

Эмиграция

С 1917 — в эмиграции. Член Особого комитета по делам русских в Финляндии (1918), министр иностранных дел в сформированном в Финляндии правительстве в изгнании под руководством А. Ф. Трепова (1918). Затем жил в Швеции (читал лекции по истории международных отношений и международного права в Упсальском университете) и Германии. С 1928 года жил в Париже, где преподававал в филиале Русского института при юридическом факультете Парижского университете и в Европейском центре Фонда Карнеги за международный мир. Входил в состав ученого совета Русского научного института в Берлине, читал лекции в ряде университетов Германии и Бельгии. Продолжал заниматься исследованием вопросов международного права. Член Академии международного права в Гааге. В 1932—1937 — профессор Мюнстерского университета (Германия), после расторжения с ним контракта (по особому предписанию из Берлина) вернулся в Париж.

Член Высшего Монархического Совета и Общества «Икона» в Париже. В 1930-е годы был юрисконсультом великого князя Кирилла Владимировича. Он принимал участие в разработке нового устава об Императорской фамилии в редакции, которой придерживались великие князья Кирилл Владимирович и Владимир Кириллович.

Вошел в состав образованной 1 декабря 1951 года Центральной генеалогической комиссии для, учрежденной для принятия мер по пресечению самозванства, устройства третейского сословного суда, общей регистрации дворянских фамилий, для издания сборника российского титулованного и нетитулованного дворянства и вообще для сосредоточения в одном учреждении всего, что касается русского дворянства, куда заинтересованные лица могли бы обращаться и получать официальную информацию в соответствии с законами Российской империи. Был членом Русского историко-родословного общества в Америке.

Прихожанин храма Святой Троицы в Париже, участник Русского апостолата, публиковался в бюллетне «Наш приход».

Труды

  • История зарождения современного международного права. — Т. I. СПб., 1894. — Т. II. Харьков, 1899.
  • Христианство и организация международного мира / 2-е изд. М., 1905.
  • Система междугосударственного права. СПб, 1909.
  • Восточный вопрос и австро-русская политика в первой половине XIX столетия. — Пг., 1916.
  • Вечный мир или вечная война? (Мысли о Лиге Наций). — Берлин, 1922.
  • Этюды об историческом развитии международного права в Восточной Европе. 1926 (на французском языке).
  • [www.unavoce.ru/library/taube_premongol.html Рим и Русь в до-монгольский период]. Париж, 1928.
  • Аграфа: О незаписанных в Евангелии изречениях Иисуса Христа. — Варшава, 1936. — 150 с. (также: М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 2007).
  • [runivers.ru/philosophy/lib/book6265/146831/ Познаниеведение (гносеология) по Славянофильству. — Петроград: Тип. М. И. Акинфиева, 1912] на сайте Руниверс
  • Аграфа у Отцов Церкви. Варшава, 1937.
  • Аграфа в древнехристианских апокрифах. Париж, 1947.
  • Аграфа в иудейских и магометанских писаниях. Париж, 1951.
  • Император Павел I — великий магистр Мальтийского ордена. Париж, 1955 (на французском языке).
  • «Зарницы»: воспоминания о трагической судьбе предреволюционной России (1900—1917). М., 2006.

Факты

Библиография

  • Таубе, Михаил Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Бовкало А. А. [www.petergen.com/bovkalo/taube.html Барон Михаил Александрович Таубе] // Из истории Русского генеалогического общества. Сборник статей и материалов. СПб. 2001. С. 88-93.
  • Михайловский Г. Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914—1920.
  • Стародубцев Г. С. Международно-правовая наука российской эмиграции. М., 2000.
  • Колупаев, Владимир Евгеньевич. Ментальная и социокультурная картина жизни русских католиков в Париже в XX в. // Ежегодник историко-антропологических исследований. М.: Издательство «ЭКОН-ИНФОРМ», 2010. С. 64 — 73.
  • Колупаев, Владимир Евгеньевич Работы М. А. Таубе по византиноведению в Русском Зарубежье XX в. // Российское византиноведение: Традиции и перспективы. М.: Издательство Московского университета, 2011. с. 122—124.
  • О переписке М. Таубе с Л. Толстым Колупаев, Владимир Евгеньевич [magazines.russ.ru/nlo/2011/109/ko15.html Лев Николаевич Толстой и новое о нём (по русским католическим источникам в Италии)]

Напишите отзыв о статье "Таубе, Михаил Александрович"

Примечания

  1. Алвилс Хартманис [www.latvijasrerihabiedriba.lv/images/konference/FRoehrichkr.htm Константин Федорович Рерих действительно сын Фридриха Рериха]. — 2015.
  2. [www.delphis.ru/journal/article/pisma-nkrerikha-k-mataube Письма Н.К.Рериха к М.А.Таубе]. // Журнал "Дельфис" - 80(4/2014).

Ссылки

  • [zarubezhje.narod.ru/tya/t_019.htm (фон) Таубе Михаил Александрович РЕЛИГИОЗНЫЕ ДЕЯТЕЛИ И ПИСАТЕЛИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ]
  • [magazines.russ.ru/nlo/2011/109/ko15-pr.html Л. Н. Толстой и М. А. Таубе, переписка, христианство В л а д и м и р К о л у п а е в. ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ И НОВОЕ О НЕМ (ПО РУССКИМ КАТОЛИЧЕСКИМ ИСТОЧНИКАМ В ИТАЛИИ) // «НЛО» 2011, № 109]
  • [zarubezhje.narod.ru/texts/frrostislav305.htm М. Таубе ФРАНЦИЯ Приход Святой Троицы в Париже]
  • [web.archive.org/web/20060212182002/vselenstvo.narod.ru/library/lexicon.htm Таубе М. А. Биографический справочник деятелей русского католического апостольства в эмиграции 1917—1991 гг. Омск — 2005 / Составитель: Голованов С. В.]

Отрывок, характеризующий Таубе, Михаил Александрович

– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.